Предводитель ухватил и поднял над головой камень.

— Мужи Британии! — вскричал он. — Слушайте меня!

Воины сбились в кольцо, чтобы лучше слышать. Алый плащ предводителя хлопал на холодном ветру. На волосах поблескивали мелкие капельки тумана.

— Смотрите на мои руки и отвечайте, что видите?

— Камень! — закричали они. — Мы видим камень!

Артур потряс булыжником в воздухе.

— Нет, скажу я вам, это не камень. Это нечто крепче и долговечнее камня: это молитва! Я вам скажу, — продолжал Артур, — это молитва о спасении Британии. Оглянитесь, братья, ими усеян весь склон.

Мы оглядели неровные скалистые склоны Бадонского холма — они были покрыты камнями. Как будто мы не знали этого прежде!

— Вы спросили, что я делаю. Скажу вам: собираю молитвы и строю из них стену. Возвожу крепость, чтобы окружить врага. Мудрый Эмрис объявил, что нам надо воздвигнуть крепость со стенами, которые нельзя будет разрушить или пробить, — неприступный каер. Соотечественники, его я и возвожу. Когда я закончу, ни один варвар не скроется.

С этими словами Артур нагнулся и водрузил камень на груду. Воины смотрели на него, как на умалишенного. Ветер пробежал по толпе, нашептывая в ухо злые слова. В напряженной тишине угадывалась общая мысль: наш предводитель лишился рассудка!

И тут Кай перебросил через плечо плащ, нагнулся, поднатужившись, поднял огромную глыбу и, скалясь от напряжения, опустил в общую кучу.

— Вот! — громко объявил он. — Будь камни молитвами, я спел бы псалом!

Все расхохотались, и внезапно груда стала расти — это мы нагнулись и принялись громоздить новые камни на заложенное Артуром основание.

Вожди Британии поначалу брезгали марать руки, но, увидев, с каким жаром трудятся их воины и как рьяно взялись за дело кимброги, поснимали плащи и принялись направлять работу. Да, это была победа: смотреть, как они — Эннион и Кустеннин, Мальгон и Маглос, Овейн, Кередиг и Идрис — дружно выкрикивают приказы и подзадоривают своих людей.

Мы — народ певучий, с песней любое дело быстрее спорится. Как только закипела работа, зазвучали и песни. Поначалу — духовные, потом — простые, хорошо знакомые, домашние, в которых, я убежден, ничуть не меньше святости. Стена росла, и каждый ложившийся в нее камень становился теплой молитвой.

С вершины холма смотрели на наш странный труд варвары. Сперва они не знали, что и думать, когда же стена начала вытягиваться вдоль склона, разразились криками и насмешками. По мере того как стена росла, насмешки переходили в яростные вопли. В нас полетели стрелы и камни, но мы были далеко, и они падали на излете. Варвары бесились, но оставались под защитой стен.

Два человека, работая в полную силу, могут за день выстроить стену длиною в двадцать шагов и высотой по грудь. Насколько же больше выстроят шесть тысяч? Святые и ангелы, я скажу вам, стена словно росла сама собою — так быстро она поднималась!

Смотрите: руки, тысячи рук хватают, поднимают, укладывают камни один на другой. Спины сгибаются, мышцы напряжены, легкие вбирают воздух, щеки раздуваются от усилий, пот бежит по щекам. Колени и ладони в мозолях, пальцы сбиты в кровь. Ветер раздувает плащи, качает траву, гонит дождь и туман.

Сумерки упали резко, и сразу стемнело. Во мгле над нами клочьями неслись облака, на западе догорал золотистый свет. В его последних лучах мы водрузили на стену последний камень и отошли взглянуть на дело своих рук. А посмотреть стоило: высокий, по шею, вал вился по склону, обнимая кольцом весь холм.

При виде его враги взвыли. Из крепости неслись проклятия, брань, вопли. Варвары поняли, что заперты внутри стены, и воззвали о защите к одноглазому Водену, однако ветер подхватывал слова и бросал им обратно в лицо. Вал Артура охватил Бадонский холм и словно говорил врагу: вам отсюда не выбраться. Здесь вы все поляжете и ваши кости останутся навек никем не оплаканы.

У меня болели руки, плечи и спина. Содранные ладони саднило. Однако я смотрел на дивную стену и не замечал своих мелких страданий. То была не просто стена — то была явленная вера. Я глядел на нее и чувствовал себя неодолимым.

