Джеймс улыбнулся; этот вопрос обязательно должен был прозвучать.

— В армии одним из моих первых назначений стала служба в британском контингенте Миротворческих сил ООН в Афганистане. Под моей командой оказалась рота молодых солдат. Однажды ночью, после патрулирования, человек восемь из нас сидели у костра и разговаривали. У нескольких солдат истекал срок службы, и скоро они собирались отправиться домой; они с удовольствием делились планами на мирную жизнь.

Один из них, парень из Глазго, его звали Гас, объявил: «Я первым делом куплю обручальное кольцо и предложу своей девушке выйти за меня замуж». Не успел он договорить, как послышался характерный такой свист, кто-то крикнул: «Мина!» и все попадали в грязь. Снаряд разорвался прямо там, где мы сидели.

Когда дым рассеялся, нас осталось трое. Пятерых молодых людей разорвало на куски, а я лежал рядом с Гасом, только у него не было правой руки, а в груди зияла большая дыра.

Трент бесстрастно смотрел на Джеймса. С профессиональным хладнокровием у него все было в порядке.

— В ту ночь я понял истинную природу существования, — объяснил Джеймс. — Жизнь — вещь хрупкая и короткая. Никто не знает, что принесет следующая минута, не говоря уже о следующих пяти неделях. Я могу завтра попасть под автобус, и на этом все кончится. Я не знаю, останусь ли я королем после референдума, но зато я точно знаю, что здесь и сейчас я король. И здесь и сейчас я твердо намерен быть самым лучшим монархом в этой стране. Я намерен править в меру своих сил, и неважно, продлится мое правление пять часов, пять недель или пятьдесят лет.

Трент сделал вид, что одобряет такой подход, но и его трудно было сбить с выбранной дороги.

— Вы, кажется, считаете, что в современной демократии найдется место и для монарха. Но, по правде говоря, монархия — мертвый институт, возврат к эпохе, которую лучше бы забыть.

— Раньше и я так думал, — признался Джеймс. — Как и большинство людей в этой стране, я так часто слышал это мнение, что проглотил его, даже не задумавшись. Но недавно мне пришлось разобраться с тем, что означает суверенитет — и, что более важно, что он должен означать для нашей страны.

— Другими словами, — вмешался Трент, — вы открыли для себя некоторые преимущества этой исключительно прибыльной и престижной должности.

— Я вижу, как усердно навязывают это бойкое предположение средства массовой информации, — усмехнулся Джеймс. — Но правда в том, что королевская власть очень дорого стоит.

— Вот-вот, — закивал Трент, самодовольно улыбаясь, — вы признаёте, что королевские привилегии не так уж и плохи. Вы жили в безвестности и за одну ночь перепрыгнули в образ жизни миллионера. Налогоплательщики дают вам все самое лучшее, стоит вам только захотеть. Я согласен, королевская власть стоит дорого, вот только вопрос: кому?

— Опять вы строите поспешные предположения, — вздохнул Джеймс. — Вы правы, я вышел из безвестности, как вы говорите, но только не за счет налогоплательщиков — им не пришлось оплачивать даже мой проездной на автобус. А насчет всего лучшего… — Джеймс помолчал, словно перебирая в уме свои привилегии, — куда бы я ни пошел, чего бы я не захотел, я всегда плачу за себя сам. Но это вовсе не та дороговизна, которую я имел в виду. Куда важнее потребное количество физических, эмоциональных и духовных сил, если хотите.

— Ну что же, давайте поговорим об этом, — согласился Трент, надеясь, что Джеймс уже угодил в его ловушку. — Десятилетиями британский трон демонстрировал стране все признаки морального разложения. Длинная череда беспутных монархов, мало интересуясь вопросами управления страной, способствовала тому, что наше международное положение неуклонно умалялось, наши социальные проблемы росли, а наша страна перебивалась от кризиса к кризису.

Правящая партия старалась управлять страной от имени правительства Его или Ее Величества, то есть постоянно находясь под королевским надзором. Она искала мудрости суверена в решении проблем, с которыми сталкивается страна. Премьер-министры приходили и уходили, правительства тоже; монархия оставалась неизменной. Та самая монархия, которая, по общему навязанному мнению, должна обеспечивать ценную преемственность, призванную защищать нацию от колебаний политических тенденций, сотрясающих другие страны.

