Небо голубое, деревья зелёные, огромный пруд, блестящий в лучах солнца между кронами, и высотки где-то там, на горизонте.

Я потянулась и невольно рассмеялась.

Всё, мне здесь определенно и точно нравится. И свой в доску Дэн может хоть в упор меня не замечать, я никуда не съеду.

***

Восемь вечера.

Ромка ещё три часа назад с мученическим видом ушёл готовиться.

К биологии.

Всё ж, когда больше двух часов у тебя за стенкой бубнят о видах взаимодействия неаллельных генов, а ты их даже не можешь перечислить и экзамен у тебя меньше, чем через две недели, паника появляется сама.

Несвойственное желание поучиться тоже.

Поэтому к родным учебникам и методичкам Ромочка, распрощавшись, отчалил, а я, закрыв за ним дверь, вернулась в свою комнату, где Сенечка, оккупировав мою кровать, самозабвенно пожирал печенье.

Имбирное.

Из моей сумки.

Попытки его согнать или отобрать еду увенчались не успехом, а пластырем на моём прокушенном пальце, так что Сенечка с гордым видом победителя продолжил жрать печенье, а мне пришлось обрабатывать руку.

Тешить себя надеждой, что этот паразит незаразный.

И на часах было восемь вечера, когда, проговорив почти час с мамой и посидев два в интернете в поисках информации о тварях меньших енотистых, я вспомнила про неразобранный чемодан, вокруг которого эта самая тварь как раз круги нарезала и открыть пыталась.

Его шебуршание по всей комнате и попытки открыть-залезть-стянуть всё и хоть откуда за три часа уже достали, но, как было написано в статьях а-ля «Как выжить в квартире с енотом» и «Друг или враг вам енот», это пока цветочки.

Ягодки впереди.

А грибочки ещё дальше.

Остается только надеяться, что Светик приучила этого гада к туалету и ночному сну. Ибо, выбирая между квартирой и енотом, я выберу квартиру, а Сенечка вернётся в естественную среду обитания.

Парк пойдет ему на пользу.

Чемодан, к радости енота, был наконец открыт, и за шкирку я его успела поймать в последний момент.

– Не трогай, это моё, – прошипела злобная я и едва успела отклониться от мелькнувшей у лица лапы. – Эй! Нет, ну ты гад всё же!

Без особого почтения я сгрузила Сенечку на кровать, подавив желание его туда швырнуть, сунула пачку печенья и…

… и до чемодана он добрался первым.

Выдернув из цепких лап свою футболку, я потрясла ею у его невинной морды.

Провела ликбез:

– Луций Анней Сенека, убери свои грязные лапы от моих вещей! Это моё, а моё трогать нельзя!

Слишком умная скотина в ответ презрительно фыркнула. Демонстративно выпятив задницу, порылась в утрамбованных вещах и, выбрав мой новенький прекрасный кружевной бюстгальтер за четыре косаря, деловито потащила его в угол.

К тазику с водой.

Проворно потащил, гад.

– Эй, нет! Слышишь, не смей! Только попробуй! – я кинулась следом, но запнулась о крышку раскрытого чемодан и рухнула на пол.

А мои четыре тысячи в воду.

Где эта тварь их стала активно полоскать.

***

У вас крепкая нервная система?

Вот я думала, что у меня крепкая, верила в это все двадцать лет своей жизни.

Ошиблась.

Выпавший на меня из шкафа скелет доказал обратное. Я завизжала и, пытаясь его с себя стряхнуть, замахала руками.

– Ты чего вопишь, как потерпевшая? – спросил возмущенный Дэн.

Заглянул как раз в тот момент, когда я отцепила от себя, а заодно и от туловища, череп и швырнула его в сторону.

Как оказалось, в сторону Дэна, который взвыл не хуже меня.

– Вася!!!

– Какой Вася?! Я – Варя! – выпутывая из волос кисть с пальцами, возмутилась я.

Первый шок прошел быстро.

– Ты – дура, а не Варя! Вася – это он! – рявкнул Дэн и отобрал у меня руку.

Скелета.

И конечностью оной потрясли перед моим носом, придирчиво повертели и всучили обратно мне.

– Держи. Его сейчас собирать придется.

Прозвучало обвинением, а в обращенном ко мне взгляде читалось недовольство и претензия большими буквами.

