Возле деревянного «грибка» с телефоном ты остановился и посмотрел на грунтовку, ровной полосой рассекавшую лес надвое.
Пусто. Только деревья, стволы которых большей частью были тонкими и кривыми, склонялись над дорогой и с вялой неумолчностью шелестели листвой под несильными порывами неприятного сырого ветра.
Нет, всё же удивительно, какому кретину пришла в голову идея разместить полк в низине, приспособив под казарму, штаб и караульное помещение неведомо почему оставшиеся неразбомблёнными контору и фермы давно заброшенного совхоза? Ведь здесь любое движение как на ладони, нападай хоть со всех четырёх сторон сразу!
Ты уселся на предусмотрительно брошенное кем-то из твоих предшественников – чуть поодаль от караульного «грибка» – толстое бревно. Сдвинул подсумок за спину, положил на землю автомат и, расстегнув верхнюю пуговицу шинели, достал из внутреннего нагрудного кармана фотографию…
Как и все твои однопризывники, ты не любил караулов. Из-за нудных разводов, из-за бессонных ночей, из-за бессмысленного и оттого вдвойне унизительного беспредела старослужащих. Зато на посту, оставаясь совершенно один, ты мог позволить себе расслабиться. Вспомнить гражданскую жизнь, казавшуюся отсюда столь далёкой, что граничила почти со сказкой; помечтать о дембеле во всём его обетованном многоцветии. По большому счёту, не бог весть какая отрада – так могло бы показаться человеку, избалованному избытком свободного времени. Но это была единственная отдушина, которую ты имел. Потому неизменно заступал на пост с лёгкой душой, особенно ценя подобные минуты – когда, достав потрёпанную из-за долгого ношения в кармане фотографию Нины, ты улетал мыслями далеко от постылой службы, от навязанных тебе судьбой тупообразных товарищей, от этих скудных, каменистых, промозглых и неприветливых мест. Ото всей своей неуютно-подневольной нынешней жизни. Может быть, такие минуты и питали твой растерянный, вырванный из привычного круга бытия дух, не давали ему сломиться окончательно.
С глянцевой поверхности цветного фото на тебя вполоборота смотрела Нина. И улыбалась блестящими губами.
Она была красива. В облегающем, с глубоким вырезом, ярко-красном платье, с разметавшимися волосами и задорными искорками в глазах, она, казалось, сошла со страниц модного журнала. Твой однопризывник Вовка Кальмус, случайно увидевший фотку, по своей простоте так и заявил:
– Гонишь ты всё, не твоя это подруга. Небось перефотографировал какую-нибудь артисточку с открытки… Или из Интернета распечатал.
– Ну надо же, до чего богатая у тебя фантазия, Вовчик, – усмехнулся ты, удивлённо подняв брови. – А на фига мне, по-твоему, чужой фэйс в кармане мариновать? Смысл-то какой?
– Та ладно прикидываться, – ехидно осклабился он. – Хочешь, чтобы все тебе завидовали, вот и весь смысл!
Как ни странно, эти слова бесхитростного уроженца сибирской глубинки нисколько тебя не задели. Напротив, внезапное тепло разлилось в груди: вон какая девчонка ждёт тебя из армии – ведь, и в самом деле, наверняка многие пацаны могут позавидовать!
Ты и сам теперь не понимал, почему сразу не выделил Нину среди прочих девушек, окружавших тебя в институте. То есть, она, разумеется, нравилась тебе, иначе и быть не могло. Но не более того. Просто нравилась… Зато рядом всегда имели место подружки – весёлые, раскованные, легкодоступные. Когда вы собирались всей группой на очередную студенческую вечеринку, ты, как правило, не знал заранее, у кого из них останешься ночевать; но всегда у кого-нибудь оставался. И привык к этому. И воспринимал как должное, без лишних эмоций. Просто тебе казалось, что сантименты здесь ни к чему. И подруги отвечали тебе взаимностью. Вы делились незамысловатым обоюдным удовольствием, совершая обмен жидкостями без ненужных обещаний и ритуальных девичьих слёз, всё по-честному.
С Ниной – другое дело.
Вы учились в одной группе. Иногда ходили вместе в кино. Заглядывали в кафе, когда случалось «окно» между лекциями. Но всё это – так, от нечего делать. Без какого-либо дальнего прицела. Если ты и догадывался, что нравишься ей, то, во всяком случае, не предполагал, что из этого вырисуется нечто серьёзное.
