На «Светлане» выходной, тишина, нарушаемая лишь гудением вентиляции. С Саней спускаемся по веревкам с высоты 26 метров с крыши корпуса «Полупроводников». Наша задача – быстрее заделать брезентом оконную раму с выбитым стеклом на третьем этаже – побочный эффект чистки крыши. В здании – уникальное оборудование. Один градус в сторону, и отказывается работать.

За бортом минус восемнадцать. Изо рта валит пар, щеки красные. В усах у меня лед, у Сани Букреева в черной бороде блестят целые гроздья. Большое окно на пятом этаже, с которым мы поравнялись, наполовину закрыто огромным ледяным наростом. Если его не сбить, при дальнейшем спуске рискуем получить его себе на головы.

Тормозим. Топором и кувалдой отбиваем от глыбы большие куски и пытаемся ее раскачать. Наконец расправляемся с ледяным монстром – он летит вниз. Но, словно в отместку за свою смерть, расправляется с вентиляционной трубой, висящей тремя этажами ниже.

Крепим брезент. Потираем замерзшие руки. Получилось хорошо. Теперь люди и оборудование перестанут ежиться. Но на втором этаже теперь ждет ремонта разбитая вентиляционная труба. Вот такой круговорот работ в природе.

Поздней осенью 2007-го года, когда последние дожди перемежались с первыми снегопадами, мой организм медленно адаптировался к новым условиям. Сливели губы с холода и руки коченели в постоянно мокрых перчатках.

Я влился в коллектив, который шпаклевал и красил пятиэтажку на улице Турку в фисташковый цвет. Дом, крыша которого, словно паутина, была опутана веревками, с его прежде облезлым и обшарпанным фасадом, облепленным теперь висящими на веревках высотниками, постепенно приобретал ухоженный и даже праздничный вид. Первый день для меня был ознакомительный. Располагались мы в полуподвальном помещении. То, что с потолков и стен, тронутыми рыжими пятнами грибка, свисала облупившаяся краска – это не беда, а вот то, что помещение не отапливалось, и нам негде было сушить одежду, это, мягко выражаясь, вносило дискомфорт в наше существование.

Цементный пол наполовину был залит водой. Дальняя стена пропадала во мраке, и многие ходили туда по малой нужде, перепрыгивая через лужи. Полы и древние, разваливающиеся столы были завалены атрибутами походной жизни: альпинистским снаряжением, веревками, перемазанными краской, шовной мастикой, шпаклевкой и еще бог знает чем

Карабины, «спусковухи», «сидухи», жумары соседствовали с обрезанными пластиковыми бутылками, приспособленными под пепельницы, пачками типа «доширак», как целыми, так и пустыми, термосами, шпателями и кистями. Сегодня я привез лишь кусок веревки и привязал его к опоре на крыше, предварительно выбрав себе участок стены для будущей работы.

Все идет своим чередом: кто-то мешает шпаклевку, некоторые разливают по ведрам краску, а кое-кто по стаканам нечто прозрачное, а потом объясняет на улице у дверей раздевалки местному дворнику:

– Почему пьем? Так ведь страшно на высоте. Попробуй сам. Да и погода, как видишь, способствует. Холодно.

На следующий день, приехав на работу пораньше, оставляю сумку со снаряжением возле дверей раздевалки, иду за ключом и узнаю неприятное известие. Кто-то залез в окно и хорошо почистил наше помещение. Пропало многое из снаряжения. Впадаю в уныние, больше нет желания работать. «Слава богу, – думаю, – что вчера не успел привезти и оставить свой инструмент». Возвращаюсь к раздевалке. Моей сумки нет. Пробежки вокруг дома в надежде по горячим следам схватить вора за руку не дают результата. Полку пострадавших прибыло. Карабины, самохваты – содержимого в бауле было не на одну тысячу рублей. Зря я только что воздавал хвалу господу. Ясное дело, что действует здесь одна шайка, которой мысленно посылаю проклятия. В свой адрес отпускаю словечки не менее выразительные.

