— Добро пожаловать, Джонатан, — ответил Джеймс, борясь с желанием откашляться. — Для меня удовольствие видеть вас в гостях.

Трент заглянул в блокнот, сложил руки, посмотрел в глаза королю и сказал:

— Еще месяц назад никто даже не подозревал, что в Британии будет новый монарх. Но вот мы здесь, ваши претензии на трон признаны, и, несмотря ни на что, ваше правление началось. Что вы при этом чувствуете?

Трент улыбнулся, предлагая Джеймсу начинать.

— Честно говоря, для меня это тоже оказалось довольно неожиданно, — проговорил Джеймс, пытаясь в этих неестественных обстоятельствах придать своему голосу естественное звучание. — В отличие от всех моих предшественников, я не рос в королевской семье; не был воспитан с мыслью о том, что однажды мне предстоит стать королем. Полагаю, что если бы не цепь событий, обо мне никто никогда бы не услышал и, конечно, я бы сейчас с вами не разговаривал.

— Это напоминает мне старую пословицу: «Некоторые стремятся к величию, некоторые достигают величия, а некоторым приходится мириться с величием». Вам приходится мириться с величием. Но скажите, неужто вы к нему не стремились?

— Мои стремления всегда отличались простотой, — ответил Джеймс. — Я хотел стать хорошим человеком, хорошим мужем и хорошим другом. Мой отец был таким, и я всегда старался походить на него.

Трент отчетливо напрягся.

— Вы упомянули отца. Можем мы немного поговорить о вашей семье? Даже по нынешним довольно свободным стандартам ваша жизнь в молодости была, скажем так, не самой простой?

— Это очень далеко от истины, — мягко возразил Джеймс. — Вы имеете в виду недавно открывшиеся обстоятельства моего истинного происхождения. Человек, которого я знал как своего отца, Джон Стюарт, воспитал меня и любил, как сына, и...

— Тем не менее, — перебил Трент, — хотя ваша мать была официально замужем за маркизом Морвеном, она жила с Джоном Стюартом во время вашего рождения, и так продолжалось много лет. Это верно?

— Да это правда.

— Тогда, если, по вашему собственному признанию, — быстро продолжил Трент, — ваши родители жили, окруженные изощренной ложью, как можно считать ваше детство «нормальным» в любом смысле этого слова?

— Можно. Просто потому, что так оно и было, — улыбнулся Джеймс. — Видите ли, мои родители очень любили друг друга, и они любили меня. Именно из-за этой любви были принесены жертвы, которые люди сегодня могут и не понять. Одна из этих жертв заключалась в том, чтобы дать мне нормальное воспитание в счастливом доме. В этом они преуспели, и за это я им благодарен — тем более теперь, когда знаю правду.

— Понятно, — протянул Трент таким тоном, который подразумевал, что понятно ему далеко не все. — Идем дальше. Итак, воспитание, о котором вы только что упомянули. Вы выросли здесь, в маленьком шотландском городке, живущем, в основном, на доходы от туризма. Во многих отношениях жизнь здесь максимально далека от мира политики, от правительства, дипломатии, торговли, а также от всяких сложностей крупных государств, из которых состоит наш мир сегодня. Вот мне и интересно, как ваше воспитание могло подготовить вас к той роли, которую вы собираетесь сыграть?

Краем глаза Джеймс заметил Кэла за второй камерой. Тот стоял с пепельным лицом, в отчаянии качая головой. Он уже понял, что намечается бойня на глазах у всего мира, что нового короля Британии намеревается выпотрошить самый опытный и влиятельный телеведущий BBC.

Джеймс тоже почувствовал готовящуюся атаку, посмотрел Тренту в глаза и ответил:

— Видимо, вы хотели сказать, что мне не достает квалификации, чтобы занять королевский трон Британии, поскольку я вырос в глуши и плохо знаю жизнь государства?

— Вовсе нет, — Трент беспечно махнул рукой. — Я просто хотел понять, зачем вам эта роль на глазах у всего мира, когда, по вашему собственному признанию, у вас нет соответствующей подготовки и воспитания?

— Скажите, мистер Трент, — заинтересованно спросил Джеймс, — вы знали в пятилетнем возрасте, что у нас с вами состоится такой разговор?

