– То есть, Донован может не выйти отсюда?
– Об этом, пока рано говорить. Но есть возможность, что ее переведут в сектор D, к другим многоликим. Если, конечно, ее сердце не откажет раньше.
– Меня интересует оболочка триггера. Она растворяется в течении 9-12 часов. Ее след еще должен быть внутри.
– Да, мы нашли немного. Вывести наружу не смогли, но состав установить удалось. Не самое плохое сочетание компонентов. 12 совпадений из 15 возможных. Для черного рынка – это прорыв. Хотя за 100 лет, никто так и не смог достигнуть уровня оригинала.
Эшмол протянул мне папку с анализами и указал отдельно на графу с составом.
– Я могу забрать результаты с собой?
– Да, конечно.
– У меня есть еще один вопрос– он поддался вперед и стал внимательно слушать – Вы сможете распознать генетический след у импланта?
Эшмол усмехнулся и отвел взгляд куда-то в сторону, думая над ответом.
– Это работа не на пару часов. Генетический след, как часть общей структуры мог также повредиться. Плюс, даже в условиях изоляции имплант все еще слишком активен. Я попробую, но обещать не стану.
– Хорошо. На этом все.
Отсутствие «носителя» в базе осложнит поиски. Если не удастся распознать генетический код, то основной упор придется сделать на опрос свидетелей. Весь час, что я пробыл в министерстве, телефон в кармане не переставал звонить. Телефон завибрировал вновь, как только я вышел из лаборатории.
Смит…
– Чего тебе?
– Курт ждет тебя на парковке. Ты нужен мне в отделе.
У одной из разметок, стояла патрульная машина. Водитель мигнул мне форами, но сам выходить не стал.
– У меня немного другие планы. Нужно навестить кое-кого. Он неплохо разбирается в оболочках.
– Куда ты поедешь?
– В тюрьму.
6
«Люди, отбывающие пожизненное наказание; гос.преступники, безликие в случае смерти не подлежат операции по извлечению. Смерть души – как высшая мера наказания.»
Правило 16. Кодекса «Корпорации».
Допрос – единственная причина, по которой смертникам разрешают покидать камеру. Но и для него, бывает, одной необходимости мало. Я просидел в приемной около часа, еще столько же провел в кабинете Аккермана, чтобы получить свои десять минут на разговор. Меня вполне могли отправить за Смитом, или вовсе исключить из списка лиц, допустимых к заключенному. Иногда, звания пустого недостаточно, чтобы оправдать доверие.
В секторе «С» содержат лишь гос.преступников и бывших служащих, решивших отступить от Корпорации. Души этих людей никому не нужны. Им дают умереть вместе с телом, игнорируя выгоду, которую Корпорация может получить, пустив их повторно в оборот.
Надзиратели провели меня в комнату для допросов и оставили одного. Спустя какой-то время они вернулись, но уже вместе с Армстронгом. Не знаю, что именно потрепало его тюрьма или время, но от человека, которого я видел в детстве, остался лишь крючковатый нос и шрам на подбородке. В остальном, это был незнакомый старик, с горбом на пол спины, и дряхлыми ногами, которые едва передвигались. Он смотрел строго в пол, от чего его горб, казался еще больше. Надзиратели усадили его на стул и закрепили наручники за спиной.
– У вас 10 минут. Мы будем за дверью. Если вдруг что-то пойдет не так, дайте нам знать.
– Хорошо.
Как только они ушли, Бари оторвал взгляд от трещины на полу и уставился на меня.
– Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу тебя снова, Элайс.
– А мне говорили, что после 20 лет в одиночке, ты и двух слов связать не можешь.
Он улыбнулся, и морщины, заработанные за 25 лет, поползи вверх по лицу.
– Зачем ты пришел сюда? 25 лет прошло. Поздновато для дружеских встреч.
Я достал из кармана папку с анализами и положил прямо перед ним.
– Узнаешь?
– Анализ оболочки. И что?
– Этот анализ был сделан сегодня ночью, и он полностью совпадает с результатами по другому делу. Нужно ли говорить по какому?
– Только не говори, что пришел сюда выуживать у меня информацию о делах Акселя с черным рынком?
