ДОК ВОЛЬФ. Я не говорю, что книга представляла ценность для кого-то еще. Я говорю, что для Гарри она что-то значила. И всегда была при нем, а сейчас ее нет.
ДЯДЯ ДЖОН. Может, он оставил ее дома. Едва ли собирался читать в темноте под дождем.
ДОК ВОЛЬФ. Он никогда не оставлял эту книгу дома.
ДЯДЯ ДЖОН. Ты этого не знаешь.
ДОК ВОЛЬФ. Я знаю этого человека всю свою жизнь, и я говорю тебе, Гарри никуда не ходил без этой книги.
ДЯДЯ ДЖОН. Да за каким чертом ему брать с собой книгу для чтения, если глубокой ночью, в грозу, он шел к Индейским пещерам?
ДОК ВОЛЬФ. Он брал ее с собой, даже когда не читал. Книга была чем-то вроде талисмана. Амулетом, приносящим удачу. Как, скажем, кроличья лапка. Хотя эта конкретная пьеса на самом деле, если не ошибаюсь, приносила беду.
ДЯДЯ ДЖОН. Как я вижу, ему беду она точно принесла.
(Они стоят, глядя на тело, думают. Каркают вороны. Тут ДОКА осеняет).
ДОК ВОЛЬФ. Черт! Корнелия.
ДЯДЯ ДЖОН. С ней-то что?
ДОК ВОЛЬФ. Кому-то нужно поехать и сказать ей.
ДЯДЯ ДЖОН. Это да.
ДОК ВОЛЬФ. Потянем спички?
ДЯДЯ ДЖОН. Нет.
ДОК ВОЛЬФ. На меня можешь не смотреть. Один я туда не пойду. Ты – шериф. Тебе платят за такую работу.
ДЯДЯ ДЖОН. Недостаточно. Она – твоя тетка, не моя.
(Каркают вороны).
ДОК ВОЛЬФ. Сколько шума от этих чертовых ворон.
ДЯДЯ ДЖОН. Они голодные. Хотят добраться до этих глазных яблок. Пошли. Надо с этим закончить.
ДОК ВОЛЬФ. Не можем мы уйти, оставив его здесь.
ДЯДЯ ДЖОН (уходя). Зеб и собака смогут отгонять ворон, пока Хэп не приедет на катафалке.
ДОК ВОЛЬФ. Неужели сначала мы не можем съесть лепешку-другую?
ДЯДЯ ДЖОН (уже голос за сценой). Обойдешься ты без этих чертовых лепешек.
ДОК ВОЛЬФ. Я знаю этот взгляд. Когда он так смотрит, все увещевания напрасны. Иду, деваться некуда.
(Уходит следом за шерифом. Каркают вороны. Появляется ГАРРИ, смотрит ДОКУ вслед, потом на свое тело, вроде бы лежащее на авансцене).
ГАРРИ. Эта чертова серая кошка. Следует за мной, даже когда я мертв. А когда я показываю на нее людям, ее и след простыл. И еще эти жабы на заднем крыльце. Раньше думал, что деревенский дурачок притаскивает их туда, но он мертв тринадцать лет, а жабы по-прежнему на заднем крыльце. Странные это ощущения, смотреть на собственный труп. Неужели я действительно такой старый. Но ощущениям я гораздо моложе. Может, после смерти ты в том возрасте, в каком хочешь быть. Но что случилось с моей книгой? Кто-то ее взял. Вспомнить не могу. В этом вся проблема. Нет уверенности, что у тебя точный текст. Мы не знаем, какие сцены вырезаны. И кто их вырезал. Ведьм позаимствовали у Мидлтона? И почему он оставил «стук у ворот»? Сказано идиотом. Ничего не значит. Он был одержим ничем. Упоминал из пьесы в пьесу. Елизаветинский сленг для женских половых органов. Пустота, из которой мы выходим, а потом туда возвращаемся. Но даже ничего означает что-то. Ты просто не знаешь, что именно. И узнаешь слишком поздно. Что со мной случилось? Ускользает от меня. (Карканье ворон. ГАРРИ поднимает голову). «Гаснет день, и ворон уж полетел в туманный лес».
(Падающий на ГАРРИ свет меркнет. Карканье ворон).
3. Леди Макбет дома
(В темноте тикает множество часов. Свет падает на ДЯДЮ ДЖОНА, ДОКА ВОЛЬФА и КОРНЕЛИЮ в гостиной дома Макбетов. КОРНЕЛИЯ – хорошо одетая, красивая женщина в возрасте, с саркастической манерой поведения. В этом доме, где царит идеальный порядок, ДЯДЯ ДЖОН чувствует себя слоном в посудной лавке. ГАРРИ наблюдает из теней).
ДЯДЯ ДЖОН. Значит, когда вы проснулись перед самой зарей, его уже не было.
КОРНЕЛИЯ. Я только что вам об этом сказала. Не знаю, почему вы, итальянцы, не обращаете внимание на то, что вам говорят. Видать, макароны, без которых вы жить не можете, залепляет вам мозги.
