Несколько раз в Даниловск приезжал Слава навестить дочь, полюбоваться на внучку.

— Я сначала недоволен был, что ты сорвалась непонятно за кем, а теперь вижу: права была. И Дмитрий очень достойный человек, и живёте Вы хорошо. Мне тогда показалось, что ты его не любишь.

— Папа, я его всегда уважала. И раньше, и сейчас. А уважение — это самое главное. Можно любить, и при этом обманывать, изменять, даже бить. А если уважаешь человека, то не станешь ему лгать, не станешь его унижать.

— Ну, тут, конечно, поспорить можно, но я вижу, ты жизнью своей довольна, а это главное.

***

Плавно, без потрясений, проходили год за годом. Инна заканчивала институт, впереди была интернатура, в планах стояла ординатура — красный диплом давал на это шансы.

Наступили новогодние праздники, и Инна с Машей приехали в Даниловск. Семья Мишкиных всегда отмечала Новый год вместе в их небольшом, но уютном домике на берегу речки Даниловки. Они купили этот дом не только потому, что квартира была маловата, но и оттого, что их очаровал стоящий на высоком берегу милый теремок, изукрашенный кружевом деревянной резьбы. Когда Инна, прочитав объявление, предложила мужу пойти посмотреть, что там продают, она и не предполагала, что, увидев этот дом, сразу захочет в нём жить. Она ощутила, что здесь можно быть счастливой, посмотрела на мужа и поняла, что он чувствует то же самое. Они влезли в кредиты, в долги, и покупка дома состоялась.

В январе темнеет рано. Инна сидела за компьютером, читала найденные в интернете статьи по физиотерапии. Мишкин, несмотря на праздничные дни, был в больнице, Машенька спала. Инна любила этот зимний покой деревянного дома, нигде больше не чувствовала она себя так уютно, как здесь. Таинственно поблескивала в полумраке мишура на ёлке, тикали часы, слегка гудел газовый котёл, но неожиданно под окном отчаянно залаял Лорд, большой добродушный пёс, подобранный Мишкиным ещё щенком в больничном дворике. Кто-то чужой стучал в калитку, все свои знали, что у калитки есть звонок, а можно и просто открыть, приподняв крючок. Инна, накинув платок, вышла на крыльцо, снег густо валил, мешая в сгущающихся сумерках рассмотреть незваного гостя.

— Инн, чего смотришь! Открывай давай! Я замерзла как собака!

Инна слетела с крыльца, бросилась к калитке:

— Алина!

Все эти годы сёстры не общались. Инна знала от Славы, что Алина бросила институт, живёт преимущественно за границей, на звонки отца отвечает неохотно, навещает редко. И вдруг Алина каким-то чудом появилась в Даниловске, в доме сестры.

— Это ты тут всегда живешь? — Алина критически осмотрела гостиную. — Ну, и я здесь у тебя тоже немного поживу. Не возражаешь?

Инна обалдело смотрела на сестру.

— Ты откуда взялась?

— Из Вашей районной больницы. Отец сказал, что твой Мишкин в Даниловске работает, вот приехала. Добрые люди подсказали, где больница, благо, у вас она здесь одна. Твой Мишкин любезно предоставил мне домашний адрес. Ты знаешь, он уже не так гадок, каким был шесть лет назад. Усы отрастил, очки надел. Может, ещё и не привлекателен, но уже и не оскорбителен. Кстати, он тебе звонил, но у тебя выключен телефон.

— Алин, я ничего не понимаю. Объясни, что случилось.

— Инн, я голодная и замёрзшая. Дай что-нибудь поесть и выпить, тогда всё тебе расскажу.

Инна накрыла на стол, достала подаренную Мишкину в больнице к Новому году бутылку коньяка, села напротив сестры и наблюдала, как та жадно ест. Вспомнилось, как так же «пожить» ворвалась Алина в квартиру к Мите, а потом, переплетясь телами, оказалась с Митей на ковре, вспомнилось так ясно, что Инна зажмурилась. Она не хочет это вспоминать!

— Инн, я понимаю, что ты на меня обижена, но прости за прошлое, дура была. Ты же помнишь, в каком я невменяемом состоянии тогда находилась: родную мать со своим любовником застукала. Притом, когда у меня с Митькой случилось, я ещё и напилась, — Алина наливала себе третью рюмку коньяка.

— А почему тебе отец моего адреса не дал?

