Костик пригладил на виске смятый вихор и вздохнул, почувствовав, что долгожданная вечеринка словно потеряла для него интерес.
Звонок!
Костик отогнал грустные мысли. Румянцева вольна поступить так, как ей заблагорассудится! Каприз девчонки, разумеется, не испортит ему настроения! Он будет веселиться! В конце концов, сегодня не ее именины, а его торжество…
Вошли Золотарев и не знакомая Павловскому русоволосая девушка в голубом крепдешиновом платье.
— Познакомься, Костик: сестра Бориса — Шура, студентка, будущий бесстрашный геолог-разведчик, — отрекомендовал девушку Семен.
— Константин Павловский!
— Добавляй: будущий художник.
— Я был уверен, что добавит товарищ.
Довольный удачной фразой, Костик внимательно посмотрел на Шурочку.
На вишневых губах девушки играла вежливая улыбка.
Кто-то бегом поднимался по лестнице. Дверь распахнулась, и в переднюю стремительно влетел Лев Гречинский.
— Не опоздал? — выдохнул он.
Павловский успокоил его:
— Как раз вовремя.
Гречинский вытер платком вспотевшее лицо.
— Уф! К пирогам успел! Нина! — крикнул он, оборачиваясь к открытой двери. — Пироги еще не съели, спеши!
Запыхавшаяся Нина Яблочкова вбежала в переднюю и сразу же забарабанила кулаками по спине Гречинского:
— Не убегай, не убегай, не убегай!
— Убьешь голкипера! — остановил ее Костик. — Кто мячи пропускать будет?
Гречинский немедленно принял торжественную позу: — Лев Гречинский мячей не пропускает! Никогда!
— Даже никогда? — переспросил вратаря Костик и спохватился: — Маэстро, вас ожидает рояль! Шагом марш в гостиную!
А ну-ка, солнце, ярче брызни,
Золотыми лучами обжигай![47] —
басом запел Гречинский, нагибаясь, чтобы пройти под портьерой.
— Ба! Знакомые все лица! — воскликнул он, увидев гостей, и попытался шаркнуть ногой. Но, поскользнувшись на паркете, он вдруг рухнул на пол.
— Гол! — закричал Ваня Лаврентьев.
Эй, товарищ, больше жизни,
Шевелись, не задерживай, вставай![48] —
задорно пропела на ухо Гречинскому Нина, тщетно пытаясь поднять его с пола.
— Один–ноль в вашу пользу, — смущенно пробормотал Гречинский, поднимаясь.
Гости прибывали. После каждого звонка взгляд Костика устремлялся к двери, но Жени все не было.
«А что, если она придет, но с Сашкой?».
В самом деле, как глупо он будет выглядеть, если Женя явится с Сашей! Что скажет мама? Как на это посмотрят друзья!
Костик ослабил галстук и, сдерживая волнение, выбежал на улицу.
Если бы она пришла одна!..
Павловский прислушался к приближающимся голосам. Кажется, Женя… Она! Но с кем? С Сашкой?! Нет, с ней идет девушка. Значит, Соня. Ур-ра-а!
Он облегченно вздохнул и торопливо вернулся в гостиную.
— Внимание, товарищи, — Женя Румянцева! Именинница! — закричал он.
Хлопнув в ладоши, он с торжественностью поднял вверх руки. Гречинский перестал играть.
— Внимание! — повторил Костик и исчез в глубине квартиры.
— Да он угорел! — сказал Сторман.
— Он просто рад, — заметил Ваня.
— Р-а-ад, — протянул Сторман. — На чужой каравай рта не разевай! Чему радоваться-то?
В прихожей отчаянно стрекотал звонок. Из столовой выскочил Павловский с огромным букетом роз. Девушки ахнули. Ребята переглянулись.
— Ну-ка, Ваня, открой! — зашептал Костик Лаврентьеву. — Встретим именинницу торжественно!
Сторман скорчил за спиной Костика забавную мину, но на шутника шикнули.
Не успел Ваня выполнить просьбу Павловского, как портьера шевельнулась, и в гостиную вошли Женя и Соня.
— Горячо поздравляю дорогую именинницу! — воскликнул Костик, подавая Жене букет цветов.
Гречинский ударил туш, и все захлопали в ладоши.
В первое мгновение Женя просто растерялась и хотела пройти мимо Павловского, но вдруг поняла, что букет предназначен ей. Покраснев, она взяла цветы и, когда стихла музыка и аплодисменты, сказала:
— Что это? К чему такая пышность? Зачем все это?
