— А мне ничего рассказать не хочешь? — отец с улыбкой смотрел на младшую красавицу дочь.

— Папочка, я тебе расскажу, что ты лучший папка на свете! — Алина обняла отца, поцеловала и отправилась на кухню, крикнув оттуда: — Инн, ну, иди сюда.

— Давай этот разговор пока оставим, — отец грустно посмотрел на старшую дочь. — Ты завтра во сколько в Москву поедешь?

— Рано, в шесть часов.

— Давай-ка я тебя отвезу.

Инна кивнула, хотя знала, что отец вряд ли проснется так рано: он уезжал с дачи не раньше одиннадцати, когда поток машин редел. Так и оказалось. Инна встала в пять утра и тихо, чтобы не разбудить никого, позавтракала и пошла на станцию.

Город был засыпан снегом. Лёгкие белые хлопья, плавно вальсируя, ложились к ногам прохожих, украшали ветви деревьев, одевали крыши домов. В такое время приятно гулять по белоснежным улицам и чувствовать, как снежинки нежно садятся на волосы и лицо. Но так же приятно и в тёплой квартире, наблюдая танец зимы за окном, заниматься чем-то неспешным, приносящим удовольствие.

Комнату, которую по привычке называли детской, украшали огромные зеркала платяного шкафа, белоснежный письменный стол со множеством выдвижных ящиков и широкая кровать — олицетворение уюта и спокойного сна. Теперь это была комната Алины, а Инна была переселена в соседнюю, поменьше. Но сёстры по привычке сидели вместе в их бывшей общей комнате: Алина что-то разглядывала на мониторе компьютера, Инна выписывала из анатомического атласа в тетрадь латинские названия частей тела.

— Зачем тебе это надо? — Алина через плечо заглянула к Инне в тетрадь. — Ты ведь это уже всё и так знаешь.

— Я себя ещё раз проверяю. Анатомию на первом курсе проходили, вот хочу к госам повторить.

— А тебя всё это спрашивать будут?

— Нет, я просто так повторяю, для себя.

— Делать тебе нечего, — Алина фыркнула. — Лучше скажи, ты придумала, где будешь своё девятнадцатилетние отмечать?

— Где-нибудь в кафе с Викой и Ритой посидим. Ну, и с тобой, конечно.

— Я знала, что организация праздников — это не твоё. Но не до такой же степени, — шестнадцатилетняя Алина смотрела свысока на старшую сестру.

— А что ты предлагаешь?

— Ищем нестандартный квест, пейнтбол, боулинг — словом, праздник должен запомниться. А на выходные всей компанией на дачу. Кстати, я с Максом буду, и надо ещё френдов позвать.

— У Вики парень есть, а Рита со своим рассталась недавно, про меня ты знаешь.

— Знаю, — вздохнула Алина. — Насчёт Риты твоей подумаю, а тебе Митю Нестеренко подгоним. Катька его рыжая в Англию учиться улетела, так что он нам подходит.

— Нет-нет, не надо, — испугалась Инна. Она была уверена, что Митя, конечно, откажется, и это будет хотя и ожидаемо, но неприятно.

До семнадцати лет они с Митей были «не разлей водой», а потом Митя как-то резко отдалился, потеряв к Инне всякий интерес. Два лета подряд он кивал ей, заметив через рабицу забора, и бросал несколько ничего не значащих фраз-приветствий при встрече. Инна понимала: у Мити появились по-настоящему интересные друзья в главном вузе страны — МГУ, студентом которого он стал; у него любовь — красавица Катя, ради которой он и приезжал теперь в дачный посёлок. Но всё равно Инне было обидно, что в одночасье для Мити она из подруги превратилась в просто соседку.

— Чего не надо? — Алина уже приняла решение, и остановить её было невозможно. — Завтра у родителей телефон Нестеренко-отца возьму. Через него Митьку и позовём.

— Алин, а откуда ты знаешь, что Катя в Англию уехала?

— Не помню. Кто-то из тусы сказал.

Алина и в Москве перезванивалась с дачными приятелями, куда-то ездила со школьными друзьями, встречалась с очередным поклонником — одноклассником Максимом, собиралась через год закончить школу с медалью, занималась с репетиторами, готовясь в иняз, — и всё легко успевала, на всё хватало времени. Инна восхищалась младшей сестрой, гордилась ею и с радостной готовностью выполняла все Алинины желания. Так было и на этот раз: День рождения Инна хотела провести без лишних заморочек, просто посидеть с подружками в кафе, поболтать, посмеяться. Но Алина потребовала спецэффектов, и Инна не могла ей в этом отказать. Но запланированный размах трехдневного праздника пришлось ужать — родители, проявив редкое для них единодушие, запретили отмечать День рождения на даче.

