— Это эмигрант, — тихо говорит она, — сейчас им разрешили въезжать. Знаменитый Петр Чехотов. У него галереи в Италии и Франции, арт-бизнес.

Эмигрант оказался живым невысоким человеком лет шестидесяти. Сухой и жилистый, он совсем по-итальянски размахивал руками при разговоре. С улыбкой несколько раз прошелся вдоль стены. И кругами по комнате, разглядывая все остальное. Круги сужались. И он встал напротив моей «речки». Отвернулся, прошелся. И вновь вернулся. А ты что думал, голубчик? Все, залип. Попросил стул.

— Это то, о чем я думаю? — тихо спросил он.

Лев Михайлович кивнул в ответ, сам не отводя глаз.

— Вы должны отдать мне ее, — вдруг заявил эмигрант, — без нее я не уеду. Любой ценой, устрою скандал, буду стоять на коленях под дверью и рыдать в вашем грязном снегу.

— Маша, что скажешь? — спросила Вера Абрамовна.

— Мне бы узнать ваше впечатление.

— Сама все видишь и понимаешь. Когда получается, чужие оценки не нужны.

— Тогда на ваше усмотрение.

— Маша! — вскочил Чехотов со стула, — в Италии, в любое время. Уже сейчас можно уехать отсюда. А будет еще проще. Вы уедете. У меня для вас мастерская, еда и кров, кисти и краски. Вот вам мое слово русского дворянина. Поверьте, это не прокламации. Только найдите меня, адрес я оставил Льву Михайловичу.

Бизнесмен времени не теряет. Ему заворачивают работу, обкладывая фанерками. И Он уезжает с компаньоном, пока не передумали. А меня приглашают отметить чаем с самодельным овсяным тортом. Его долго делать. Я как-то пыталась под руководством наставницы. Очень вкусно, но Вера Абрамовна мастер непревзойденный. Кто пробовал, тот знает, а чем речь.

Гарика вызвали по запасному каналу связи. Он обязан каждую неделю пройти мимо столба с объявлениями. Однажды пропустил день и был лишен половины доходов. В деревянном столбе на высоте вытянутой руки торчала ржавая кнопка. В этот раз большая, значит, нужно быть готовым к моментальным действиям. И если запасной канал, то дело очень важное. Теперь завтра в условном месте будет ждать латыш, или кто он там.

Вечером следующего дня Гарик остановил машину около остановки. Пройдя пешком по короткой улице частного сектора, вышел на пустырь. Тропка натоптанная. Впереди лаяли собаки пригородного поселка. Прошелся вперед. Из кустов окликнули. Латыш был не один.

— Знакомься, это координатор операции. Дальше поступаешь временно в его распоряжение.

— Как обстановка на объекте? — новый куратор сразу перешел к делу.

— Спокойно, менты не появляются.

— Мы будем прикрывать объект, пока не произойдут определенные события. Вам нужно разместить людей, пять человек, обеспечить прикрытие.

— Так я все придумал, — Гарик повеселел. Он давно прикидывал, сколько бы можно поднять денег, если реально строить дачу или дом. Председателю колхоза занести, председателю сельсовета тоже, золотое дно, — там участок есть с полуразваленным домом. Будем строить новый. К старому приделаем вместо двора. Все знают, что я дом хотел. А вы будете шабашники. Жить в развалюхе можно. Мы и его отремонтируем. Конечно, материалов достать надо, с местными договориться, но я всех там знаю. Все меня знают и уважают.

— Отлично, когда будете готовы?

— Завтра поеду туда. Со всеми переговорю. Через два дня вернусь.

— Запоминайте место встречи, — куратор протянул бумажку со схемой и подсветил фонариком.

— А там ручей не разольется?

— Переплывете, — ответил куратор, чиркнув зажигалкой.

Лицо его, как маска идола, в отсветах пламени горящей бумаги показалось страшным. Но Гарик отогнал плохие мысли. Перспективы замечательные. Можно и вовсе коттедж построить, а потом базу отдыха для нужных людей сделать. Дом же не отберут. А тогда девочки, шашлык, баня, бильярд, большие люди будут решать вопросы и его не забудут.

