— Н-ну, Борис! — протестующе воскликнул Саша.
— Да, да, Саша, — решительно подтвердил свое мнение Борис. — И это надо обдумать. Я, видишь ли, не хочу сейчас высказываться категорически… может, я и ошибаюсь. Но обсудить, с учетом всего, надо. Ты понимаешь?
Саше вдруг показалось, что Борис старше, опытнее, степеннее его. Что-то было в Борисе такое… Что? Не мог сразу определить Саша. Но это что-то было неприятно ему.
— Конечно… обсудить, разумеется, надо, — суховато сказал он. — Но… у тебя плохое настроение, Борис?
— Да, не радужное, это верно, — ответил Щукин. — Я, во-первых, сомневаюсь: нужно ли было всем уходить из города? Скажи, ты посоветовался с кем-нибудь?
— С кем советоваться?
— Ну, ты знаешь, с кем в этих случаях советоваться, — с умным партийным человеком.
— Где он, умный партийный человек? — усмехнулся Саша. — Я пришел в город, когда немцы уже разгуливали по улицам.
— В городе есть.
— Есть! — воскликнул Саша. — Наверное! Но ты знаешь, что творится в городе? Ты знаешь, что некоторые люди, которым мы доверяли, как себе, стали предателями?
— Ты говоришь страшные вещи, Саша, — прошептал Борис.
— Страшные! — воскликнул Саша. — Это не то слово. Это… Ты ужаснешься, если узнаешь!
— О ком ты говоришь?
— Дело касается Юкова. Он — предатель! — громко сказал Саша.
— Легко ты теряешь друзей, — медленно выговорил Борис.
— У меня есть факты.
— Оглянись назад, Саша, в прошлое.
— Зачем этот разговор? Я утверждаю, что это так.
— Ты смертельно оскорбляешь друзей!
— Он смертельно оскорбил меня!
— Слушай, Саша, Юков получил з-задание, неужели это тебе не ясно?! — горячо, с болью и с вызовом прошептал Борис.
— У тебя есть доказательства? — после недолгого молчания сухо спросил Саша. — Если есть, то говори.
Сбиваясь, с трудом произнося слова, Борис рассказал Саше историю с запиской и с выстрелом Олега Подгайного.
— Не может быть! — воскликнул Саша.
— Соня подтвердит!
— Не может быть, чтобы Сергей Иванович не сказал мне о Юкове, — продолжал Саша, не слушая Бориса. — Это невозможно. Он полностью доверял мне. Он сказал бы. Какой смысл ему скрывать?
— Твоя самоуверенность может дорого обойтись, Саша. Берегись! — сказал Борис.
— Неужели?.. — прошептал Саша. — Если это так и есть…
А это так и было. Саша уже понимал, что Борис сказал правду, и эта правда поднимала сейчас Бориса, давала ему такие права, каких не было у Саши.
— Ты понял, как может обернуться жизнь? — без упрека, с явным намерением утешить Сашу сказал Борис. И это стремление Щукина помочь сейчас Саше было неприятным, обидным.
— Тогда я не знаю, кому можно доверять, — пробормотал Никитин.
— Эх, Саша, — с сожалением сказал Борис, — по-серьезному надо рассуждать.
— Ты не понимаешь, Борис!
— Ты ошибаешься. — Они уже подходили к землянке, и Борис предупредил: — О Юкове мы разговаривать не будем. Содержание записки знают только трое.
Саша понял, что с Борисом ему будет трудно. Борис стал другим. Такой Борис не годился ему в помощники. Но он ничего пока не сказал Борису. Он был обескуражен, растерян.
Саша что-то говорил Олегу Подгайному, Соне, Людмиле, Шурочке, расспрашивал Бориса о его мытарствах и странствиях, сам рассказывал о том, как шел скорбной дорогой отступления к Чесменску, отдавал мелкие распоряжения, касающиеся быта отряда, наравне со всеми готовил ужин, даже шутил по какому-то несерьезному поводу, — а сам все думал, думал, думал, мучительно размышлял.
«Неужели Сергей Иванович не доверяет ему?» — вот что больше всего волновало его, не давало покоя, кололо, мучило.
Аркадию Юкову было поручено особое задание, а Саша был обойден, оставлен в стороне.
Обида, мутная, слепая обида, взяла в плен Сашу.
Но он не думал, что это — обида, чувство, недостойное человека, — мелкая обида взыграла в нем. Он думал, что несправедливо поступили с ним.
