ДЯДЯ ДЖОН. Можете вы назвать человека, который хотел бы причинить вашему отцу физический вред?

ПАЙ. За долгие годы банк забрал за долги дома у многих людей. Мужчина, которому принадлежал этот дом, повесился на тутовом дереве во дворе.

ГАРРИ. Этот фермер действительно повесился.

ПАЙ. Вы думаете, кто-то убил моего отца?

ДЯДЯ ДЖОН. Я пытаюсь понять, что он там делал.

ПАЙ. Все, что он делал, так или иначе было связано с деньгами.

ДОК ВОЛЬФ. Как по-твоему, где может быть эта маленькая книга? Которую он всегда носил во внутреннем кармане пиджака?

ПАЙ. Наверное, там и лежит.

ДЯДЯ ДЖОН. Так сказала ваша мать. Но ее там не оказалось. Остался бумажник, набитый деньгами. Золотые часы. Обручальное кольцо. А книжка исчезла.

ПАЙ. Это действительно странно. Без нее он из дома не выходил.

ДЯДЯ ДЖОН. Как думаете, она имела какую-то ценность?

ПАЙ. Только для него. Экземпляр старого карманного издания «Макбета», который он нашел на свалке еще мальчишкой. Увидел свою фамилию, и решил, что это какой-то знак. Словно книга о нем. Словно он может раскрыть ее и найти любой ответ, который искал. Он был трезво мыслящим человеком, но к этой книге относился особо. Если ее при нем не было, я скажу, это что-то означает. Только не знаю, что именно.

ДЯДЯ ДЖОН. Нет каких-нибудь идей, кому она могла понадобиться?

ПАЙ. Я изо всех сил пытаюсь не иметь никаких идей, за исключением тех, что касаются кротов. Нахожу, что только так я могу быть счастливым.

ДЯДЯ ДЖОН. Прошлой ночью вы были дома?

ПАЙ. Я дома каждую ночь. Вы думаете, я выманил отца к Индейским пещерам в грозу глубокой ночью и ударил по голове камнем, чтобы забрать его книгу?

ДЯДЯ ДЖОН. Такое ощущение, что вы не были особо близки.

ПАЙ. Черт, мой отец не перешел бы улицу, чтобы сказать, что у меня отвалился нос. Он сильно разочаровался во мне. Я ненавидел деньги и все, связанное с деньгами, и ему не нравилась Делорес. Обычно она высмеивала его, у нее был сильный характер, у этой девушки. Вот Глинис он любил. Любил свою внучку. Когда она умерла, что-то умерло и в нем. Может, последняя искра обычной человеческой добропорядочности. Я так старался, чтобы убедить его полюбить меня. Думаю, поэтому и согласился сыграть в этом спектакле, «Ромео и Джульетта», который поставил Джеймс Роуз[4]. Странно, как надолго запоминается театральная постановка. Я думаю, это было самое счастливое время в моей жизни. Я знал, как он любит книгу, которую постоянно носил с собой, и решил, что на него произведет впечатление мое участие в постановке по пьесе Шекспира. Но он лишь сказал, что ставить Шекспира на сцене нелепо. Правда, признал, что Вонни хорошо сыграла Джульетту. Но также сказал, что большая часть постановки такая ужасная, что ему хотелось разбить себе голову камнем. Но именно эта постановка свела меня и Делорес вместе. Поэтому, возможно, она кажется мне лучше, чем была на самом деле. Я думаю, он прочел всего Шекспира раз двенадцать, но больше всего ему нравилась пьеса, которая носила его фамилию. Он читал эту пьесу, как некоторые читают Библию. Для него она представляла собой шифр, который он пытался разгадать. Это может показаться странным, но именно такими были мои чувства по отношению к нему. Я большую часть жизни пытался понять моего отца, но так и не смог разгадать этот шифр.

ГАРРИ. Кроты. Господи Иисусе! Мой сын, тупой, как фонарный столб. Он разочаровал меня точно так же, как я – моего отца.

ПАЙ. Теперь, думая об этом, я вроде бы слышал, давным-давно, что раньше он ходил к Индейским пещерам. Только не знаю, зачем.

ДЯДЯ ДЖОН. Он вам это говорил?

ПАЙ. Сомневаюсь. Мой отец был не из тех, кому нравилось открывать душу. Во всяком случае, мне. Может, мне это приснилось. Но я помню, что на его лице возникало странное выражение всякий раз, когда упоминались эти Индейские пещеры. Словно его связывало с ними какое-то неприятное воспоминание. Не знаю. Его лицо в этом смысле напоминало китайские иероглифы. Поди пойми. Через какое-то время я просто сдался. И наши пути полностью разошлись. А теперь все, кого я любил, умерли. Остались у меня только кроты.

