Я стойко перенес судьбы каприз,
Исследуя закономерность жизни:
То синусоида уходит вниз,
То вдруг взлетает, наверху зависнет,
И рушится сквозь нулевой порог,
Стремительно меняя плюс на минус,
Взрывая ось ухоженных дорог
И погружаясь гибельно в трясину.
Из перекрестка жизненных путей,
Пространство уносящих в бесконечность,
От самого рождения детей
Она дрейфует, подпирает вечность.
Но смертны мы, и с тем обречена
Считаться, зародившись лишь, кривая,
О том заботясь, где теперь она
Возникнет вновь, однажды затухая.
Чтоб дальше плыть в эфире бытия,
Рождая новый импульс в мире новом,
О том и грежу, и беснуюсь я,
В суть углубляясь жизненным основам.
Листаю их, не отметая тех:
Ничтожных, мелких. Суть и в них найдется.
Наш график – это накопленье вех,
Через которые кривая вьется.
Родители твои, друзья, твой дом,
И далее – семья, работа, дети,
Всего, чего достиг своим трудом,
Суммируются в колебанья эти.
Кем был любим и сам кого любил?
Кому солгал, но не был кем оболган?
На что не пожалел потратить сил?
Что превзошел и в чем погряз надолго?
Что в кошельке твоем, а что в душе?
Богатства эти ли соизмеримы?
И так в тебе ль нуждаются уже
Все те, тобой которые любимы?
Кто за тобой прейдет с твоим мечем,
В кого вдохнул ты по крупицам душу,
Нес мир или являлся палачом?
Что создал ты на свет и что разрушил?
И мечется кривая через ось,
Не встретив в пике доброго начала.
Стремится в минус вылить желчь и злость
И вверх взмывает в поисках причала.
И я мечусь, пытаясь рассмотреть,
Где мой конец, как скоро затуханье?
Она прошла, как минимум, на треть,
Мне в нижнем пике перебив дыханье.
Приоткрывая истину: К чему
Скитаться нищим по земельной тверди?
Всю жизни людская сведена к тому,
Чтобы успеть создать задел для смерти.
Да только, видно, залегла на дне,
Застряла судьбоносная кривая.
В огромной беспорядочной стране
Хватаю воздух ртом и не вдыхаю.
К тебе я, смерть, сегодня не готов.
А часто ль к ней бываем мы готовы?
Довольно среди нас голодных ртов,
Поникших духом и лишенных крова.
Кто не имеет матери с отцом,
Детей иметь не может и не смеет,
Кто потерял давно свое лицо,
Уже не в силах обрести новее.
Но беспощадно подгоняя смерть,
Я рвусь к вершинам этого движения,
С ней в споре, затевая круговерть,
Достойное в ней вижу завершенье.
Святая гибель, это для тебя
Держусь за жизнь когтями и клыками,
Деяньями своими укрепя
На будущее свой могильный камень.
Останется в истории девиз
Считать кончины наши роковыми.
Не правда, смерть не стягивает вниз,
Она увековечивает имя!
Да, стоит жить, чтоб с честью умереть,
За каждый день борясь, как за последний,
Чтоб не стыдились на тебя смотреть
Ни современник твой, ни твой наследник.
Минуту за минутой торопя,
Я крою некролог козырной картой,
В бессмертие забег себе трубя,
В котором смерть являться будет стартом.
07–08.05.1996 г.
Я слышу вновь шаги: за мной идут.
Их много, с ними стрелы и ножи.
И у моей измотанной души
Они крупицы радости крадут.
Они безмолвно режут то, что есть,
И насаждают свой унылый быт.
В лохмотьях тот, кто ложью не покрыт —
Кому нужна залатанная честь?
Снова слышу я чьи-то шаги —
Ужас нервы сплетает в клубки —
Удалятся, замрут в тишине,
Чтобы вновь к нам вернуться во сне.
Я выкрал все у собственных детей,
Что сам для них по крохам собирал,
И видится наш светлый идеал
Потомкам грязной грудою костей.
С кем я могу открыто говорить
И что мне вера? – той, которой нет,
Я слепну от сияния монет,
Теперь продать все можно и купить.
Замолчи, преподобный отец,
Нас сегодня покинул Творец,
Где ты видел блаженных миры,
Всюду нечисти только пиры.
Тут все мои грехи: чего-то ждут,
Надеются на исповедь, глупцы,
Не буду с ними я рубить концы,
Со мной все в преисподнюю падут.
И вот я различил из темноты
Возникшее из болей, слез и мук
Чудовище. Замкнулся черный круг,
Я узнаю знакомые черты.
Я кричу, разлетается дверь,
Видно, жребий мой брошен теперь.
Я спокоен, я вытер глаза.
«Ну, давай, не томи, где коса?»
13–14.07.1989 г.