Из всех вариантов он выбрал самый близкий к реке и стоящий на отшибе. Искать пришлось хозяйку. Нашли в соседней деревне. Та даже не думала, что можно продать оставшийся от матери разваленный дом. Первый кусок получил председатель. Дал команду и в сельсовете выписали ордер. Пара человек взялась чинить крышу и прибираться в доме.

Через неделю Гарик приехал двумя машинами.

— Короче, это мои люди, — сказал он Хопарю, — смотри тут, чего и как. Если что, знаешь где меня найти.

— Ладно, — ответил Хопарь, — ты рулишь. Только не простые люди у тебя. Сам-то их знаешь?

— Э, короче, пусть живут. Дело свое делают, — Гарику было не по себе, чуйка подсказывала, что по-всякому может пойти, — по-братски смотри, к ним не лезь. Мне их подогнали. Закончат, уедут. Или других найду. Чтоб тебе не в тягу, полтос добавлю.

Денег ему дали десять тысяч на первые расходы. Он нанял работницу готовить, стирать и прибираться. Гости потребовали снять еще один дом с другого краю. Пришлось раскошелится. Правда, он был колхозный, проблем не возникло. Там поселились двое. Но ничего, думал он, свое возьму.

Я много раз в тюрьме вспоминала каждую деталь контакта с Артуром. Просматривала каждый жест, тон, дыхание, тень эмоции. Но ничего материального он не оставлял ни в доме, ни потом. И не собирался. Кассету, которую прихватил из банки с червями, у него изъяли. А дальше все. Но я чувствую незаконченность и напряжение.

За окном тишина. Еще раз погружаюсь в события того дня. Белые нити энергии присутствия маленькой паутиной застыли на калитке, которую я открывала. В доме большая паутина на печке, где готовила, на кровати, где спала, у стола. За домом позади огородов, где смотрела на закаты, погружалась и страдала по Олегу — плотный глубок. На берегу Волги черно-серый клубок страха и обреченности. Ничего особого не вижу.

А если смотреть энергию Артура? Разматываю назад. Красный и фиолетовый клубок ярости на берегу. Зеленые нити любопытства дома. Противно-синего оттенка нити недоверия по дороге к машине. Стоп. У колодца нити сплетаются в паутину. Негустая, но отчетливая сетка. Значит, о чем-то сильно думал. Осенило или что? Колодец от дома метров пятьдесят. Его никто не обыскивал. Так может, спрятал там? Ох, не лезь Маша в эту кашу. Но вот прямо зудит. Надо поспать, вдруг, отпустит.

Не отпустило. Но точно никуда не поеду. Уверена, что в покое меня не оставили. Поля говорила, что год контролируют после освобождения любого, кто по их материалам проходил.

Дипломные работы защитила на пятерки. Двадцать пятого мая выпускной. Доцент привез маму с Глебом. Я вся красивая в бежевом итальянском костюме. Директор училища сказал напутственные слова и вручил дипломы. Теперь я художник станковой живописи с правом преподавания в школе. Потом мы дружной толпой пошли забирать характеристики. В комсомол я так и не вступила. Так что мне только одну дали.

И это еще не все. Теперь распределение. Время сейчас такое, можно самому подсуетиться, и никто не будет настаивать, чтобы молодой специалист отработал три года. Но провести мероприятие надо. Всех вызывают по очереди. Народ разбредался в большую жизнь кто куда. Одни по особому блату в художественные школы преподавать, другие в обычные школы учителями рисования, оформителями на заводы, кто-то расписывать посуду.

Мне директор торжественно вручил направление в Ярославское театральное училище на специальность художника-декоратора.

Для вечера сняли столовую недалеко от училища по Московскому проспекту. Скидывались по пятнадцать рублей. Готовить у нас не умеют. Но и я не есть пришла. Разговоры все, кто чем будет заниматься, как художник. Много разговоров про Москву, там легче устроиться. Меняемся адресами и телефонами. Потом народ расслабился, и начались танцы. В одиннадцать вечера меня уже ждал доцент. Хорошо, когда есть, кому ждать.

На следующий вечер у меня запланировано семейное торжество. Настя отговорилась тем, что к ее Сене поедет, там его родители ждут. Он тоже в этом году техникум закончил и в армию идет, до пятнадцатого июля заберут на два года. Нужно успеть побыть вместе.