Он посмотрел на Джеймса, ожидая возражений. Возражений не последовало, и Трент с еще большим энтузиазмом продолжал:

— Однако, замечу: какими бы советами не удостаивал монарх своих государственных служащих, проблемы нации не уменьшились, положение только ухудшалось. Похоже, что разрекламированная «преемственность», обеспечиваемая этим безумно тщеславным учреждением, в конечном счете, только способствовала упадку Британии.

Лучшее, что можно сказать о современной монархии: она была и остается очень неэффективной формой правления, не имеющей отношения к трудностям, с которыми нация сталкивается в современном мире. Как государственный институт, она неподвластна изменениям, скрытна и корыстна. — Трент совершил лихой маневр и дал залп из всех бортовых орудий. — Вы можете обвинить меня в легкомысленных предположениях, но королевский истеблишмент постоянно демонстрировал нации наихудшие примеры праздности и пренебрежения ответственностью. На самом деле, удивительно, что нация так долго мирилась с отвратительным, я бы даже сказал — преступным, расточительством. На протяжении поколений члены королевской семьи транжирили не только состояние нации, но и доброжелательность своих подданных.

Короче говоря, монархия стала грубым и оскорбительным анахронизмом — дорогостоящим ископаемым средневекового феодализма, — который больше не будет поддерживать обманутое и введенное в заблуждение население. Великобритания требует подотчетности и компетентности своих лидеров. В современной демократии просто нет места для системы, основанной на незаслуженных привилегиях и ложных классовых различиях.

— Мистер Трент, — спокойно отреагировал Джеймс, — скажите, в вашей обличительной речи содержался вопрос? — Не дожидаясь ответа, Джеймс продолжил: — Вы выдвинули несколько серьезных обвинений, и я уверен, что многие зрители согласятся с вашим мнением. Когда-то я и сам мог бы сказать примерно то же. Но ваша логика ошибочна, и ваши выводы ложны.

Трент ничего не ответил, только склонил голову, приглашая уточнить.

— Вы называете монархию неэффективной, — начал Джеймс, чувствуя как мысли успокаиваются, и наступает отчетливая ясность. Он чувствовал себя неуязвимым. — Вы хотите возложить на институт монархии всю вину за все беды нации. И одновременно утверждаете, что она совершенно не важна и не нужна. Тогда скажите мне, о чем мы с вами говорим?

— Не уверен, что смогу это сделать. — Попытка Трента отразить удар, который он предчувствовал, оказалась ошибкой.

— А между тем, все очень просто, — говорил Джеймс. — Если монархия не имеет значения, то она по определению не может иметь реального влияния на текущие дела. Мне кажется, вы осуждаете правящего монарха за отсутствие у него влияния, в то же время отказываете ему в какой-либо значимой роли, с помощью которой он мог бы добиться значимых изменений. Таким образом, вы делаете монархию причиной проблемы, но отвергаете ее участие в решении проблемы.

Трент встрепенулся, готовясь возразить, но Джеймс не позволил перебить себя.

— Я еще не закончил, — сурово произнес он. — Вы утверждаете, что монарх безучастно наблюдал, как череда премьер-министров и правительств приходила и уходила, в то время как трудности страны усугублялись. Я хотел бы вам напомнить, что каждое последующее правительство неуклонно и безжалостно лишало монархию власти, в то же время сокращая и без того малую подотчетность суверену и забирая себе все больше власти.

Если, как вы считаете, беды страны множатся, не повинны ли в этом и министры правительства — мужчины и женщины, чья единственная обязанность — решать эти проблемы?

Но вы, говоря о двух ветвях власти, почему-то возлагаете вину только на тех, у кого как раз и нет возможности действовать, на монархов прошлого и настоящего — и освобождаете от всякой вины тех, кто обладает не только властью, но и обязательствами, обязанностями, ответственностью и всем необходимым для того, чтобы исцелить нашу землю.