Он не подавал вида, только думал все время. Впрочем, было видно, что он очень расстроен, да некому было примечать, присматриваться к нему. Мог бы Борис, но он сидел возле Людмилы и не отрывал от нее сияющих, зажженных любовью глаз.
Вечером прошел дождь, мелкий, холодный. Все сбились в землянке, только Сторман да Золотарев, назначенные часовыми, остались в лесу.
В землянке с трудом можно было улечься впятером, поэтому спать решили по очереди: двое дежурят в лесу, двое у входа, остальные спят.
Нужно было строить вторую, большую землянку. Многое нужно было сделать. И Борис заговорил об этом. Но Саша предложил прекратить всякие разговоры до утра.
— Спать! — сказал Саша. Это был приказ.
Борис и Людмила сели у входа, укрылись брезентом.
Они о чем-то тихо говорили, больше говорил Борис. Дверь прикрывалась плохо. Саша долго слышал неясный голос Бориса и чувствовал, что разговор имеет отношение к нему, и это тоже злило и тревожило его.
Он уснул с ощущением, что жизнь в отряде начинается плохо, неудачно.
Под утро Гречинский разбудил его на дежурство.
— Кто со мной? — спросил Саша, высунувшись из теплой душной землянки.
— Подгайный.
— Не буди, пусть поспит. — Он взял автомат и ушел в лес.
Дождь перестал. С деревьев капало. Бежал над лесом желтый полукруг луны, освещая края лохматых рваных облаков.
У входа в землянку сидели Борис и Левка. Саша не подходил к ним.
Уже начало рассветать, когда Борис подозвал его.
— В чем дело?
— На озере только что плескался кто-то… Такое ощущение, что мыли сапоги, — сказал Борис.
— Может, показалось?
— Нет.
— Значит, кто-то шел берегом. Не думаю, что это немцы.
— Все можно ожидать.
Кто же это может быть?.. Лев, ты идешь со мной к берегу. Борис, подымай всех.
— Не стоит, ребята, — сказал кто-то совсем рядом. — Это был я. — Из-за дерева, стоявшего сбоку землянки, вышел Фоменко. — Здравствуйте! — сказал он. — Закурить у вас найдется?
Саша, Борис и Лев молчали в оцепенении.
— Сапоги худые… Эх! — поморщился Фоменко. — Так я спрашиваю, есть закурить? Что же вы молчите, друзья мои?
УПОРСТВО ИЛИ УПРЯМСТВО?
А друзья все молчали, не сводя с Андрея Михайловича глаз. Щукин и Гречинский по-прежнему сидели на старом трухлявом пне, Саша стоял столбом. Появление Фоменко ошеломило их и, казалось, отняло способность говорить.
— Языки, что ли, проглотили? — с усмешкой спросил Фоменко.
Первым пришел в себя Саша.
— Вы зачем? — с трудом разжав зубы, выговорил он.
— В гости, — сказал Андрей Михайлович.
— Как вы узнали?
— Мне положено много знать.
— Чертовщина какая-то!
— На черта не стоит пенять. Вас трое?
— Нас много.
— Золотарев, Сторман, Шатило здесь?
— Спят.
— Тем лучше. Будить не надо. Я ненадолго, ребятки. Сидите, беседуйте. Жаль, что курева нет. Саша, на полчасика потолковать бы…
Он взял Сашу под руку и увел в лес.
— Так в чем же дело? — нетерпеливо спросил Саша.
— Ты знаешь, Александр.
Саша молчал.
— Ты не выполнил приказ. Это худо.
— Ваш приказ?
— Прекрати. Я — простой исполнитель, рядовой боец, которому доверили определенный пост. Ты не маленький, не глупый. Я спрашиваю: почему не выполнил приказ?
— Не понятен смысл этого приказа. И потом… Я еще не давал клятвы. Кто командует мной? Почему?
— Командуют старшие товарищи. Право на это им дала партия.
— Объясните мне, почему я должен идти в Белые Горки. Ну, почему?
— Объясню: тебя ищут немцы. Тебя и ребят. Достаточно этого?
— Не понимаю.
— Ищут. Ты им нужен. Ты много знаешь.
— Много! — с горькой усмешкой воскликнул Саша. — Ничего я не знаю! Мне же не доверяли!
— Тебе-то не доверяли? — Фоменко осуждающе покачал головой. — Эх, Саша!
— Да, мне, — настаивал Никитин. — Меня даже не посвятили в тайну Юкова.