(ТЦАРА пьет).
ЛЕОНОРА. Искусство – попытка расшифровать жизнь человека, словно она – криптограмма. Любовь – криптограмма, которую не расшифровать. Вунсокет – город в штате Род-Айленд.
Картина 7
Надя
(БРЕТОН идет по улицам Парижа. На пути ему встречаются странные люди: старик-велосипедист, Корова, Женщина-с-кальмаром, гигантская Сосиска).
БРЕТОН. После того, как мы с Элюаром порвали с дадаистами и начали называть себя сюрреалистами, мы проводили много времени, гуляя по Парижу. Находили новые пути и малоизвестные места: забытые боковые улицы, старые дома, вымощенные дворики. Казалось, они вступали в заговор с деревьями, кустами, сорной травой, растущей в зазорах между камнями, людьми в магазинах, создавая, напряженную, таинственную атмосферу, и шел ты, как в густом тумане, пытаясь понять его мистическую значимость. И снова и снова я натыкался на красивую, но довольно странную девушку. Встречал ее везде. И она с такой грустью смотрела на меня. Это нервировало. А потом, в очередную нашу неслучайную встречу, она заговорила со мной.
НАДЯ. Мсье. Вы должны выслушать меня. Вам грозит серьезная опасность.
БРЕТОН. Мне? От кого?
НАДЯ. От существ, которые живут в зеркалах. Они выходят из зеркал ночью и прокрадываются в наши дома. Однажды ночью они вылетят из зеркал, как летучие мыши, убьют нас и захватят наш мир. Нет ничего более ужасного, чем существа, которые живут в зеркалах. Когда мы умираем, они зачищают наждаком все острые выступы и сворачивают нас в шары для боулинга. Куда бы ты ни поворачивался, тебе никогда не увидеть существа из зеркала, но оно всегда за твоей спиной.
БРЕТОН. Откуда ты это знаешь, если не можешь его увидеть?
НАДЯ. Мне это открыли белки. Они позволили мне воспользоваться их зеркалами. Человеческое знание подводит нас, когда дело касается тех, кто живет в темноте, но белки знают.
БРЕТОН. Я много раз видел тебя на улице. Это так здорово, что я наконец-то могу поговорить с тобой.
НАДЯ. Мы всегда знали друг дружку. В прошлой жизни мы жили в большом, старом доме. Тогда мы были голыми. Мы жили, как брат и сестра. Я была сестрой. Когда звонил телефон, ты снимал трубку и кричал: «Заткнись! Заткнись!» Тогда ты был выше, красивее. Мы занимались любовью в сарае для лодок. Как брат и сестра. Там росли огромные поганки. Чудовищные папоротники. Лес всегда слушает. В нем секрет каждой загадки. Мы с тобой будем искать то место, и никогда не найдем, мы станем любовниками, и ты напишешь обо мне.
БРЕТОН. Откуда ты знаешь, что я – писатель?
НАДЯ. По запаху. Ты пахнешь, как Бальзак, оставленный под дождем. Если я попрошу тебя не писать обо мне, ты это сделаешь?
БРЕТОН. Не уверен, что могу это пообещать.
НАДЯ. Любить писателя всегда опасно. Но опасно любить что угодно. Любовь всегда заканчивается предательством. И писательство – предательство. Я могу читать мысли, знаешь ли. Все равно, как кто-то включает радио. В моей голове больше шума, чем на мотоциклетных гонках. Ты думаешь, я немного странная.
БРЕТОН. Я думаю, ты очень красивая.
НАДЯ. Большинство людей думает, что я безумная.
БРЕТОН. Большинство людей – глупцы.
НАДЯ. Нет. Только мужчины. Мужчины многое ожидают от женщин, а потом винят их в том, что они не оправдали их ожиданий.
БРЕТОН. Мне очень хочется остаться и продолжить наш разговор, но я опаздываю в театр.
НАДЯ. О, нет. Ты написал пьесу? Тогда безумен именно ты. В театрах призраков больше, чем где бы то ни было, за исключением моей головы.
БРЕТОН. Вообще-то мои друзья и я собираемся помешать показу пьесы совсем другого человека.
НАДЯ. Тогда не буду тебя задерживать. Театр мне больше всего нравится, когда все разошлись по домам. Обычно я избегаю разговоров с людьми на улице, потому что никто не понимает меня. Но мне очень хочется найти интеллигентного собеседника, который поймет, что я говорю, и все мне объяснит.
БРЕТОН. Все объяснения – ложь.