Нет, это ещё я виновата?!

Я чуть заикой не стала и сердечный приступ не заработала.

Я – пострадавшая!

Я, а не Вася!

Где сочувствие?! Где понимание?!

И вообще какой дурак запихнул скелет в шкаф?

– Мой сосед, – хмуро ответил на последний заданный вслух вопрос Дэн и ноги поднял. – Бывший.

Логично, его ж комната.

Зачем я, правда, спрашивать не буду.

Остатки психики в этом дурдоме у меня пока теплится надежда сохранить. Я оптимист.

– Чего стоишь? Бери позвоночник с рёбрами и пошли клеить!

***

Час ночи.

Я в клее. Сенечка в клее. Дэн в клее.

Кухня тоже вся в клее.

А Вася не-е-ет.

Если у рук-ног кости были просверлены и соединены проволокой и где-то шурупами, то череп был склеенным, поэтому со всем, кроме него, мы разобрались относительно быстро и хорошо.

Череп же…

После моего метания он напоминал пазл, который, судя по взгляду Дэна, мы либо соберем, либо на анатомическое пособие сами и пойдем…

– Ты точно все кости собрала? – в третий раз мрачно уточнил Дэн.

– Да.

Я была тиха, покладиста и исполнительна.

Жить хотелось сильно.

А этому психу, судя по испепеляющему взгляду, столь же сильно хотелось меня прибить. И вот чисто по-человечески я его даже понимала. Сделать из одного черепа двадцать три отдельно лежащих кости – это талант, за который хочется убить с особой жестокостью.

Согласна.

Я бы ему даже помогла, если бы речь шла не об убийстве меня любимой.

– Тогда где?!

– Что?

– Сошник.

«Чего?», – я благоразумно уточнять не стала.

Спрашивать: «А может без него обойдемся?» тоже.

Сошник так сошник.

Сейчас в инете сама найду, как он выглядит, и пойду искать.

В третий раз.

Ничего, зато пол точно у меня теперь чистый, даже под кроватью.

***

Полтретьего ночи.

Дэн – псих!

Почему нельзя доклеить этот чёртов череп утром?!

Кстати, сошник мы нашли.

У Сенечки в тазике.

Енотистый засранец сделал вид, что не при делах, эту мелкую ерунду видит первый раз в жизни и, стащив со стола пачку печенья, важно удалился в мою комнату.

И всё бы ничего, но оказалось, что я – абсолютная безграмотность – неправильно соединила решетчатую и клиновидную кость.

Не, ну я откуда знаю, как они правильно соединяются?! И не надо на меня столь злобно сверкать глазами! Я их вообще первый раз вижу!

Дэну именно это я и сказала.

Ответ был меланхолично-мстительный:

– Правильно, у тебя-то за ненадобностью они редуцировали.

Всё-таки он гад.

***

Полпятого утра.

Вася склеен.

Меня отпустили спать.

Мне снился прекрасный сон.

Закатное солнце, зависшее над самым горизонтом, там, где небо всех оттенков розового и фиолетового сливается с тёмной гладью моря, последнее же переливается в последних лучах сотней бликов, перекатывается. Выносятся на берег всё новые клочья белоснежной пены. Темнеет от воды раскаленный за день песок.

Я же, обжигаясь, в него проваливаюсь, иду босиком вдоль берега, и подол бирюзового платья, путаясь в ногах, развевается от порывов ветра, что приносит вечернюю свежесть, оставляет на губах соль и улыбку.

Которая от безмерной лёгкости и того, что он рядом.

Идёт.

И ладонь у него широкая, мозолистая. Длинные пальцы, которые переплетаются крепко с моими, удерживают, когда вперёд я вырываюсь, оглядываясь на него, чтобы рассмеяться и потянуть, дёрнуть на себя.

Надо спешить.

Там, дальше, белокаменная беседка, и среди её колонн я уже вижу накрытый стол и зажжённые длинные свечи. Алые розы в вазе, их поправляет официант.

Музыканты во фраках.

Они играют…

…играют «O Fortuna» из кантаты «Carmĭna Burana» Орфа.

Классная композиция, на звонке у меня стоит уже недели две. Когда телефон принимается орать в переполненном автобусе, на меня начинает нервно оглядываться даже водитель, а люди шарахаются.