Однажды в палату прибыл астролог с пробитой головой. Обычный с виду парень очень волновался, что перед походом к пивному ларьку не обратился к звездам, не заглянул в гороскоп. Всем советовал это делать, говорил, что без этого никак нельзя. Я, как любознательный человек, пользуясь случаем, стал выспрашивать подробности. Что такое астрология? Зачем? Почему? Но ничего не понял. Возможно, потому что, если чем-то интересуешься, надо, хоть немного верить в предмет интереса. А может быть, дырка в моей голове была виновата.
На место выписавшегося узбека привезли из реанимации товарища с вмятиной в черепе на четверть головы. Причиной происшествия также был поход к ларьку. А вот к какому, конкретно: пивному или водочному, он не помнил. Наверное, часть мозга, отвечающая за подробности, теперь отсутствовала. На следующий день, первым делом, шатающейся походкой он отправился в курилку.
Мне кажется, что в нашей стране одним из самых уважаемых и соблюдаемых прав человека является право курильщиков осуществлять свою пагубную привычку. И никакие постановления правительства не изменят сложившегося положения. По моим наблюдениям, как бы ни был плох больной, если у него есть силы добраться до места для курения, медперсонал никогда не станет ему препятствовать.
Как-то раз, во время косметического ремонта в женском отделении психиатрической больницы имени Скворцова-Степанова, я красил плинтуса, расположившись на площадке черной лестничной клетки, где обычно никто не ходил. Подошла медсестра, за которой тянулась вереница пациенток в цветастых халатах.
– Не могли бы вы присмотреть за женщинами, пока они будут дымить? – обратилась она ко мне, – бежать им некуда, все двери закрыты, но мало ли?
Я согласился, посчитал курильщиц и продолжил работу, иногда искоса поглядывая на своих подопечных.
А представьте картину: на свежем морозном воздухе по территории психушки под присмотром медсестер и медбратьев прогуливаются пациенты. У половины руки связаны. А у двоих из-под кусков ткани, стягивающих руки, у самых лиц торчат пальцы, а в них зажженные сигареты. И дымок вьется. Умора!
Еще запомнился мой свихнувшийся мобильник, пострадавший от удара вместе с костями. По всему его экрану расползлась большая фиолетовая клякса. Все же какое-то время я еще умудрялся им пользоваться: звонить и отвечать на звонки. Часто со мной выходил на связь шеф по рабочим делам. Как бригадир, я продолжал делать разные расчеты, не отрываясь от подушки и матраца. Но вскоре у аппарата «поехала крыша»: он стал ни с того ни с сего включаться посреди ночи: то будильник заработает, то вызовы непонятные. Со сном и так были проблемы, поэтому в этих случаях я сильно жалел, что под рукой не было ничего тяжелого, а форточка находилась слишком далеко.
Первый мой сотовый телефон назывался «Сименс». Вот уж молодцы немцы, умеют делать технику. Я уронил его как-то с крыши, с высоты в десять метров, а он хоть бы хны. Во второй раз он упал вместе со мной. Больше не выдержав издевательств, решил: «Ну, вас к черту», и приказал долго жить.
Вот так. А о чем это я, собственно?… Ах, да. У меня медицинская тема.
Осенью 2008 года я начал пробежки. Зимой побежал в полную силу. До этого была лечебная физкультура, которой я не на шутку увлекся. В молодости на меня произвели впечатление случаи, когда люди справлялись с последствиями тяжелых травм благодаря упорным тренировкам. Пришлось проверить это утверждение.
Сразу после выписки из больницы, кроме разных «примочек», типа электрофореза, лазера и массажа позвоночника получил направление в кабинет лечебной физкультуры. Кроме меня группа состояла сплошь из женщин старшего возраста, преимущественно жертв гололеда. Так как я мог заниматься гимнастикой только в лежачем положении, доктор «положила» на пол всю группу.
Дома пытался повторять упражнения. Но их было слишком много, невозможно все запомнить, пришлось после занятий записывать в тетрадь по памяти.