Джеймс сделал паузу, дав Тренту возможность пробормотать: «Нет, конечно…», а потом сразу продолжил: — Никому из нас неведомо, что ждет на жизненном пути. Нельзя полностью приуготовить себя к любым неожиданностям. А раз так, я считаю, что люди способны добиться успеха, если у них есть хорошая прочная основа, на которой можно строить. А что дает такую основу? Я это вижу так. Дети, которым повезло вырасти в безопасных сообществах, которых с детства окружали заботливые, опытные взрослые, предоставлявшие им достаточно свободы, дети, росшие на свежем воздухе, не пренебрегавшие физической нагрузкой, имевшие достаточно времени, чтобы подумать, изучить себя и развивать свою личность, я думаю, что именно такие дети лучше всего подготовлены к решению жизненных проблем в непредсказуемом мире.

Трент хотел не то возразить, не то просто вмешаться, но Джеймс нащупал некий ритм и не хотел сбиваться с выбранного пути.

— Тот мир, о котором вы говорите, этот мир больших финансов, мировой торговли, международной политики — словом, мир денег и власти — это лишь часть реальности, и, скорее всего, даже не самая важная часть. В конце концов, навыками торговли и дипломатии может овладеть почти каждый, у кого есть к этому хоть малейшее желание — мы действительно видим, как это происходит постоянно. И в работе государственного служащего нет ничего хитрого. С другой стороны, меня всегда интересовал вопрос: если мир денег и власти настолько важен, почему все биржевые маклеры и политики скупают загородные особняки и переселяются вместе с семьями в маленькие сельские общины, далекие от великих дел великих людей?

Причина одна: необходимо дать детям хороший, прочный фундамент, на котором они могли бы строить жизнь, то есть ум, способный думать, сердце, способное чувствовать, совесть, которая отличает правильное от неправильного, — да что там говорить! Такой человек может сделать в жизни что угодно!

Джеймс откинулся назад, пытаясь восстановить дыхание. Пока он говорил, он как-то не следил за ним, и теперь слегка задыхался. Трент ответил на его страстный монолог покровительственной улыбкой, дополненной легким покачиванием головы в знак несогласия.

— У вас это звучит этакой утопией, — сказал он, будто само это слово имело негативную коннотацию.

— Я допускаю, — сдержанно проговорил Джеймс, чувствуя, как кровь закипает от резких и напористых аргументов, — что люди, лишенные перечисленных мной простых достоинств, попросту отмахнутся от них из-за невежества, зависти или злости. Тем не менее, наша великая страна очень долго и весьма усердно работала над тем, чтобы предоставить возможность, упомянутую мной, как можно большему числу своих граждан. Хотите, называйте это утопией, но есть миллионы людей, которые, как и я, получили подобное воспитание, а теперь живут полной жизнью.

— Тем не менее, — возразил Трент, — эти миллионы граждан не спешат заявлять свои претензии на роль правящего монарха.

— Хотите поговорить о лидерстве? Ну что же, — Джеймс согласно кивнул. — Лидерство, как говаривал мой старый сержант, зависит не столько от того, откуда ты пришел, сколько от того, куда ты идешь. Другими словами, характер важнее обстоятельств. Как король, я никого не прошу принять меня по обстоятельствам моего рождения. Но я прошу людей судить обо мне по моей честности, по моему характеру.

Джонатан Трент поджал губы и заглянул в блокнот, лежавший у него на коленях. Джеймс пока не знал, удалось ли ему поколебать самоуверенность телеведущего своими аргументами, но он был готов к дальнейшей борьбе. Адреналина в крови было больше чем достаточно. В интервью очевидно назревал конфликт, и он готов сражаться. «Давай, Трент, — подумал он. — Покажи мне, что у тебя есть».

— Отложим на время честность и прочие подобные категории, — предложил Трент, жестом отметая все попытки Джеймса увести разговор в опасное русло, — но вы же читаете газеты. А раз так, то знаете, что менее чем через пять недель нация придет к урнам для голосования на референдуме, чтобы навсегда похоронить британскую монархию. То есть через несколько недель вы останетесь без работы. Что вы скажете по этому поводу?