Оглянувшись по сторонам, она положила букет в ближайшее кресло, как сноп, — бутонами вниз. Лицо Костика дрогнуло, а Женя повторила, обращаясь прямо к нему:
— Ну, зачем все это?
И уже тише добавила:
— Я же говорила тебе: не люблю я таких замашек!
Костик пожал плечами. Обиженно поджав губы, он поднял букет с кресла и бережно положил его на рояль.
— А ну-ка, именинница, подойди сюда! — нарушил неловкое молчание Гречинский. — Ну-ка, ну-ка!
Костик толкнул его:
— Играй, пожалуйста!
Лев опустился на стул и ударил по клавишам.
Костик оглянулся. Женя уже кружилась с Людмилой. Плавно развевался подол ее длинного темно-синего платья…
ГОВОРЯТ ДЕВУШКИ
Обмахиваясь платочком, Женя подбежала к тонконогому креслу, с сомнением посмотрела на него и села на стоящий рядом глубокий диван.
— А я сюда сяду! — показывая на кресло, бойко проговорила Нина. — Выдержит?
— Сомнительно! — пробасил Гречинский.
— А ну-ка! Ух! — Нина утонула в мягком сиденье. — Да это же настоящее гнездо!
— Когда-то в этом гнезде сидел граф или князь, а теперь вот сидишь ты, — шутливо заметила Женя. — Тебя не распирает гордость?
— Ни чуточки! Не завидую графам, если они полжизни проводили вот в таком положении. Здесь только дремать хорошо! — ответила Нина и, восторженно расширив огромные серо-голубые глаза, продолжала: — Давайте, девушки, помечтаем! Может быть, последний раз вместе!
— Нет! — выкрикнула Женя. — Не хочу мечтать! — губы ее капризно выпятились. — Сколько лет мы учились вместе, столько и мечтали! Это не нужно и глупо! Нужно не мечтать, а делать, понимаете, делать: претворять в жизнь свои замыслы, действовать!
Услышав возгласы возражения, она строго категорически повторила:
— Делать, делать — вот!
— По-твоему, все мечты нужно сразу претворять в жизнь? — негромко, но запальчиво крикнула Нина. — А если я в седьмом классе хотела на Северный полюс бежать? Претворять нужно было?
— Глупо мечтать о бегстве на Северный полюс!
— Ой ли, глупо?! А сама не мечтала?
Этот спор заинтересовал Шурочку Щукину.
— Почему же не мечтать, Женя? — спросила она, присаживаясь рядом с Румянцевой. — Хорошая мечта никогда не вредна. Я, например, люблю мечтать! В мечтах представляю свою будущую жизнь, работу… И, знаете, — оживилась Шурочка, — многие мои мечты уже сбылись, а часть сбывается. Только все получается не так, как я думала.
— Хуже? — испуганно спросила Женя.
— Лучше! — повысила голос Шурочка. — Да вот пример: неделю тому назад я думала, что закончу курс и на все лето уеду в деревню… Буду бродить по полям, изучать строение речных обрывов, собирать минералы… И вдруг сегодня мне сообщают: поедешь на Алтай с геологической экспедицией. Я и еще три студента. На целое лето! Ведь это же замечательно!
Шурочка рассмеялась и заключила:
— В жизни всегда лучше получается, чем в мечтах!
— Какая ты счастливая, Шура! — прижалась к Щукиной Женя. — Едешь на Алтай. А нам? Бездельничать два месяца — только это и остается. Бездельничать и мечтать. И то и другое мне уже порядочно надоело…
— О, я бы нашла, чем заняться эти два месяца! — воскликнула Шурочка.
— Хорошо тебе говорить: ты студентка. Да притом едешь путешествовать. Перед тобой сейчас весь мир в розовом свете.
Подошли Наташа Завязальская, Соня Компаниец и Шура Зиновьева.
— О чем спор? — спросила Зиновьева.
— О мечте, — сказала Женя. — Нам же только и остается, что мечтать! Действовать мы еще не можем…
— О чем же ты мечтаешь? Ну-ка?
— Это неважно.
— Она думает о Костике Павловском, — не резко, но с насмешкой вставила Нина.
— Зачем же Костика, где следует и где не следует, вспоминать! — рассердилась Женя и напустилась на остановившегося рядом Гречинского: — Не мешай: у нас интимный разговор. Вечно подслушиваешь чужие тайны.