Лошади были большими мишенями, а люди — относительно маленькими. На самом деле черисийским огнём были поражены не более двадцати или тридцати солдат Разделённого Ветра. Те, в кого попали, тяжело падали вниз, когда массивные пули пробивали нагрудники и хрупкие тела под ними, но они представляли лишь горстку из общего числа этой набегающей волны.

Но лошади — это было совсем другое дело. В центре корисандийской шеренги внезапно появились дыры, когда на землю рухнули визжащие лошади. Всадников выбрасывало из седел, только для того, чтобы они обнаружили себе оказавшимися на пути второй шеренги всадников, шедшей позади них. Обычно лошадь делает почти всё возможное, чтобы избежать столкновения с человеком, но эти лошади никак не могли этого сделать. Они двигались слишком быстро, со слишком большой скоростью, слишком большим количеством других лошадей прямо за ними, и они втоптали свалившихся с сёдел кавалеристов в кровавую грязь.

Тела павших лошадей были более серьёзным препятствием, и первая линия атакующего строя раскололось, когда лошади, всё ещё стоявшие на ногах, отчаянно попытались избежать запутанных останков своих мёртвых и раненых собратьев. Многие из них потерпели в этом неудачу, врезаясь в барьер, визжа, ломая ноги и отправляя своих всадников в полёт, и новые, бьющиеся тела были добавлены к куче.

Жанстин рассчитал время своего залпа почти идеально. Было достаточно времени, чтобы нарушить наступательный порыв кавалерии, достаточно расстояния, чтобы передний край атаки растянулся вокруг внезапного препятствия и потерял сплочённость, но слишком мало времени, чтобы он начал восстанавливаться. И точно так же, как лошади инстинктивно стараются не затоптать поверженного человека, они испытывают такое же явное отвращение к броску прямо на твёрдый барьер сверкающей стены из заточенной стали. Когда их инерция была нарушена, их ряды пошатнулись, их всадники нервничали, они не приняли вызова. Вместо этого они разделились вокруг каре, стекая по его коротким сторонам, и новые ружейные залпы загремели, когда их инерция понесла их через поле огня фланговых взводов.

Затем они миновали каре… и его задняя сторона выпустила смертельный залп им в спины.

* * *

У Разделённого Ветра не было времени даже начать анализировать, что случилось с его первой волной, прежде чем десятью секундами спустя с грохотом обрушилась вторая.

Этих десяти секунд было недостаточно много, чтобы стреляющие ряды перезарядились, но стоявший на коленях передний ряд не стрелял в первую волну атакующих. Теперь вторая шеренга выставила вперёд свои штыки, вытянувшись далеко вперёд над головами первой шеренги, в то время как первая шеренга подняла ружья и произвела свой собственный яростный залп в упор.

Он был лишь наполовину тяжелее того залпа, который разбил первую волну, но его хватило, чтобы пошатнуть вторую, особенно с учётом корчащегося потока мёртвых и раненых лошадей и тел из остатков первой двойной линии, чтобы помочь нарушить строй корисандийцев, а уцелевшим лошадям второй волны не больше, чем их собратьям, нетерпелось броситься на ожидающие штыки. Они сражались со своими всадниками, и в этот момент третья шеренга каре закончила перезарядку, подняла ружья и выстрелила с расстояния менее тридцати футов.

Бойня была невероятной, но даже среди крови, дыма и криков некоторым солдатам Разделённого Ветра действительно удалось приблизиться к морским пехотинцам. Копья скрестились со штыками мушкетов, сверкнули мечи, кровь брызнула на травянистый склон холма, а затем третья волна врезалась в эту свалку.

В большинстве мест каре держалось. Непоколебимая пехота в плотном строю и под твёрдым тактическим контролем имела отличные шансы против кавалерии. Это павшая духом пехота, или нетвёрдый строй, составляли законную добычу кавалерии, но черисийцы отказывались терять дух. Однако корисандийцы были настроены столь же решительно, и черисийцы тоже начали умирать.