Какой-то время он сдерживался, а затем откинулся на спинку стула и громко рассмеялся. В комнату тут же вбежали надзиратели, и спешно прижали Бари к столу.
– Все нормально, отпустите его.
Надзиратели неохотно отошли назад, чем еще больше раззадорили Бари. Он разве что слюной не давился, она просто не успела задержаться во рту и летела прямо на стол.
– Можете идти. У нас есть еще пять минут.
Надзиратели вышли из комнаты, но дверь закрывать не стали, и теперь, из-за решеток, на нас смотрел весь коридор.
– Не будь ты пустым, я бы подумал, что ты шутишь. По-твоему, я молчал столько лет, дожидаясь тебя?
– Ты здесь уже 25 лет. Неужели настолько дорога собственная жизнь, что ты боишься пойти против старых «друзей»?
– У черного рынка есть определенные правила, и я их соблюдаю.
– Мой отец умел прививать верность, но сам был верен лишь себе. Именно из-за него ты и другие члены Картеля, здесь. Вы получили пожизненное, а он просто умер. Разве это справедливо?
– Пытаешься спровоцировать меня? Не выйдет. Я хорошо знаю, вас, пустых. Я вынимал души из таких, как ты, еще до того, как ты появился на свет. Вы не способны на развитие. Вы то, какими вы вышли из министерства в 18 лет. Я знаю, как вы думаете. Ты устрашаешь лишь тех, кто не мыслит дальше лозунгов Корпорации.
– А что насчет вас, сшивателей? Вас представляют, как образец сочувствия и добродетели. Опыты над людьми, как-то не очень с этим вяжутся.
– Как раз из сочувствия многоликим, я стал работать с черным рынком. Твой отец искал средство, которое могло бы помочь вам с сестрой. Исследования были необходимы для выявления первопричины деления, установления временных отрезков и возможных способов воздействия. Ты бы понял, если бы Корпорация не заменила твои мозги своими.
– Вы забирали у моей сестры души и продавали их.
– Для исследования нужны были деньги.
– А дальше, ты должен сказать, что в сравнении с Корпорацией, вы преследуете более высокие цели, в то время, как магистр наживается на чувстве неполноценности других, пропагандируя пересадку душ, как альтернативное «лечение» этого недуга. Я все это слышал и много раз. Оппозиционеры не очень-то оригинальны в своих речах. Но как показывает практика, вы прикрываетесь своей добродетелью, чтобы привлечь побольше людей и тем самым поиметь большую выгоду.
– Думай, что хочешь. Но Аксель никогда нам не врал.
– Конечно, мой отец не врал. Он не договаривал. Что перестал делать в определённый момент и вас всех посадили. «Его вера не выдержала испытаний», кажется, так говорят защитники душ.
Он устало откинулся на спинку стула, и наручники за его спиной загремели. Он не привык к таким долгим разговорам. По лицу видно, как тяжело ему дается одновременно отвечать мне, сохранять самообладание и держать разговор в безопасном для себя русле. Осталось две минуты. И он решил умаслить меня, кинув подачку в виде уклончивой фразы, вроде бы и не дающей ответа, но располагающей к нему.
– Я не знаю, с кем работал Аксель. У каждого в Картеле была своя роль. Твой отец обладал удивительной способностью сплачивать людей и при этом сохранять дистанцию между ними. Полиция в тот день взяла всех. Попробуй поболтать с другими.
Время истекло. Надзиратели вошли в комнату, взяли Бари под руки и потащили на выход. В самых дверях, он остановился и уперся ногами в пол.
– Ты видел ее? Лизи? Она еще жива?
– Разве меня это должно волновать?
Один из надзирателей пнул его по ноге и Бари задвигался дальше по коридору. Уже сидя в машине, я вернулся к нашему разговору снова. Полиция допрашивает его чуть ли не каждый месяц, и все ведет к одному «либо, он действительно ничего не знает, либо убеждает себя в том, что не знает». И так с каждым членом Картеля. Моим единственным преимуществом перед другими «была связь с Акселем Кейном». Я использовал ее, но не добился ничего. Наши последующие встречи, если они будут, принесут еще меньший результат, чем сегодня. Исчезнет эффект неожиданности. Я проглотил таблетку и повернулся к патрульному, который все это время тихо вел машину.