ДЯДЯ ДЖОН (с трудом сдерживаясь). Я не спрашиваю вас о макаронах.
ДОК ВОЛЬФ. Я думаю, шерифа интересует, почему вы никому ничего не сообщили, когда проснулись и обнаружили, что Гарри нет.
КОРНЕЛИЯ. У него своя спальня. Он приходит и уходит, как ему вздумается.
ДЯДЯ ДЖОН. Глубокой ночью?
КОРНЕЛИЯ. Если он не мог заснуть, то отправлялся на прогулку. Я думаю, ему нравилось давить насекомых.
ДЯДЯ ДЖОН. Вы знаете, почему ему захотелось пойти к Индейским пещерам в грозу и в такое время?
КОРНЕЛИЯ. Да какая разница? Ему было девяносто три года. Все равно он умер бы в самом ближайшем времени. Так почему не умереть в грозу?
ДЯДЯ ДЖОН. Но должна быть какая-то причина. Он не казался мне человеком, который что-либо делает без конкретной цели.
КОРНЕЛИЯ. Да что вы можете об этом знать? Всем без разницы. Никто его не любил. Вы все рады его смерти. Так что теперь заройте его в землю и продолжайте поглощать свои равиоли или что вы там едите.
ДЯДЯ ДЖОН (с трудом сдерживаясь). В последнее время у него путалось в голове?
КОРНЕЛИЯ. У моего мужа в голове никогда ничего не путалось. Возможно, он был преступником. И особенностей в его поведении хватало. Иногда он боялся идти спать. Часто ему снилось, что он тонет. И он думал, будто что-то его преследует.
ДЯДЯ ДЖОН. Он говорил, кто?
КОРНЕЛИЯ. Скорее, не кто, а что. Он постоянно оглядывался и ощупывал спину, будто что-то заползало на него. То и дело спрашивал меня, не вижу ли я кошку. Когда он начинал говорить об этом, я просто отключала слух и читала газету. И это его маниакальное стремление запирать все окна и двери. Он всегда это делал перед тем, как лечь спать, но в последнее дважды и даже трижды, словно отчаянно боялся, что кто-то или что-то проникнет в дом. Когда около Индейских пещер заметили пуму, я спросила его, не опасается ли он, что пума забредет в наш дом. Если такое случится, ответил Гарри, он сам укажет пуме дорогу в мою спальню. Еще он разговаривал во сне. Его было слышно даже с другого конца коридора.
ДЯДЯ ДЖОН. И что он говорил?
КОРНЕЛИЯ. Я не слушала. Мы перестали слушать друг дружку, еще в те годы, когда президентом был Маккинли.
ДЯДЯ ДЖОН. Кто, по-вашему, мог желать Гарри смерти?
КОРНЕЛИЯ. Практически все, кто указан в телефонной книге. Мой муж любви не вызывал. Вы это знаете. А теперь, если вы закончили тратить мое время на ваши глупые вопросы, я займусь организацией похорон. Дорогу найдете сами. Только по пути к двери ничего не трогайте. Я проведу инвентаризацию.
ДЯДЯ ДЖОН. Он оставил здесь свою книгу?
КОРНЕЛИЯ. Какую книгу? Книг у него множество.
ДОК ВОЛЬФ. Карманное издание «Макбета». Он постоянно читал эту книгу.
КОРНЕЛИЯ. Должно быть, она у него в кармане.
ДЯДЯ ДЖОН. Нет. Книга осталась в доме?
КОРНЕЛИЯ. Он никогда не оставлял ее здесь. Всегда забирал эту чертову книгу с собой. Держал в кармане весь день, а вечером читал в постели, перед тем, как уснуть.
ДЯДЯ ДЖОН. Можете, вы посмотрите, чтобы убедиться?
КОРНЕЛИЯ. Мне нет нужды смотреть. Я знаю, где что в моем доме, и этой книжонки, которую он нашел на свалке, здесь нет. Господи, как мне хочется, что итальянцы с кирпичных заводов[3] ели свою лазанью и оставили приличных людей в покое. Эта страна катится в пропасть.
(КОРНЕЛИЯ уходит. ДЯДЯ ДЖОН и ДОК ВОЛЬФ стоят среди моря тикающих часов, когда из часов-кукушки выскакивает птичка и кукует девять раз).
ДЯДЯ ДЖОН. Такое ощущение, что она не опечалена.
ДОК ВОЛЬФ. Она всю жизнь скрывала свои чувства. Это не означает, что их у нее нет.
ДЯДЯ ДЖОН. Я ее не порицаю. Возможно, она бережет силы, чтобы пройтись колесом по его могиле. Уходим из этого провонявшего нафталином музея. И не вздумай взять одного из фарфоровых козлов на обратном пути. Она проведет инвентаризацию.
(ДЯДЯ ДЖОН и ДОК ВОЛЬФ уходят. ГАРРИ наблюдает за ними, остается один среди моря тикающих часов).