(Падающий на них свет меркнет. Звуки надвигающейся грозы).

(УНА, ВЕРА и СКОТИЯ – три девушки, сидят у Индейских пещер, наблюдая за надвигающейся грозой. Появляется ГАРРИ, гораздо моложе).

УНА. «Палец у меня зудит. Что-то злобное спешит».

ВЕРА. Сказано идиотом.

СКОТИЯ. Ничего не значит.

ГАРРИ. Прошу извинить.

(Звяканье маленького колокольчика над дверью).

УНА. Звякнул маленький колокольчик над дверью.

ВЕРА. Кто-то вошел.

УНА. Евангелина.

СКОТИЯ. Стихотворение Генри Уодсворта Лонгфелло.

ВЕРА. Мы изучали его в школе.

УНА. Мы ходили в школу?

СКОТИЯ. Жена Лонгфелло сгорела в красивом белом платье.

УНА. Он потерял ее навсегда.

ГАРРИ. Вы здесь живете?

ВЕРА. Никто здесь не живет.

УНА. Кто-то здесь жил, но они умерли.

СКОТИЯ. Что-то горит.

УНА. Это в его голове.

ВЕРА. Это жемчужины, которые были его глазами.

ГАРРИ. Я хочу купить землю вокруг Индейских пещер. Вы знаете, кому она принадлежит?

ВЕРА. Земля не принадлежит никому.

УНА. Мы принадлежим земле.

СКОТИЯ. Это девушка в свадебном платье. Вот, кто горит.

ГАРРИ. Я заплачу за землю хорошие деньги.

ВЕРА Такого быть не может.

СКОТИЯ. И никогда не было.

ГАРРИ. Загвоздка только в одном: надо узнать, кому принадлежит эта земля.

ВЕРА. У дьявола ложь неотличима от правды.

ГАРРИ. Документы о регистрации этой земли, похоже, потеряны.

СКОТИЯ. Все потеряно.

УНА. Ты не помнишь нас, Гарри?

СКОТИЯ. Ты был мальчишкой.

УНА. Читал ту маленькую книжку.

ВЕРА. Видел нас, плавающими голыми в озере.

УНА. Прошлое и будущее перемешаны в его голове.

СКОТИЯ. Ветер кружит листья по пещере.

ГАРРИ. Я ищу человека, которому принадлежит эта земля.

УНА. Тебе нужно повидаться с нашей матерью.

ВЕРА. У нее орехи на коленях.

СКОТИЯ. Ей нравится, когда белки приходят за орехами.

ВЕРА. Маленькие беличьи ножки.

УНА. Маленькие беличьи сосочки.

СКОТИЯ. Маленькие беличьи зубки.

ВЕРА. Маленькие беличьи лапки.

УНА. Яд – он у нашей матери.

ГАРРИ. Мне не нужен яд.

СКОТИЯ. Он тебе понадобится.

ВЕРА. Проводник однажды отдал нашей матери свой большой палец.

ВЕРА. Он до сих пор плавает в банке с рассолом.

СКОТИЯ. Вместе с глазом турка.

ВЕРА. Мама запрещала мне сосать мой большой палец, вот я и откусила большой палец почтальона и теперь сосу его. Похож на леденец от кашля, только не такой вкусный и с ногтем.

УНА. Я пущу тебе голубка, сказала она.

ВЕРА. А потом пернула.

СКОТИЯ. А вот еще одного.

ВЕРА. И пернула снова.

УНА. Мать может пропердеть целую октаву.

ВЕРА. Говорит, это музыка Бога.

ГАРРИ. Что ж, это очень интересно, но я просто пытаюсь купить здешнюю землю. Так она принадлежит вашей матери?

УНА. Ты нам всегда нравился, с тех пор, как увидел нас плавающими голыми.

ВЕРА. Нам нравятся нечетные числа и странные люди. И ты – самый странный из всех, кого мы встречали за последний четыреста лет. Сидел в кустах, притворялся, будто читаешь книгу, когда мы плавали голыми в озере.

СКОТИЯ. «И часто, чтобы ввергнуть нас в беду…

УНА. Орудья тьмы нам молвят правду».

ГАРРИ. Я сплю. Мне это снится.

УНА. Прошлой ночью ему опять снились три странные сестры.

СКОТИЯ. Ему они показали где-то правду, где-то ложь, но как отличить первую от второй?

ВЕРА. Дьявол такой искусный лжец, что ты не веришь ему, даже когда он говорит правду.

СКОТИЯ. Человек, преследуемый призраками. Человек, который видел ад.

ГАРРИ. Луна зашла. Я не слышал боя часов. Прошлой ночью мне опять снились три странные сестры.