Но это состояние внезапного, оглушительного счастья скоро прошло, и тогда инициативой завладел Вадим — единственный человек из компании, которому не досталось поцелуев. Да он и не был сторонником разных там сентиментальностей. Он глядел на целующихся снисходительно и не без сострадания. Он был выше этого.
— Борис, Соня, — сказал он, подчеркивая тоном голоса особую серьезность разговора, — вы могли бы не застать нас. Мы уходим из города. Вот наш план…
Но Борис сразу же перебил его:
— Это — реально? Скажи, Вадим, реально?
— Абсолютно, — сказал Вадим.
— Я сомневаюсь.
— В чем? Почему?
— Боюсь, что мы станем в лесу робинзонами, а надо бороться. Бороться, — повторил Борис, — а не робинзонами быть.
— Робинзонами! — возмущенно воскликнул Вадим, — Да ты знаешь, как мы под Валдайском боролись! — Тут он приумолк на секунду, а потом решительно добавил: — Абсолютно можно бороться!
— Почему отпадает город? — спросил Борис. — Остаться здесь, связаться с подпольщиками… есть же, остались в городе подпольщики?
— Почему отпадает город? — переспросил Вадим и… и все разом обернулись к окну.
На пол упал какой-то предмет, завернутый в бумагу.
Все посмотрели на него, потом друг на дружку.
Соня стояла ближе всех. Она подняла, развернула. Это был осколок кирпича. А на бумаге карандашом было написано:
«Ребята! Борис, Вадим, Левка, Семен, Коля и все, кто здесь есть, немедленно уходите из города! Немедленно! Вам грозит большая опасность! Записку сожгите. Друг».
— Что? Соня, что? Что там? — раздались нетерпеливые возгласы.
А у Сони отнялся язык — она узнала почерк Аркадия Юкова.
— Соня, говори же!
Соня молча подошла к окну, оглядела двор — никого не было. Нет, Аркадий, конечно, не покажется ей на глаза.
— В конце концов!.. — нетерпеливо воскликнул Вадим.
— Ребята, — взволнованно сказала Соня, — всем, кто здесь есть, предложено немедленно уходить из города. Борис, читай.
Борис быстро пробежал глазами записку.
— Да. Но, может, провокация?
— Нет, — возразила Соня. — Вглядись. Ты узнаешь почерк?
— У-узнаю, — ответил Борис.
— Да чей же это почерк? — Вадим бесцеремонно потянулся к бумажке. — Дайте-ка…
Соня выхватила листок из рук Бориса.
— Спокойно, — сказала она. — Шурочка, спички.
— Что за таинственность такая! — обиженно пробормотал Вадим. — Пещера Лехтвейса[72]…
— Нет, брат, это по-посерьезнее, — сказал Борис, заикаясь от волнения.
Вспыхнула бумага. Все молча смотрели, как она горит, чернеет, свертывается в трубку, падает на пол черными хлопьями.
Соня растоптала пепел ногой.
— Уходим! — сказал Борис.
В ту же секунду где-то совсем близко грохнул выстрел.
МСТИТЕЛЬ
Он упирался изо всех сил, царапался, норовил укусить за руку. Его втащили в дом, захлопнули дверь. Еще раньше, когда его поймали в саду, Вадим отнял у него винтовку и, ни слова не говоря, бросил ее в колодец. Он закричал, ему зажали рот…
И вот он стоит, окруженный, загнанный в угол. Плечи дрожат, кулаки яростно сжаты.
— Все равно убью! Все равно убью! Все равно убью! — в яростной запальчивости повторяет он.
— В кого стрелял? — уже не первый раз спрашивает его Борис.
— В предателя! — наконец отвечает он.
— Кто это был?
— Юков.
— Дурак! Откуда тебе знать — кто он?
— Он в машине немецкой, с немцами ездил!
— Попал? — торопливо спросила Соня. У нее дрожал голос.
— А я знаю?
— Не попал, промазал, — сказал Борис.
— Кончайте вы с ним возиться! — раздраженно проговорил Вадим. — Намылить шею да вытолкнуть — только и всего. Нас же схватить могут!
— Трусы вы, трусы! — закричал Олег Подгайный. Это был он. — Зачем винтовку в колодец бросили? Там было еще четыре патрона. Четырех немцев можно было убить!
— Так и бил бы немцев! Что же ты своих лупишь?
— Юков — предатель!
Соня топнула ногой.