Во время обеда обсуждаем, кто мог нас обокрасть. «Бомжи». Другого ничего на ум не приходит. Где-то на проспекте Славы, предположил кто-то, на фасаде тоже работают высотники, и наше снаряжение грабители могли сплавить туда. В магазине карабин стоит рублей триста, а тамошним альпинистам его запросто можно продать за пятьдесят. Уже на бутылку хватит. Делаем набег на соседний подвал с выражением твердой решимости на лицах, но видим лишь пустые аккуратные лежаки между трубами, полное отсутствие каких-либо свидетельств злодеяния со стороны их хозяев.

На следующий день, поскребя дома по сусекам, кое-как набираю снаряжения для работы, к которой незамедлительно приступаю. Настроение, как говорится, ниже плинтуса. Шпаклюю фасад, болтаясь на веревке, и все еще занимаюсь самобичеванием.

Даю себе слово: больше никогда не буду оставлять свои вещи, где попало, никогда не дам себя облапошить. Уже внизу, когда я выпутывался из веревки, подходит подвыпивший мужик с бутылкой шампанского в руке и восхищенным взглядом в мою сторону, со словами: «Ну, вы даете, ребята», предлагает составить ему компанию. Что же, есть возможность хоть немного поднять себе настроение и, недолго думая, соглашаюсь.

– Только стакана у меня нет, – говорит он, излучая приветливость, – принеси что-нибудь, если можешь.

Я иду в раздевалку, нахожу на столе свой термос с чаем, дорогой, красивый, только что подаренный женой, и не придумываю ничего лучшего, как взять от него завинчивающуюся крышку. Все, поехали. Мы прячемся за соседнюю девятиэтажку, чтобы меня не заметили за распитием, он наливает в крышку. Успеваю сделать лишь несколько глотков, да поболтать с ним, как это водится, о всяких пустяках. Слышу, что меня окликают. Быстро ухожу на голос, возвращаюсь через минуту. Моего собутыльника и след простыл. Он пропал вместе с крышкой от моего драгоценного сосуда, подарка жены. Зачем ему она, будь он не ладен? Зачем мне термос без крышки? Пробежки вокруг, в надежде по горячим следам кого-то догнать, опять не увенчались успехом.

Так, за два дня я лишился альпинистского снаряжения и термоса с завинчивающейся крышкой. Через некоторое время пришлось его выбросить. Такой негостеприимной оказалась улица Турку.

До обеда скалываем лед, после – чистим снег.

Летом будем ремонтировать крыши и фасады. Но это не значит, что мы постоянно находимся на свежем воздухе. Иногда в больших количествах нюхаем краску. При окрашивании производственных цехов часто применяется масляная, алкидная или пентафталевая краска. Многие, наверное, чувствовали на себе действие ее ароматов. Если работать краскораспылителем, то частички краски просто висят в воздухе, а пары ее заполняют пространство. Без специальных респираторов не обойтись. Иначе «крышу» сносит.

Как-то красили фасад на Карбюраторном заводе и, так получилось, пары краски втянуло вентиляцией внутрь цеха. Выбежали возмущенные женщины, и мы узнали о себе много нового.

Был у нас один маляр, большой поклонник «зеленого змия». Он чувствовал себя в таких условиях вполне комфортно. Можно в подобных случаях приглашать на работу токсикоманов. Им респираторы тоже не понадобятся.

Косметический ремонт производственного цеха – одна из моих любимых работ. От погоды не зависишь. Как говорится, светло, тепло и мухи не кусают. Чем выше цех, тем лучше. Что заказчик может увидеть на уровне семи, десяти метров? Неплохо, если есть мостовой кран.

Однажды произошел забавный случай на заводе «Эскалатор». Такие работы часто проводились в ночную смену, и нам выделили крановщицу. План был такой. К грузозахватному устройству мостового крана, высота которого от пола метров восемь, цепляем железный ящик для перевозки различных грузов, запускаем краскораспылитель типа «Вагнер» или «Финиш». Профессионалы, кто работал с ними, с теплотой вспоминают об этих трудягах. Далее садимся вдвоем в контейнер, один держит пистолет с удочкой для распыления краски, другой во время движения крана постоянно должен поправлять шланг, цепляющийся за различные препятствия. Итак, вперед на стены!