— Тело маловато для тебя. Ты переросла женскую суть. Но есть для тебя дело именно в этой ипостаси, которое в другом теле не сделаешь и не поймешь. Оно тебе по силе.

— Но что мне делать? — мои мысли про тело. И дед их видит.

— А что ты можешь изменить? Можешь хоть один волос сделать черным или белым? Живи и наслаждайся тем, что есть.

— Как мне взывать к крови в этом теле, если душа противится.

— Уже не противится. Я помогу.

Мне идут образы и понятия. Последние мысли уже слышу отдаленно. Все затихает. Моя голова на коленях Ганны. Ей тоже тяжело далось, но держится хорошо.

— Все, заземляйся. Будем чай пить, — говорит она.

— Тетя Ганнечка, что это было?

— Да ты знаешь. Уже выправилась, я то вижу.

Чай травяной с медом. Я рассказываю, что видела. Ганна выспрашивает подробности. Но все рассказать не могу. Знания пришли пакетом и требуется время для осмысления и расшифровки.

— Я не та, за кого себя выдаю, — резюмирую я, — тело не для этой души.

— Мы все не те, за кого себя выдаем. Быть настоящим — страшно и опасно. Но интересно.

— Знаешь, я столько времени считаю себя чокнутой, что если бы не близкие друзья-наставники, то пришлось бы скрыться в глухом скиту и не показываться.

— Не преувеличивай. Тебе же объяснили — развитие души опережает тело. Радуйся, что красотой не обидели.

— Тетя Ганна, ты мне льстишь. Симпатичная, возможно. Но красавица? — Прибедняюсь я, — стоп! Ты хочешь сказать, что красота зависит от степени развития души? Причем, обратно пропорционально?

— Знаешь же поговорку: «Девушка либо умная, либо красивая», — ухмыляется она.

— Не красивые — более совершенны, так получается? А красота — просто компенсация отсутствия других качеств?

— Биологическая — да. Но знаешь же, что красота разная бывает. Сама про себя говоришь, что не красавица, но мужики липнут. Почему?

— Ну это они энергию чуют. Видела я тех красавиц. Энергетическая прореха на человечестве. Как воронка, все на себя сосет. Взамен только внешний вид. Один знакомый из органов называет таких «красивая обертка для мужского члена».

— Вот. Энергия. У тебя уровень выше. И все твои странности прощаются и не замечаются. К тому же ты отдаешь больше, чем берешь. Прыжков в разные стороны у тебя нет. А для мужика знаешь, как важна надежность?

— Знаю. Всем нужна подруга, которая патроны подает, автомат поднимет, медсестра, которая с поля боя вытащит, перевяжет и вылечит. Ласковая кошка, которая мурчит, когда надо, утешит и посоветует. И все это не зависимо от обстоятельств и своего самочувствия.

— Именно. Думаешь, они не чувствуют? Еще как, хоть и не сознательно. Вот тебе и ответ, почему к тебе тянутся.

— Но я же и не уродина.

— На комплимент напрашиваешься? Энергия выправляет внешность.

— Напрашиваюсь. Дед сказал, что надо наслаждаться тем, что есть.

— Наслаждаться использованием того, что есть. В нужном направлении. Тогда да. А если стоять на месте в самовосхищении, то просто бензин сожжешь и все.

— А ты про себя все знаешь?

— Знаю, но не расскажу. Это очень личное.

— Хочу еще про Ульриха спросить. Он давно появился?

— Давно. С зимы еще. Наши его в Минске подобрали. Понял он все, увидел. И сделал выбор. А там такие выборы не одобряют. Сбежал из какой-то учебки комитетской. Но тут всю жизнь не просидишь.

— С нами просится.

— А куда ему деваться?

— Так я и сама не знаю, куда идем. Дело сделано. Ты мне помогла. Думала, домой возвращаться пора. Только боязно. Так просто не выпустят.

— То то и оно. Деда спроси.

Егор Тимофеевич появился вечером. Посвежел и снова молодо выглядит. Рик с ним уходил. Судя по корзине маслят, они на природе были.

— Дед, какие планы?

— Эх, егоза. Что тебе тут не живется? Я бы тебя оставил на месяц. А там домой сама добралась бы. А?

— Ну уж нет. Мне тут хорошо. Адарка теперь моя подруга. Ганна, как родная. Но чувствую, что мне с тобой надо. Ты же не просто так идешь?