«Лежа на спине. Колени согнутые, палка под ними, приближать вместе с палкой к носу» или: «На спине. Колени согнуты, палка под ними. Перекатываясь на позвоночнике, садиться». «На спине. Писать ногами в воздухе свою фамилию и имя». И так далее. Самым тяжелым, но, по словам врача, самым эффективным, было упражнение что-то типа «ласточки». Лежа на животе, руки, ноги и голову задирать, как можно выше. Надо было продержаться в этом положении три минуты. Поначалу не выходило и трех секунд.
После окончания цикла занятий у доктора не мог уже остановиться. Продолжал тренировки. Ну, а потом побежал. До травмы пробегал не больше пяти километров. Теперь получалось около девяти. Специально шагами считал. Знакомым в шутку объяснял этот феномен ушибом головного мозга. Хотя, на самом деле, причиной рекордов была игра в футбол, которой я увлекался целых три года перед травмой.
Живу на окраине Сестрорецка. До леса рукой подать. Выбегал чаще всего, когда солнце садилось. Если был сильный мороз, дышал в перчатку. Возвращался уже в сумерках. Красота неописуемая – снежные поляны, запорошенные ели залиты призрачным лунным светом. Гулкая тишина, разбавляемая лишь далекими городскими звуками. Уверяю, это намного лучше, чем мельтешить ногами по беговой дорожке где-нибудь в фитнес-клубе.
А вот на лыжах ходил по льду Финского залива. Почему-то всегда либо в снегопад, либо в густой туман. Спускался на лед, шел немного, а когда оглядывался, видел сквозь белесую мглу размытое пятно парка «Дубки». Оно пропадало быстро. Возвращаться можно было лишь по своим следам. Иначе ушлепаешь в сторону Финляндии или Кронштадта. Да уж, без очередной порции адреналина нам никак.
О событиях этого года трехмесячной давности вспомнить нечего. Всего лишь неделя в больнице. Был сосед по палате, упавший духом, с остановившимся взглядом в потолок. Перед моей выпиской прибыла бригада гастарбайтеров из Эстонии. Они привезли товарища, выпавшего из окна второго этажа, во время монтажа стеклопакетов. Я их встретил в коридоре, когда гулял там на костылях. С русским языком у них было плохо, но разобрать можно было. Я, как опытный «падальщик», давал им какие-то советы.
Уверен, что хромота пройдет, и я, в конце концов, снова побегу. Правда, в эту зиму, если снега будет, как в две предыдущие, со свободным временем будут проблемы.
Сколько собираюсь оставаться в этой профессии? Вопрос злободневный. Ведь, если что, соломки подстелить не удастся. Своему первому работодателю обещал, что проработаю на высоте до шестидесяти лет, хотя он, наверняка, об этом не помнит. Но это и не важно.
Как-то пошел купаться на Разлив. Конец лета, холодно. На пляже почти никого, зябко. Надо разворачиваться. Увидел двух дам, грациозно плывущих. Превозмог себя, зашел в воду. Так и здесь. Есть высотники старше меня. Почему они могут, а я нет?
Так что, со здоровьем у меня сейчас почти все в порядке. И, думаю, с юмором тоже. Особенно черным.
7 июля 2011 года
Жара. Сегодня я испытал два противоречивых, казалось бы, взаимоисключающих ощущения. Ближе к обеду «замерз», а к концу дня перегрелся, получив солнечный удар. В одном американском фильме из уст героев – строителей небоскребов – прозвучал термин «замерзнуть». Это значит, что монтажника-высотника сковывает страх перед высотой, и он прекращает работу. Вот и я, привязав на высоте двадцати шести метров веревку к опоре на крыше, а себя – к веревке, некоторое время не мог решиться спуститься, чтобы демонтировать старые вентиляционные трубы. Это происходит, когда давно не было практики нахождения на большой высоте. Кроме того, наверное, сыграла роль невезучесть во взаимоотношениях с земным притяжением. Однако постепенно организм адаптируется к новым, точнее, слегка забытым условиям, и все приходит в норму.
Человеческий организм, мне кажется, не может долгое время испытывать страх. Так же, как и любое другое эмоциональное напряжение. Будь иначе, люди не побывали бы не только в космосе, но и не отошли бы далеко от пещер.