Занавес закрывается, а мы опять уставшие опускаемся вниз. В руках у многих букеты. Они самые разные. И, конечно, шикарные розы и композиции с орхидеями достаются нашей ведущей партии, она исполняет роль Камилль, музы и проклятия великого скульптора. Я смотрю на ее лицо, где растянута улыбка, а в уголках глаз залегли морщины. Она устала.

– Мила, не стой на проходе, – говорит мне “Камилль” и слегка отводит меня в сторону.

Я стою на помосте. Передо мной открытая сцена. Все уже разбежались, никому не хочется задерживаться. Теперь настало личное время.

Здесь пусто. Только видны еще следы от ног на полу и витающая в воздухе пыль.

Я делаю несколько шагов вперед, заношу ногу в попытке сделать па, и опускаю. Позорно пятясь назад.

Сказать, что я хочу эту роль, – ничего не сказать. Словно история повторяется. Тогда была Спящая красавица, прелестная и добрая принцесса Аврора. Я же была ей, давно, еще когда внутри меня нежилась маленькая девочка.

Мистер М говорил, что в любом человеке живет ребенок. Его маленький человечек, которому так и не подарили машинку. А может, та, кто случайно вылила на платье другой девочки компот и получила выговор от родителей. Им всем больно и обидно. И они живут внутри нас. Моя внутренняя девочка хотела танцевать Аврору. Да, ее мечта исполнилась. Только после остался горький привкус предательства с кислым оттенком вины.

Два шага вперед – и я делаю несколько движений из партии Камилль. Я видела ее репетиции, знаю каждый взмах. Чувства, эмоции, история, переживания – я изучила все. Осталось только пропустить через себя. Лучше всего это удается делать в танце.

– Ты хороша в этой роли, – голос Миши выдергивает меня из танца. Всего лишь несколько движений, они ни о чем, ничего не значат, я даже не успела донести свою мысль до зрителя.

– Ты почему здесь?

– Искал тебя. Девчонки в гримерке сказали, что ты не вернулась еще.

– Ммм, а зачем искал?

– Просто. Поговорить.

Я быстрым шагом направилась прочь со сцены. Миша не должен был следить за мной. Не должен был видеть этот танец. Он был моим секретом, моей новой мечтой.

– Мила, – догоняет меня Миша, – с тобой все в порядке? Я тебя чем-то обидел?

Хотелось сказать, что я не хотела, чтобы ты все видел. Словно без разрешения проник мне в душу. Но так и не смогла собраться с силами и это высказать. Моя маленькая девочка, что все еще живет во мне, считает, что это может обидеть его. Ведь Миша – хороший, и он не хотел этого.

– Все в порядке. Я просто спешу. У меня встреча.

– Свидание?

– Может быть.

– Странная ты Милы… – грустно произнес Миша.

– Чем же? – мне пришлось остановиться и повернуться к нему.

– Ты кажешься открытой, дружелюбной. Но всегда себе на уме. Твой внутренний мир – тайна. Ты никому и никогда не позволишь проникнуть туда. Выстроила преграды, через которые никому и никогда не пробраться. Аврора, что заточена в замке. Вокруг него множество терновых кустов с большими шипами. Хотелось бы добавить еще и огнедышащий дракон. Но, я могу ошибаться.

– Ты ошибаешься, да. Потому что я не Аврора. Уже не Аврора.

– А кто ты? Камилль?

Отпрыгиваю от него, словно он несет в себе смертельный вирус. И просто убегаю.

Переодеваюсь быстро, в спешке. Теперь ценна любая секунда. Так же быстро выбегаю из здания театра на парковку. Откого бегу – неясно. Ведь за мной никто не гонится. Но даже выезжаю я резко, а в поток машин встраиваюсь, снова подрезав шуструю Тойоту.

До ресторана путь неблизкий. Мы условились с Мистером М, что наши неформальные встречи буду проходить там, где мы не сможет встретить кого-то из близких или знакомых. Он согласился. Мы как два шпиона, играем в свою игру, которая, по сути, нужна только мне.

В ресторане мало народу. Мне нравится. Приглушенный свет, ненавязчивая легкая музыка. Можно подумать, что я действительно пришла на свидание. Сейчас мой ухажер подарит красивый букет цветов. Пусть будут нарциссы. Удивительное растения с менее удивительной историей. Он отодвигает мне стул, а я элегантно присаживаюсь на него, не забыв поблагодарить. Так было бы, если бы я осталась прежней Милой.

