Митя, не перебивая, слушал Иннины рассказы о докторе Мишкине, о её работе в отделении. Иногда Инне казалось, что Митя её не слышит, но ей всё равно было приятно рассказывать и видеть его рядом. Митя с Инной по-прежнему общался, чтобы обсудить свои проблемы. Но если прошлой зимой Инна сострадала Мите, которому нашлась замена в Лондоне, то теперь её миссия состояла в помощи другу сохранить любовь Алины. Лето — время романов, незатейливых и радостных, как легкий ветерок. Короткие шорты, открытые сарафаны — целых три месяца неописуемого счастья. Но наступила осень, и Алине наскучило играть во «взрослую» любовь, появилось множество других, более интересных занятий. Инна не понимала: как можно не дорожить чувствами Мити, такого замечательного, доброго, порядочного. Она пыталась объяснить сестре, что та совершает ужасную ошибку, пренебрегая Митей, но Алина безапелляционно заявила:

— Он скучен, как понедельник! Он ещё не заговорил, а я уже знаю, что он скажет. К тому же у него появилась навязчивая идея, что нам нужно пожениться. Только школу окончу, и бегом в ЗАГС.

— Митя серьёзно относится к Вашим отношениям. Он порядочный человек.

— Вот тебе надо за Митю замуж выходить. Жить будете скучно, зато правильно.

Инна ничего не ответила, но от слов сестры «тебе надо за Митю замуж выходить» неожиданно для себя покраснела.

***

Отделение травматологии было большим, и полагалось две постовых сестры. Инна с Ритой работали вместе. Подружились они ещё на первом курсе колледжа, но по-настоящему стали близкими подругами именно выйдя на работу. Дружба их многим казалась странной: уж очень подруги были не схожи. Громогласная, энергичная Рита любила шумные компании, могла на спор выпить залпом стакан водки, знала великое множество анекдотов, но успехом у парней не пользовалась — слишком напориста была, слишком груба. Рита жила одна: отца она не помнила, а мать вышла замуж и переехала к отчиму, когда дочь ещё была только на первом курсе. Подразумевалось, что за девочкой будет приглядывать бабушка, но та сразу после переезда дочери слегла, и уже внучке надо было приглядывать за ней. А через полгода бабушки не стало, и Рита стала жить совершенно самостоятельно: готовила, стирала, ездила на занятия. «Ну, а как в общежитиях в её возрасте живут?» — спрашивала мать, если кто-то интересовался, как шестнадцатилетняя девочка живёт одна. Инна, привыкшая к строгому домашнему контролю, порой завидовала подруге, а та, в свою очередь, с аппетитом поедая домашние пирожки, принесенные Инной, говорила:

— Завидую тебе, Инка, белой и разноцветной завистями: дома тебя ждут, на плите сковородка с котлетами, в холодильнике кастрюля со щами.

Как-то на дежурстве Инна поделилась с Ритой своими переживаниями:

— Я между двух огней оказалась. Митя ждёт, что я с Алиной поговорю, объясню, как она ему нужна; Алина — что я Мите объясню, как он ей не нужен.

— Не врубаюсь: чего ты паришься? Объясни своему мажору, что он твоей сестре нафиг не сдался. Тем более, ты сама в него по уши влюблена, — Рита непонимающе посмотрела на подругу.

Подруги сидели в перевязочной — рабочий день подходил к концу, надо было провести дезинфекцию помещения и заложить инструменты в сухожаровой шкаф. Ни на минуту не прекращая работу, девушки обсуждали сложившуюся ситуацию.

— Ничего я не влюблена, — Инна против воли густо покраснела. — Мы с Митей с детства дружим.

— Ага, «дружим», — Рита презрительно фыркнула, — поэтому, когда от тебе звонит, ты в лице меняешься. Ты бы себя видела, когда со своим мажором по телефону разговариваешь: глаза сияют, голос звенит, и потом полдня в себя прийти не можешь.

— Митя не мажор. Мажоры — это избалованные папенькины сынки. А Митя очень порядочный, душевный. С ним интересно — он много знает…

— А если порядочный, — перебила Рита, — чем на него любоваться, давно бы залетела, и он на тебе бы женился. Тем более, что Алинке он, сама говоришь, не нужен.

— Каким образом залетела? Я же объясняю тебе: у нас с ним дружеские отношения. Ни о чём таком даже речи нет.

— А надо, чтобы шло. Давно надо было с ним переспать.

