Но я выбираю столик, с которого открывается замечательный вид на вход.

– Что будете заказывать? – милая официантка, темные кудряшки, сама как куколка. Стараюсь ей улыбаться и казаться добродушным. Внутри же кошки раздирают меня. – У нас замечательная новинка – шоколадно-маковый рулет. Попробуйте. К кофе отличное дополнение.

– Благодарю. Американо. – Четвертая чашка за день.

Она уходит, а я не отрываясь наблюдаю за входом. Дорога пустая, только моя машина. Поэтому я с легкостью пойму, если Мила приедет на машине. Я как сталкер, что следит за своей жертвой.

Удары сердце частые. Но это же просто волнение?

– Пожалуйста.

Официантка ставит большую чашку американо. Приступ тошноты накатывает от запаха. Снова волнение? И шоколадно-маковый рулет. Какого черта? Не успеваю я отказаться, она уже удалилась, оставив передо мной довольно аппетитную выпечку. Слюна скапливается, хочется надкусить. Может, стоит попробовать хоть маленький кусочек?

Любуюсь этим рулетом. На секунду только возвращаю взгляд за окно. Удар, сильный, будто пронзили насквозь.

Она выходит из машины, поставив ее на сигнализацию и идет в сторону кафе. Обычный седан. Каких сотни по Москве. Но номера только запоминающиеся. Думаю, папочка постарался, чтобы отличить синюю Киа Рио из множества. Синяя… Перед глазами мой Ягуар. И снова взрыв, пожар и пелена перед глазами. Сердце замирает, а потом бьется снова, будто ничего и не было.

Милу я узнал сразу. Каким-то чудом. Потому что внешность другая. Сейчас длинные темные волосы заплетены в какую-то замысловатую косу. Безразмерная толстовка кислотного цвета с ярко-розовыми полосами, джинсовые шорты. Если она повернется ко мне спиной, я увижу границы ее ягодиц. Сжимаю челюсти, даже слышу их скрип. Смешные длинные носки с галочками и спортивные кеды.

Где тот ангел в голубом платье и вечным пучком на голове?

Она уверенной походкой проходит к двери. Тот парень, что еще почему-то стоит у входа, помогает ей открыть тяжелую дверь. Мила улыбается. Теперь ее улыбка другая. Она соблазняющая, нет уже тех милых черт, аккуратных уголков губ, что слегка взмывают вверх. Правильная улыбка? Бред. Сейчас это улыбка женщины, что знает себе цену и пользуется этим.

Она заходит в зал. Очки опускает вниз. Теперь они висят на груди, благодаря цепочкам. Мила оглядывается, а потом находит меня глазами. Улыбки больше нет. Я не заслуживаю, чтобы мне также улыбнулись?

Огибает столики, доходит до нужного. Сумку спортивную кладет на стул рядом. А сама усаживается напротив меня.

– Привет, – улыбается. Осторожно. Не соблазняет, как того парня. Но и в этой улыбке нет и толики правильности. Потому что пропитана дерзостью. Кто ты?

– Привет.

Глаза темные, в них тот же огонь, что и был, когда эмоции выходили за грань. Пожалуй, это все, что осталось от моей Милы. Длинные ресницы теперь подведены тушью, а на щеках румяна, довольно яркие надо признать. Губы… Черт!

– Ну и зачем ты это сделала?

– Что? – приоткрывает наглый ротик.

– Губы зачем накачала?

– А, ты об этом, – отмахивается от меня, – я слегка. Зойке было страшно одной делать, а у Сони и так свои хорошие. Ну я за компанию, так сказать.

– Дура!

– Что?

– Дура говорю. Они у тебя и так были, – какими? Охрененными? – неплохими. – Ставлю точку и опускаю взгляд на кофе. Пей, пей Глеб, сердце и так отбивает уже не свой ритм. Слишком часто и быстро. Того и гляди выпрыгнет.

Та официантка снова подходит. Теперь обращается к Миле. Та лишь повторяет мой заказ и нагло мне улыбается.

– Рулет и правда вкусный. Мы с девчонками пробовали его на днях.

Мила не сводит с меня глаз. Тоже изучает. Наши глаза встречаются. На секунду я вижу ту Милу, что была влюблена в меня с детства. Ту хрупкую и ранимую девушку. Но она в мгновение исчезает, словно ее и не было. Никогда. Взгляд опускается к моим губам. Я ей улыбаюсь. Своей чарующей улыбкой, как она раньше говорила, которая не оставляет никого равнодушным.