— Потому что я не спрашивала. Он мне ещё четыре года назад сказал, что ты беременная в Даниловск с Мишкиным поехала. То, что у меня племянница появилась, папа говорил, а вот в Даниловске или в другом месте ты рожала, он не сказал, а я не спросила. В поезде этой ночью тряслась и боялась: может, ты отсюда съехала. Но всё нормально — Мишкин на месте, ты тоже.

Инна подумала, что Алина, в отличие от Риты, никогда ничего не забывает. Вся полученная когда-либо информация по полочкам разложена у неё в голове.

Проснулась Маша, вышла из детской и с любопытством разглядывала незнакомую тётю.

— Кто это такой хороший? — Алина просияла при виде племянницы. — Как тебя, красивая девочка, зовут?

— Машенька.

— Какое тебе родители дали замечательное имя! Главное, оригинальное, — Алина поела, согрелась и ей стало весело. — Машенька, ты извини, что я подарок тебе не привезла. Но я сегодня без вещей и с ворованным паспортом.

— Как с ворованным паспортом? — Инна замерла в испуге. — Машенька, поиграй пока. Я сейчас твои игрушки принесу. Алин, что произошло?

— Ничего особенного. Просто похоже, что меня убить хотели. Вот я и сбежала. А Мишкин в курсе, что дочь от Митьки? — Алина кивнула на Машу, с интересом разглядывающую лакированную сумку гостьи.

— Она Мишкина Мария Дмитриевна.

— Что Дмитриевна — это понятно. Вот с Мишкиной неясно.

Инна испугалась. Ребёнок не должен знать, что Мишкин неродной отец. Никто не должен знать, кроме них с Димой и ещё Риты.

— С чего ты это взяла?

— Глаза разуй. Вылитая Анастасия Михайловна Нестеренко. Один в один. Ксерокопия.

Инна вспомнила, как летом к ним зашла соседка, принесла яиц из-под своей курицы и попросила, чтобы доктора (так соседи называли Мишкиных) посмотрели её колено, болевшее после ушиба. На глаза соседке попалось фото в рамочке, Маша зачем-то вынесла его из спальни и поставила на стол в гостиной.

— Это кто ж такие?

— Мама моя покойная с подругой.

— Ой, мама какая была красавица! Как киноактриса! А Машенька на бабушку похожа. Я всё смотрела, в кого дочка у вас. Ни в отца, ни в мамку, а она вон, в бабушку. Вылитая! — соседка с интересом разглядывала фотографию. — А подружка у матери какая весёлая! Хохочет, аж слышно.

И вот уже второй человек говорит, что Машины миндалевидные зелёные глаза, высокие скулы, правильной формы носик — это повторение тёти Насти. Видно, никогда не забыть Инне семью Нестеренко, не вычеркнуть из памяти Митю.

— Инн, я двое суток не спала, покажи, где лечь. Я высплюсь и всё по порядку и в подробностях расскажу, — Алина встала из-за стола.

Инна постелила сестре в маленькой комнатке — гостевой спальне, как важно называли эту коморку в семье. Алина повалилась на кровать и моментально уснула.

Что случилось? Почему ворованный паспорт? Кто и за что хочет сестру убить? Вопросы остались без ответа, тревожили приближением непонятной угрозы, и от этого становилось страшно.

Вернулся из больницы Мишкин, Машенька кинулась к нему, раскинув ручонки для объятий:

— Папочка! Папочка плисёл!

— Давайте за стол! Моем руки, садимся ужинать, — позвала Инна с кухни.

Мишкин, проходя через гостиную, с интересом посмотрел на стоящую на столе початую бутылку коньяка:

— Встречу отмечали?

— Алина замёрзла, пока добиралась. Вот выпила, чтобы не заболеть.

— Больше полбутылки уговорила. Точно не заболеет, — усмехнулся Мишкин, садясь за стол. — Вломилась сегодня в отделение, меня увидела: «Дмитрий, простите, не помню отчества, я Ваша своячница, приехала навестить сестру». Ты ей фотографии какие-то отправляла, что она меня узнала?

— Она тебя видела лет шесть назад, когда приходила в больницу с твоей женой об аборте договариваться. У Алины память феноменальная, она любой текст с ходу запоминала, у неё вообще способности во всех областях, — увлечённо рассказывала Инна, и только сейчас поняла, как же соскучилась по сестре.

— Я котлету не хочу, она лыбная, — Маша попыталась встать из-за стола.