— Не смей говорить так!..
— Пошли, пошли! — крикнул Вадим.
— Да подожди ты, что ты нервничаешь, — остановил его Борис. — По всему городу стреляют. Немцы на окраинах кур, гусей из винтовок бьют. Немцев надо бить, а ты своих лупишь, — повторил он, обращаясь к Олегу.
— Я и немцев еще буду, — пообещал Олег.
Он никак не мог сообразить, почему его схватили, отняли винтовку, стали бранить. За что? Олег поглядывал на всех волчонком и огрызался.
— Кто ты, чтобы стрелять среди бела дня? — спросил его Борис.
— Мститель! — крикнул Олег.
— Террорист-одиночка ты, а не мститель! — разозлился Борис. — Разве так мстят? Предположим, ты одного убьешь, а они придут и десяток заложников возьмут. Невинных людей возьмут, понимаешь?
— Выходит, и убить нельзя, — пробормотал Олег.
— Можно и нужно, — сказал Борис, — только организация нужна. В одиночку ни черта не сделаешь.
— Борис, я прошу, кончай все-таки этот инструктаж, — снова вмешался в разговор Вадим. — Ты не один. Судьба девушек тебя должна беспокоить.
— Сейчас пойдем. Ты что думаешь делать, Олег?
— Что и прежде, — буркнул Подгайный.
— Пойдешь с нами, — вдруг резко сказала Соня. — Его нельзя оставлять здесь, этого мстителя.
— Пойдешь с нами, Олег, — повторил Борис.
— Я против, — возразил Вадим. — Нельзя его тащить с собой.
Борис повернулся к Вадиму и решительно сказал:
— Есть смысл, Сторман, и большой.
— Ну, как хочешь. Не знаю, будет ли в восторге Саша.
— В данном случае мнение Саши не играет роли.
— Какой Саша? — встрепенулся Подгайный. — Никитин? Где он?
— Там, куда мы уходим. Собирайся, Олег.
— А мне собираться нечего. Я один.
— Где же дед?
— Умер, — прошептал Олег. — Позавчера похоронили.
— Значит, ты сам себе господин? Ну — пять минут сроку, сбегай за одеждой.
— Я мигом! — крикнул Олег и пулей вылетел во двор.
— Вадим, ты выйди, последи, все ли на улице в порядке, — сказал Борис.
Вадим пренебрежительно пожал плечами — вот еще, мол, командир нашелся, — но все-таки послушался.
— Боря, я тебе какое-нибудь пальтишко разыщу, — Шурочка кинулась в соседнюю комнату.
Борис подошел к Соне, взял за руку повыше локтя.
— Я никогда не верил, что Аркадий — плохой человек, — прошептал он. — Рад за него и за тебя!
Соня с благодарностью посмотрела на Бориса и хотела что-то сказать, но, почувствовав ревнивый взгляд Людмилы, стоявшей у окна, засмеялась.
— Я, пожалуй, пойду, помогу Шурочке, — сказала она и, показав Людмиле язык, скрылась.
Людмила знаком позвала Бориса к себе.
Конфузливо улыбнувшись, он подошел.
Людмила порывисто вскинула руки, обняла Бориса и, не пряча свои блестящие от слез радостные глаза, сказала:
— Как ты возмужал, Боря, как отличаешься от этого трепача Вадима!
Все время, пока Шурочка и Соня искали одежду, Борис и Людмила целовались у окна. И для Бориса это было лучшей наградой за те лишения и опасности, которые испытал он. И всегда, пока жив человек на земле, любовь — это обыкновенное человеческое счастье — будет самой дорогой наградой мужеству, доблести, благородству человеческому.
СЫН И ОТЕЦ
Первые дни «службы» у немцев были для Аркадия Юкова самыми трудными.
Еще до встречи с Дорошем он знал, что к оккупантам пойдут в услужение все подонки общества, разбойники с большой дороги. Но он не представлял всей гнусности, низости, кровожадности этих людей.
Выйдя из полиции на свежий воздух, Аркадий вздохнул с облегчением. Вырвался наконец-то! Хоть еще денек погуляет на свободе. Но слишком слабым было это утешение. Теперь уж — назвался груздем, так полезай в кузов. Аркадий с содроганием вспомнил зловещее выражение лица Дороша. Если уж Дорош, начальник, — самый настоящий бандит, то каковы будут рядовые полицейские! А именно с ними, по всей вероятности, Аркадию придется общаться.