— Никаких ночёвок! — решительно заявил Слава.

— Можете своих друзей к ресторан пригласить, в клуб или куда вы там ходите. И этого будет вполне достаточно, — поддержала мужа Лидия.

— Ну, пожалуйста! Я уже всем пообещала, что мы за город поедем, будем на санках кататься, в снежки играть, — защебетала Алина. — Инн, скажи, что всё нормально будет.

— У Инны, может быть, всё нормально и будет, а вот тебе с твоей кипучей энергией пока лучше дома ночевать, — перебил Слава дочь.

Итак, многодневный праздник был ограничен боулингом. Алина своё слово сдержала: пригласила на День рождения сестры дачных приятелей Митю и Даньку.

Утром шестого февраля Инне позвонила Анастасия:

— Инночка, девочка наша дорогая, с Днём рождения! Здоровья, счастья, любви большой и чистой!

— Спасибо, тётя Настя, большое!

— Инночка, к тебе на День рождения Митя собирается. Я с ним тебе подарочек передам. Надеюсь, что понравится, — звенел в трубке высокий голос.

— Спасибо, тётя Настя!

— И ещё, — голос Анастасии стал чуть приглушённее, — я там ещё тебе маленькую коробочку положила с сердечком из сердолика, так это мамы твоей кулончик. Она его мне подарила, не просто подарила, а с себя сняла. Увидела, что мне понравился, и отдала. Я отказывалась, а Наташа ни в какую: «Бери, я же вижу, что тебе нравится». Такая была редкая душа!

— Зачем же Вы мне отдаёте? Это же Вам сделан был подарок.

— Инночка, я подумала, что маме твоей было бы приятно, что её сердоликовое сердечко у тебя. Тебе от мамы ничего не осталось, пусть хоть оно у тебя будет.

Понятно, что у Анастасии, предпочитавшей в последние годы бриллианты сложной огранки, раритеты от Шопара, недорогое украшение завалялось среди старых, ненужных цацок, и передавала она его Инне без всякого сожаления. Но девушка была искренне обрадована — у неё будет мамина вещь! О маме у неё не было никаких воспоминаний: слишком рано осиротела — только фото, которое Инна взяла у Анастасии, показало ей маму. Два года назад соседка привезла на дачу из Москвы, как и обещала Инне, ворох фотографий. Снимки любительские — новогоднее застолье, шашлыки, черноморский пляж. И везде мама смеётся, глаза весёлые, на щеках ямочки.

— Наташа хохотушка была. Смешливая, заводная. А какая добрая! — вспоминала Анастасия подругу, показывая фотографии.

Инна внимательно рассматривала фото. Её воображение рисовало погибшую мать похожей на Богородицу с иконы — строгий лик, мудрые глаза. А на всех фотографиях смеялась курносая, круглолицая девчонка, жмурила от смеха глаза, смешно морщила нос.

— Тетя Настя, Вы мне это фото можете дать? — девушка протянула снимок, где Анастасия и Наташа сидят в лодке на знакомом Инне с детства пруду. Анастасия, молодая и умопомрачительно красивая, поправляет растрепавшиеся на ветру волосы, а Наташа, запрокинув голову, смеётся так заразительно-искренне, что, только глядя на фото, нельзя не улыбнуться.

— Бери, конечно. Бери какие хочешь, — Анастасия протянула снимки. — Неужели твой отец ни одной фотографии не сохранил?

— Не знаю. Обещал осенью на кладбище к маме взять. Сказал, покажет, где она со своими родителями похоронена, — Инна на секунду замолчала. — Тётя Настя, мне кажется, что ему до сих пор больно про маму вспоминать.

— Где могила, и я могу тебе показать, — задумчиво сказала Анастасия, — а вот где твой отец от Лиды фото Наташины прячет — это вопрос. Я уверена, что он и сейчас по ней скучает, поэтому и не разговаривает с тобой на эту тему, не хочет раны бередить, боли боится. Как он Наташку любил! Как они друг друга любили! Давай ты на Наташин День рождения со мной в октябре на кладбище поедешь, а он пусть один. Может, он ей что-то рассказывает, что другим знать не положено.