— Я то да. Но тебе туда еще рано. Мы с Риком сами сходим.

— Рик, а ты что скажешь? Возьмешь меня с собой, — я хочу потрепать его по голове.

Но пес внезапно встает на задние лапы, а передние кладет мне на плечи. Он выше меня на голову и тяжелый. Его теплый язык крест накрест лижет мне лицо.

— Да что же это, Рик! — смеюсь я.

— Ишь, возьмет, — хмыкает Егор Тимофеевич, — так-то я его еще провожаю.

— Вот теперь точно с вами пойду, — топаю ногой, — обещал в гости везде брать, так бери.

— Придется брать, — дед смотрит на собакена. Тот потягивается, выгибает спину и тыкает меня в живот лбом.

Я вижу их — частички тех знаков, которые зашифрованы в генах. Они складываются в образы. Кто во мне? Меря — древнее финское племя на территории Ярославской области. По женской линии передается ведовство. Но тогда такие знания считались нормальными и даже необходимыми. Мужских образов нет. Оно и понятно. Генотип у меня женский. Славянское племя кривичей с запада. И у них линия от викингов. Поэтому волосы каштановые. И фигура оттуда же. Кавказские племена — из глубокой древности, но проявляются явно. Мама черноволосая и глаза у нее и у меня, как у серны.

Сегодня на завтрак зашел Егор Тимофеевич. Едим гречневую кашу с зеленым луком и подсолнечным маслом. Я к ней не привычная. У нас никогда ее не продавали. Только диабетикам выдавали. Считалась диетической. Странно, потому что в книгах пишут, что гречка у нас — основная культура. А здесь едят спокойно, без восхищения дефицитом. Говорят, даже солдат иногда кормят.

— Дед, а откуда у нас финны?

— Лучше спроси, откуда у финнов русские — смеется он, — правильно говорят, чтобы стереть память, надо пятьдесят лет. Одно поколение.

— А что не так? Сейчас все пишут. «Золотое кольцо. Древняя ярославская земля». Гоголь, опять же, упоминает расторопного ярославского мужика, который сани к тройке срубил.

— Так Гоголь про национальность ничего не говорит. Еще в прошлом веке половина области по фински разговаривала. Были деревни, в которых по русски не понимали.

— Это я читала. Но все равно, как так может быть? Раз, и никто ничего больше не помнит. Как и не было.

— Значит, путь такой у того народа был, — деду некогда, он собирается куда-то в болото вместе с Риком, них своя практика.

Сегодня стирка. Нужно воды наносить с ручья. Ведра самые обычные, только ручки обмотаны берестой, чтоб удобней было. Дарья с утра настрогала хозяйственного мыла в большую кадку и замочила весь ворох. Сейчас палкой ворочаем по очереди. Потом застирываем руками. И полощем. Вот тут и надо много воды. В корыте каждую бельину вверх-вниз. Первая вода, вторая вода, начисто. Развесили все на веревки. На жаре быстро сохнет. Еще и огород. Свекла, морковь, капуста, лук с чесноком, репа и редька, брюква, огурцы с помидорами. И куча всяких трав, пряных и лечебных. Но к травам нас Ганна не пускает, а вот остальное надо полоть и поливать.

Ганна учит меня вместе с Дарьей. Точнее, дает задания и ждет, когда сдадимся. Так лучше всего получается. Когда все испробовала, умучилась и расстроилась, больше ценишь тонкую подсказку и радуешься результату. К тому же мы разные. Я использую знаки, линии, рисунки, а Дарья — слова, звуки, жесты. Если получается, потом меняемся и подсказываем друг дружке. С рисунками у меня все хорошо. Такая школа Льва Михайловича за плечами. Со звуками у Адарки лучше. Она их лучше чувствует. Песни и стихи — это ее. Любая ритмичная речь имеет основанием заклинания. Где стихи, там и магия. Но для меня пока это новые знания. База воздействия звуками на свои энергетические центры, в журналах именуемые чакрами, у меня есть. Но это вроде особой звуковой гимнастики или вибрационного массажа. Работающая словоформа, сознательно составленная — совсем другое. До этого мы с Верой Абрамовной еще не дошли. Были у меня в жизни случаи, когда воздействовала словами, но это информация, полученная напрямую для конкретного случая. Так нечасто бывает. Только при серьезной угрозе или после подготовки вроде голодания. А если сама такой случай планируешь, то без знаний не обойтись.