Инна молчала: слишком диким казалось, что говорила Рита. Митя, в понимании Инны, был почти небожителем — воплощением мужской красоты, ума и сосредоточением лучших душевных качеств.

— Хотя понимаю, — Рита продолжала развивать тему, — тебе это непросто. Вообще-то с девственностью давно пора было расстаться. Третий десяток уже.

— Двадцать лет — это ещё не третий десяток, — зачем-то начала оправдываться Инна, — да и нет у меня никого, с кем можно было бы.

— Что значит «нет никого»? Мужиков полно. Вон хотя бы Мишкин-Шишкин. Сколько раз с ним ночью дежурила? Могла бы и пасть в объятия.

— Скажешь тоже: Мишкин… Лучше навсегда девушкой остаться, чем отдаться Мишкину.

— Какая же ты, Инка, высоконравственная. Я бы сказала, что лучше даже Мишкину отдаться, чем навсегда оставаться девушкой, — Рита обернулась и осеклась на полуслове: в дверях перевязочной стоял доктор Мишкин.

Мишкин густо покраснел: он явно слышал окончание разговора. Сразу же покраснела и Инна. Рита испуганно затараторила:

— Дмитрий Игоревич, мы сейчас уже заканчиваем. Вот журнал «Учет работы сухожарового шкафа» заполню, и всё закрываем. Или Вам перевязочная будет нужна?

Вернувшись домой, Инна поведала Алине о неловкой ситуации, в которую они с Ритой попали.

— Ты не представляешь, как было стыдно!

— А чего вы вдруг решили обсуждать, стоит ли Мишкину отдаваться? — Алина заинтересовалась рассказом сестры.

Инна замялась: не объяснять же, что разговор начался с обсуждения её отношений с Митей. Но неожиданно Алина сама заговорила о своем поклоннике:

— Инн, выручи, пожалуйста. В пятницу у Митьки день рождения.

— Знаю. Он же нас всех в субботу на пинбол пригласил.

— Это он массово с друзьями и подругами будет днюху отмечать, туда мы с тобой сходим. А в пятницу, день в день, он в кругу семьи справлять будет — с мамой, папой за столом. Так он придумал, чтобы я тоже с ними отмечала. Сходи вместо меня.

— С ума сошла! Он же тебя позвал! — Инна не находила слов, чтобы растолковать сестре безумие её предложения.

— Я не могу, у меня в пятницу репетитор по английскому.

— А перенести занятие нельзя?

— Зачем? Чтобы убить вечер в компании Митькиных родителей. А тебя, кстати, тётя Настя очень нежно любит. Вы бы с ней и курлыкали.

— Алин, если ты не хочешь встречаться с Митей, так прямо ему и скажи. Это будет честно. Хотя, я уверенна, ты потом об этом будешь очень жалеть, — Инна наконец высказала то, о чём думала всё последнее время.

— С чего ты взяла, что я не хочу с ним встречаться? Вот в субботу на пинбол с удовольствием отправлюсь. И вообще с Митькой удобно: он всегда отвезёт куда надо и мать с ним вечером в клуб отпускает. Но он любит мне по ушам постоянно ездить или вот — придумал в пятницу мне с его родней весь вечер сидеть. Меня не Митька, а его формат отношений не устраивает.

Инна хотя и была не согласна с Алиной, но не могла не восхититься сестрой: «формат отношений» — как красиво Алина умеет выразить свою мысль. Если бы она умела так оригинально думать, как младшая сестра, и так же образно говорить, то Митя смотрел бы на неё совсем по-иному, чем сейчас!

***

После того неприятного случая в перевязочной Инна густо краснела, сталкиваясь с Мишкиным в коридоре отделения. Окружающие это замечали, и вскоре все сотрудники, да и больные тоже были уверены, что молоденькая медсестричка Инна влюбилась в доктора Мишкина.

— Чего ты краснеешь, как помидор, — Рита строго посмотрела на подругу. — Тебя уже Шишкин-Мишкин бояться стал.

— Я же не нарочно. Просто вспомню, что мы про него говорили и что он про нас подумал, и кровь к лицу приливает.

— Ох, тяжелый случай с нашей коровой! Мы с Шишкиным давно уже забыли, а ты все чего-то вспоминаешь.

— Ты думаешь, что Мишкин уже про тот разговор забыл?

— Естественно. Это только ты у нас такая не в меру впечатлительная.