Варвары увидели стену и пали духом. Они поняли, что Артур отрезал себе путь к отступлению, а значит, вполне уверен в своей победе. Этой стеной Артур сказал им: ваша судьба предрешена, вы погибли. Протяжный вой, летящий в вечерний сумрак, стал их погребальной песней. И тут, хотя день был уже на исходе, они совершили вылазку.

Мне не узнать, чего они столько дожидались. Может, их сдержала Божья рука или устрашила наша Стена молитв. Так или иначе, внезапно они всем скопом высыпали из крепости и ринулись на нас с горы. Рис протрубил тревогу, мы схватили оружие, развернулись, составили строй и бегом устремились им навстречу. Грохот столкновения потряс гору до самых недр.

Ночью сражаться трудно, да и как-то чудно. Враг — безликое пятно с руками и ногами, но без отдельных черт. Ты словно бьешься с тенью или перенесся в Иной Мир и участвуешь в одной из тех сеч, о которых поют барды, когда невидимые полчища бесконечно рубятся на сумеречной равнине. Все кажется странным и неестественным.

Мы сражались, хотя изнеможение сырым плащом давило на плечи. Мы сражались, зная, что весь наш труд пойдет прахом, если мы не преодолеем усталость и допустим врага до стены. И впрямь, казалось, варварам важнее добраться до вала, чем сломить нас. Возможно, они стремились вырваться и убежать. А может, Стена Артура стала для них чем-то, что невозможно стерпеть, что пугало их больше поражения или смерти.

Сумрак окутал гору. Ветер выл, начался дождь. Варварское воинство теснило нас вниз. Не страшась ни опасности, ни смерти, все новые и новые враги валили тучей, возникая из бурной мглы с зажженными факелами в руках. Они напирали, прижимая нас к той самой стене, которую мы воздвигли.

Звучно и чисто протрубил охотничий рог Артура; это Рис подал сигнал к сбору. Я оглянулся на звук и увидел Артура: его щит луною белел в ночи, Каледвэлч блистал, описывая одну смертоносную дугу за другой, темно-алый плащ струился на ветру, жилистые плечи были напряжены, и весь он устремлен в самую круговерть... Артур!

Лица я различить не мог, но не сомневался, что это он. Не знаю никого, кто сражался бы, как Артур. Эта точно отмеренная ярость, это смертоносное изящество, эта страшная четкость движений, скупая и безупречная, и одно, перетекая в другое, сливается в ослепительный гимн создавшей его Руке.

Мне пришло в голову, что вот ради этого Артур родился, ради этого в него вдохнули жизнь. Чтобы он был здесь, сейчас, чтобы именно так возглавил вот эту битву. Артур сотворен и призван ради этой самой минуты. Он услышал свое призвание и покорился. Теперь ему нет преград.

Мне хотелось быть рядом с ним, вручить ему жизнь и меч как залог верности, но, когда я пробился к нему, он был уже в другом месте.

Видел я и Лленллеуга. Он схватил саксонский факел и снова превратился в стремительно летящую головню: с мечом в одной руке и светочем в другой он приплясывал, охваченный неистовством боя. Враги падали перед ним, справа и слева, рассыпаясь, словно искры, летящие от его факела.

Из мрака передо мной возникали лица: разрисованные пикты и круитни, рыжеволосые саксы и темноголовые англы, то бледные, то багровые от ярости, и все они кровожадно кривились и гримасничали.

Горячая кровь бежала по жилам, гудела в ушах, стучала в виски. В боку кололо, легкие разрывались. Но я разил и разил, снова, снова и снова, меч вздымался и падал в смертельном ритме, падал, словно праведный суд с ночных небес, словно рок на головы неразумных.

С каждым ударом у меня прибывало сил, как у древнего героя Гвина, становившегося сильнее к концу дня. Боль уходила из мышц, смывалась дождем, промочившим меня до нитки. Руки, сжимавшие щит и меч, уже не казались деревянными. В голове прояснилось. Зрение стало четче. Внутри закипала жизнь, сияние битвы, которое прогоняет прочь все остальное.

Мои люди не отставали: плечо к плечу мы рубили врагов. Что может быть лучше, чем чувствовать рядом с собой верных храбрецов! Сердце мое пело. Мы трудились в бою, как трудились на постройке стены, отвечая ударом на удар и выпадом на выпад. Дух бойцов крепнул вместе с моим. Нас уже не теснили. Мы как-то остановили натиск врага и продолжали его сдерживать.