Но я захожу в ресторан, игнорируя вопрос хостес. И прохожу к известному мне столику. Мистер М уже сидит и ждет меня. Как всегда с кем-то общается по телефону. У него приятный голос с легкой хрипотцой. Он вибрирует, когда Мистер М что-то говорит, и это успокаивает. Словно вводит в транс, медитацию или что там сейчас модно в столице.

Сажусь напротив и рассматриваю его. Темно-русые волосы с идеальной и ровной стрижкой. Серо-голубые глаза глубокие. В них таится столько мудрости, что становится страшно. Когда он смотрит на тебя, прямо в глаза, кажется, что сейчас он прочтет все, о чем ты думаешь. От этого неуютно было первое время. Но я никогда его не боялась. Наоборот, после встреч с Мистером М словно вырастают крылья. Я могу парить.

Он еще несколько минут разговаривает по телефону. Я не вслушиваюсь, просто наслаждаюсь тембром его голоса, даже невольно прикрыла глаза.

– Ты как всегда в своем репертуаре, – “поприветствовала” я его.

Мистер М отключает звук и вибрацию на телефоне и кладет его экраном вниз. Он всегда так делал. Чтобы ничто и никто не помешал нашему с ним разговору. Уважение к сидящему напротив – одно из его правил. И только после всех этих нехитрых манипуляций, он смотрит на меня и, наконец, улыбается. Открыто, очаровательно, завораживающе, добродушно.

– А ты как всегда превосходно выглядишь.

Мистер М говорит это так, что мурашки разбегаются по телу.

Наш заказ официанту всегда один и тот же. Привычка? Нам приносят утиную грудку с брусничным соусом для Мистера М и пасту с трюфелем для меня.

– Людмила, ты же понимаешь, что для тебя я делаю исключение? – хитринки в глазах.

– Ты про ресторан?

– И про мое время.

– Иногда ты так занудничаешь.

– Зато, насколько я помню, всегда угощаю ужином.

– Теперь я буду называть тебя Мистер Щедрость, – нанизываю превосходные капеллини аль денте с тонкой стружкой трюфеля и отправляю в рот. Блаженство.

– А до этого как называла?

– Мистер М. – Он откидывается на спинку стула, но никогда не складывает руки на груди.

– Интересно. А у Глеба? Есть прозвище?

Как всегда в самую точку. Больную и нарывающую. Только он надавливает аккуратно и мягко. И это всегда мне в нем нравилось.

– Нет, ему я так и не придумала.

– Хотела бы?

– Да.

– Давай придумаем сейчас?

– Хм… а можно просто Навицкий?

– Можно. Но ты же понимаешь, что это не решение?

– А что решение?

– А что для тебя проблема?

– Ненавижу, когды ты так говоришь! – Мистер М засмеялся. Ему нравится, когда мы с ним так общаемся, словно между нами нет условностей и обязательств. Просто два человека обсуждают общую тему.

– Ты чувствуешь ненависть не ко мне, а к моим словам. Они задели тебя?

– Твои слова. Твой вопрос.

– Его повторить?

– Нет. Что для меня проблема, – тихо произношу я, – Проблема в самом Навицком. Он предлагает поиграть, – ухмыляюсь. – Есть такая игра, дурацкая, “Правда или действие”. Мы задаем вопрос друг другу и отвечаем на него, если нет, то выполняем действие. Любое, он подчеркнул.

– Ты сомневаешься, – утверждает мой Мистер М.

– Я боюсь, что станет больно. Снова.

– Людмила, нельзя избегать боли. Надо учиться ее проживать.

– Зачем?

– Боль – это тоже чувство, – резюмирует он.

– А если я не хочу больше чувствовать?

– Что ж, это твой выбор. Но проблему это не решит. А вообще, ты снова пытаешься вытянуть из меня совет, что тебе делать. – Его голос звучит немного грубо.

– Так нельзя? – улыбаюсь и пытаюсь свести все в шутку.

– Нет, – его улыбка, что когда-то меня и покорила, расположила к себе. И где-то внутри я поняла, что только ему и могу довериться.

Первый раз мы с ним встретились за столиком в кафе. В то день с неба падали мелкие капли дождя. Они превращались в наледь. Ее можно было увидеть на листочках деревьев, что еще держались на ветках из последних сил. Машины были покрыты этой глазурью, а дорога под ногами похожа на хрусталь. Стоял декабрь. В том году он был бесснежным.