Прореха открылась в передней части каре, когда третья линия Разделённого Ветра врезалась в цель. Один из резервных взводов быстро двинулся, чтобы закрыть брешь, но полдюжины корисандийских всадников прорвались через неё прежде, чем он смог это сделать. Штабная группа бригадира Кларика была единственным конным отрядом под его командованием, и он ударил пятками, пришпориваясь, чтобы встретить прорыв со своими штабными офицерами.

Однако один из всадников начал двигаться за мгновение до того, как прореха действительно открылось. На синей шахматной клетке его щита Черисийской Имперской Гвардии был нанесён чёрно-золотой кракен, а в его руке сверкала катана. Он врезался в приближающихся корисандийцев как таран, и сразу отлетела одна из голов. Прежде чем первая коснулась земли, клинок Мерлина забрал вторую.

Он прошёл сквозь них, как архангел смерти, затем бросил своего коня прямо в разрыв и спрыгнул с седла, чтобы орудовать своим мечом уже двумя руками, пока Кларик и члены его штаба разбирались с двумя корисандийцами, которых он не убил на своём пути. За те несколько секунд, что потребовались резервному взводу, чтобы добраться до него, он убил ещё девять человек.

* * *

Граф Разделённого Ветра пришёл себя, поняв, что он снова сброшен с лошади, но на этот раз без вывиха плеча. Штыковая рана в его правом бедре сильно кровоточила, и он сел, зажимая ногу обеими руками и пытаясь остановить поток крови. Лошади топали копытами, вставали на дыбы, и ржали вокруг него, сталь стучала о сталь с глухим, отвратительным кузнечным звуком мельницы смерти, работающей на полную мощность на этом поле боя, но он прочувствовал ритм битвы. Когда прореха открылась, он надеялся, что они всё ещё как минимум смогут хотя бы разбить это каре. Теперь он знал, что они этого не сделают. Потрясение от невероятно быстрой реакции черисийцев — того факта, что они вообще смогли открыть огонь, и эффективности их огня — сломило решимость его людей, а он уже мог слышать новые ружья, и артиллерию, стреляющую издалека вниз по склону, где ещё два черисийских батальона развернулись в стандартную огневую линию, чтобы прикрыть фланги каре своим немыслимым дальнобойным огнём. Он также мог различить звук своих собственных горнов, до сих пор трубящих сигнал в атаку, посылая всё больше его людей вперёд в водоворот, и что-то внутри него съёжилось от этой мысли. Даже если его люди продолжат попытки, всё, что они смогут достигнуть, это умереть в ещё большем количестве, и…

Какой-то инстинкт предупредил его, и он поднял глаза как раз в тот момент, когда одна из этих визжащих лошадей встала на дыбы, а затем рухнула прямо на него. Он ничего не мог поделать, но затем человеческая рука сомкнулась сзади на его оружейной разгрузке, и его глаза расширились, когда она без усилий отдёрнула его с пути падающей лошади.

Он обнаружил, что его поддерживает одной рукой высокий широкоплечий черисиец в чёрно-золотом одеянии Дома Армак. Он понятия не имел, что делает Имперский Гвардеец посреди этой безумной мясорубки, но почему бы ни оказался тут этот человек, он только что спас жизнь Разделённому Ветру. И пока граф смотрел, меч в другой руке черисийца отсёк руку одного человека и отрубил голову другому.

«Не будь глупцом», — заявил ему какой-то уголок его мозга. — «Никто не может сделать это одной рукой! Ты ранен. Потеря крови может заставить человека вообразить самые разные вещи».

Затем, оправившись от замешательства, появился взвод черисийских морпехов, чтобы запечатать разрыв во фронте каре, и Разделённый Ветер почувствовал, что его вытаскивают из сражения.

— Прошу прощения за грубое обращение, милорд, — сказал человек, тащивший его в безопасное место, — но я думаю, что генерал Гарвей предпочёл бы, чтобы вы остались живы.

.III.

Теллесбергский дворец,

Город Теллесберг,