По-настоящему всё началось на дне рождения Нины.
Её родители уехали с ночёвкой на дачу. Поэтому квартира оказалась в полном распоряжении вашей «тёплой» студенческой компании… Как водится, засиделась допоздна. Пили шампанское и водку. Танцевали. Ты приглашал Нину, а она – тебя.
Ты отчего-то ощущал необычайную лёгкость в душе и поступках: всё – этот вечер, люди, сама жизнь – казалось податливым, доступным, подвластным твоей воле, если не предназначенным единственно для тебя. А девушка, напротив, была грустна и молчалива. Но вместе с тем от неё исходила такая нежность, что она передавалась и тебе… И ты, прижимаясь щекой к её русым волосам, чувствовал, что пьянеешь всё больше. И ещё крепче обнимал Нину. И шептал ей на ухо какую-то беззаботную и самоуверенную чепуху, острил и казался себе необычайно многозначительным.
Свет давно погасили; горел лишь тусклый ночник. Магнитофон озвучивал кассету с «ДДТ», «Машиной времени» и прочими, столь же ветхозаветными, отечественными рок-группами. На вас никто не смотрел, если не считать коротких – скользивших мимо – взглядов одногруппников и одногруппниц, занятых собой и друг другом… Среди танцующих пар вам было уютно, тесно, немного бестолково и замечательно.
А когда все разошлись, ты погасил и этот ночник. И, подняв Нину на руки, шагнул к дивану.
Ты путался в её одежде, наощупь отыскивая застёжки; и целовал; и снова возился с застёжками. Она подставляла тебе свои открытые губы и целовала, целовала, целовала тебя в ответ… Её грудь была упругой, а тело – покорным и горячим. Несмотря на изрядную дозу выпитого, ты чувствовал в себе такую мужскую силу в ту ночь, что казалось, не будет конца этой горячей пульсации, этому погружению, этому фонтану блаженного неистовства (или неистового блаженства?) – и этому действительно не было конца… До тех пор, пока ты не понял, что уже мучаешь Нину.
Ты и сам порядком обессилел к тому моменту, когда лежал в постели, обняв приникшую к твоей груди девушку, смотрел в брезжившее предутренней мутно-голубоватой дымкой окно и курил свою последнюю – перед сном – сигарету.
Ты курил, испытывая удовольствие от этой усталости, и ни о чём не думал, лишь поглаживал ладонями мягкие, густые, источавшие тонкий аромат духов волосы Нины. А она, неподвижно касаясь твоей груди влажными губами, молчала, и было непонятно, спит она или нет.
После той ночи вы стали встречаться чаще – по вечерам, лекции не в счёт. И хотя ты по старой памяти захаживал то к одной, то к другой своей прежней подруге, вопрос о том, что у вас с Ниной получится дальше, неизменно возвращался к тебе. Подспудно ты ожидал финала ваших «лёгких» отношений, перехода их на новую ступень – и одновременно оттягивал наступление полной ясности… Куда спешить, если ещё вся жизнь впереди?
Словом, о женитьбе ты тогда ещё всерьёз не задумывался. Решение созрело в армии. Нина ведь ждала тебя. Уже полгода. И если она дождётся…
Если, конечно, дождётся. Что предполагало оставаться под вопросом до самого дембеля… Она – красивая девчонка. Столько разных мужиков бегало за ней – ей ли теперь гербарий из себя устраивать. Не исключено, что не растеряется, найдёт себе кого-нибудь.
«Ладно, поживём-увидим», – беззвучно прошептал ты и аккуратно, стараясь не помять, спрятал фотографию в карман. Застегнул шинель. Поднял с земли свой «АКС», поудобнее приладил его на плече. Передвинул подсумок из-за спины, вернув его в прежнее положение сбоку, под рукой. И медленно двинулся вдоль ограждавшего пост двойного ряда спирали Бруно. Достав спрятанную в подсумке – между рожками с патронами – сигарету, с наслаждением закурил. На посту это строго запрещалось, но дорога отсюда просматривалась хорошо, и ты не сомневался, что проверяющий не сумеет застать тебя врасплох.
Небо над головой было чистым и густо-звёздным. Его необъятность ощущалась почти физически. Словно оно готовилось растворить в себе вышагивавшую по периметру поста крохотную человеческую фигурку и уже сделало первую – осторожную – попытку приближения к ней… Сорвавшись с невидимой крепи, ринулась вниз звезда. Следом за ней упала вторая. Потом – третья…