НАДЯ. Тогда скажи мне самую правдивую ложь, какую только знаешь. Потому что правда – тоже ложь.
БРЕТОН. Но если правда – это ложь, тогда это ложь, что правда – ложь.
НАДЯ. Если ты ждешь от меня чего-то осмысленного, то пришел не по адресу. Поэтому скажи, как скоро ты побираешься бросить меня после того, как мы займемся сексом?
БРЕТОН. С чего ты решила, что я собираюсь бросить тебя?
НАДЯ. А какая альтернатива? Или ты думаешь, что сможешь меня полюбить?
БРЕТОН. Я думаю, полюбить тебя очень легко.
НАДЯ. Тогда мы станем любовниками в аду, сольемся воедино в языках пламени. Слава Богу. Это такое облегчение, быть обреченной.
(Целует его и уходит).
Картина 8
Не без горчицы
БРЕТОН. Я обнаружил, что стремлюсь к этим повторяющимся и вроде бы случайным встречам с этой девушкой на улицах. Иногда я бродил часами, надеясь встретить ее. Когда стало понятно, что я одержим этой странной личностью, я начал размышлять над природой этого влечения, особенно о том, как любовь проявляет себя у творческих людей. Поэтому я сделал то, что на моем месте сделал бы любой…
ЛЕОНОРА. Никто другой в истории человечества этого бы не сделал.
БРЕТОН. Составил вопросник и попросил моих друзей написать ответы. (В очках, с блокнотом и ручкой. Пока он задает вопросы, ДАЛИ пытается доить Корову, которая сопротивляется, а два гигантских богомола флиртуют и таки совокупляются, после чего миссис Богомол откусывает голову мистеру Богомолу). Итак. Первый вопрос. Что за надежду вы возлагаете на любовь?
ЭРНСТ. Крошечную.
ГАЛА. Всю, что только может быть.
ТЗАРА. Горгонзола с горчицей.
БРЕТОН. Опишите путь от идеи до акта любви.
ЭРНСТ. Интересное путешествие, кульминация которого – разочарование.
ГАЛА. Напряженное предвкушение, за которым следует экстазная разрядка.
ТЦАРА. Часы с кукушкой и огромный, свернувшийся солитер.
БРЕТОН. Вы бы пожертвовали свободой ради любви?
ЭРНСТ. Случалось и более странное.
ГАЛА. Ради любви я пожертвовала бы всем, кроме свободы изменять свое мнение.
ТЦАРА. Гора, сложенная исключительно из пенисов.
БРЕТОН. Что бы вы сказали о человеке, который предал свои убеждения ради того, кого полюбил.
ГАЛА. Герой.
ЭРНСТ. Дурак.
ТЦАРА. Левовращательный осьминог.
ГАЛА. Почему Бретон не отвечает на все эти вопросы? Или у него нет собственного мнения?
БРЕТОН. У меня есть мнение. Мое мнение – здравомыслящий мужчина не может любить женщину, которая не говорит на французском. Или пердит в его присутствии. Или которая хочет постоянно говорить со мной о своих оргазмах. Что мне до того, получает женщина оргазм или нет? Разве это мое дело? Ее волнует, получаю ли я оргазм? Я знаю свое мнение. Меня интересует, что думают другие.
ГАЛА. Мое мнение – женщины приводят тебя в ужас, и на самом деле не очень-то тебе нравятся.
БРЕНТОН. Это нелепо. Я люблю женщин.
ГАЛА. Ты думаешь, я – ужасная личность.
БРЕНТОН. Ты – ужасная личность. Но женщин я за это не виню.
ГАЛА. Я – сложная и страстная личность, и не собираюсь за это извиняться.
БРЕНТОН. Это дает тебе право изменять мужу, который тебя обожает?
ГАЛА. Моя жизнь – произведение искусства. Когда создаешь произведение искусства, нет у тебя права ограничивать себя условностями. Нужно следовать голосам, которые тебя ведут. Или ты в это не веришь?
БРЕНТОН. Так ты слышишь голоса? Может, тебе нужна психиатрическая помощь? Зигмунд Фрейд – мой друг.
ГАЛА. Зигмунд Фрейд думает, что ты – идиот. Ты и подобные тебе бегаете среди людей, одетыми бананами или сосисками, и ты думаешь, что психиатрическая помощь нужна мне? Макс слышит голоса. Я бы отдала все, чтобы слышать голоса, как Макс.
БРЕНТОН. Поэтому у тебя нет выбора, кроме как совокупляться с ним на глазах своего мужа.
ГАЛА. Этим я служу искусству.