Наши поцелуи всегда рвали крышу. На пределе. Когда жесткость кажется спасением. На нее падать приятно. Нежности никогда не было. Эмоции вырывались на первое место, с ревом, с шумом. Словно ударил на газ еще на старте. Я помню эти ощущения. Глядя на ее губы, я вспоминаю, как это – ехать все триста по прямой. Давно забытое чувство, что пробуждает эта девчонка.

А она помнит?

Нам приносят такой же заказ и ставят его перед Милой. Она берет маленькую вилочку и отламывает кусочек. Отправляет в свой аппетитный ротик. Я слежу за этим движением, они гипнотизируют, завораживают.

– МММ, правда вкусно, – она отламывает второй кусочек. Собирается отправить снова себе в рот, но вспоминает про меня, – ой, прости, хочешь, – тот шоколадный кусочек оказывается у моих губ. Пару сантиметров, как перед поцелуем. Я же, когда ее целовал, думал, что сжираю шоколад. Такой же сладкий и запретный.

– Мне нельзя. У меня аллергия на шоколад.

Она хлопает глазками, невинно так, я бы сказал очаровательно. Но это просто игра, не больше.

– Ой, прости. Я забыла. А зачем тогда ты… – показывает на мой рулет.

– По ошибке принесли.

– Тогда не отдавай. Я его съем.

– Потолстеешь от такого количества. И тебя выгонят из твоего Большого, – вилка Милы падает. А на лице гримаса боли. Игры больше нет, я завершил нашу партию. Ее поражением. Но отчего-то больно не только ей, но и мне. Только не понимаю, почему.

– Ты… в порядке?

– Да, извини, – Через пару секунд вернулась та Мила, что вернулась. Вот такая тавтология.

– Ты хотела поговорить. О чем? – демонстративно смотрю на часы. Понимаю, что уже никакого ресторана сегодня, никаких встреч. Просто домой. Забыться. Вычеркнуть этот день, если удастся.

Мила выпивает свой кофе до дна. Он был горячим, но она не поморщилась. Словна всегда любила обжигающие напитки. Взгляд опущен, а глаза бегают из стороны в сторону. Ей тяжело решиться на что-то. Начинаю ерзать на стуле. Пауза затягивается.

– Глеб, – короткая улыбка, просто растянула свой немного подкачанный бантик. Его бы сложить, снова поцеловать. Он такой же на вкус? Лучше. Сейчас там двойная доза шоколада. Убийственная.

– М?

– Мне нужен развод.

Глава 3

Мила.

– Мне нужен развод, – пытаюсь придать голосу уверенности. Чтобы каждое слово звучало четко, отбить его молоточком, как когда-то давно я свои пуанты.

Прячу руки в широких карманах. Чувствую, как потеют ладони от нервов – я сильно волнуюсь. На кончиках пальцев покалывание.

В его глазах не отражается ничего. Глеб просто застыл, словно готов слушать продолжение моей реплики. Ничего не значащая речь.

Больно понимать, что ему все равно. Сколько бы не настраивалась, сколько не готовилась – видеть равнодушие болезненно. Сердце не берегу. Оно нещадно бьется в истерике, просит помиловать его. Оно и так настрадалось знатно. Я хозяйка неблагодарная, потому что до сих пор смотрю в его глаза, силясь увидеть хоть грамм сожаления. Его нет.

Глеб отпивает глоток своего американо и тихо опускает чашку на блюдце.

– Как интересно получается, Мила, – голос холодный, как глыба льда. Нотки ненависти, пренебрежения. Режут своим острым краем, – ты четыре года не давала о себе знать, а тут вдруг… Просто любопытно, чем вызвана твоя такая, – он подбирает слова, ищет, как бы задеть меня. Заслужила. Признаю. – Спешка?

Я выдавливаю из себя улыбку. Последний прыжок. Он должен быть лучшим. Я буду достойна аплодисментов. Пусть они и звучат в моей голове.

– Пора закончить то, что я начала. У каждого из нас теперь своя жизнь, – отворачиваюсь на секунду, вспоминая, как Зойка рассказывала о ее встречи с Глебом и, как ее, Ритой. Глаза прикрыла. Сейчас бы не расплакаться, будет фиаско. Эту партию я должна отыграть как нельзя лучше.

– Ты права.

Глеб всматривается в меня. Изучает. Вытягивает душу, ответы, мысли. Все же отражается в глазах, поэтому снова прикрываю их. Должно выглядеть, будто я устала и этот разговор должен уже меня утомить. И только я знаю, что это далеко не так.