Гарвей лишь жалел, что Дойл не ушёл оттуда до самого конца. Горстка артиллеристов, которым удалось избежать смерти или пленения, рассказывала ему, что Чарльз постоянно переходил от одного орудийного окопа к другому, безрассудно подставляя себя под смертоносный черисийский ружейный огонь, сплачивая своих людей. Он был повсюду, подбадривая и угрожая, сам наводил пушки, даже собственноручно орудовал прибойником на одном из последних орудий, всё ещё ведущем бой, в то время как две трети его расчёта лежало мёртвыми или ранеными вокруг него. Без его примера, солдаты этой батареи сломались бы и бежали гораздо раньше… а доверие, которое войска Гарвея всё ещё готовы были оказывать своим командирам, вероятно, было бы гораздо более хрупким.

Гарвей знал это, но с каждым днём всё больше скучал по Дойлу. Он рассчитывал на острый ум и воображение старика даже больше, чем предполагал до того, как потерял их, и теперь мучительно сознавал их отсутствие. Кроме того, Чарльз был другом.

«По крайней мере, ты знаешь, что он всё ещё жив, Корин», — сказал он себе. — «И, судя по письму Кайлеба, так оно и останется. Это уже кое-что. На самом деле, это довольно много. И у тебя всё ещё есть Алик. Тоже не хухры-мухры, учитывая, что с ним чуть не случилось!»

Разделённый Ветер распознал надвигающуюся катастрофу и попытался что-то предпринять, направив свою кавалерию в черисийский тыл, в брешь, которую они любезно оставили между своими собственными формированиями и лесом, через который они продвигались. К несчастью, черисийцы выделили целый батальон своих адских стрелков, чтобы специально помешать ему сделать именно это. Они спрятали его в ветвях низкорослого леса, который простирался до сельскохозяйственных угодий, окружающих Переправу Хэрила, и имевшего достаточное количество деревьев и подлеска, чтобы сделать их позицию эффективной защитой от кавалерии, и их смертоносный ружейный огонь более чем опустошил передовые эскадроны Разделённого Ветра, когда они попытались проскакать мимо них на помощь пехоте. К счастью, лошади были более опасной мишенью, чем люди, и людские потери Разделённого Ветра оказались не такими серьёзными, как сначала боялся граф. Но они и так были достаточно плохи, а потеря стольких лошадей стала решающей. Лошадь под самим Разделённым Ветром была убита выстрелом, и он вывихнул плечо, когда его конь упал. Но один из его штабных офицеров помог ему взобраться в седло и благополучно вытащил из котла, и, к огромному облегчению Гарвея (и немалому удивлению), граф прекратил своё наступление, вместо того чтобы понести ещё большие потери, пытаясь прорваться.

«Я действительно должен перестать удивляться, когда Алик делает что-то правильно», — обругал он себя. — «Он не дурак, что бы там ни было, и он, вероятно, лучший бригадный кавалерийский командир в Корисанде. Просто…»

Внезапное «фьють» одной из адских черисийских пуль, пролетевшей неприятно близко от его головы, убедительно напомнило ему, что он почти на передовой и что неразумно позволять своим мыслям блуждать.

«И», — подумал он с горькой усмешкой, быстро ныряя обратно за спасительный бруствер, — «именно по этой причине я приказал всем своим офицерам снять со своих шляп эти проклятые кокарды!»

Он преодолел последние пятьдесят или шестьдесят ярдов по ходу сообщения до редута, который собирался посетить. Майор, командовавший им, резко отсалютовал, когда Гарвей вошёл в оборонительное сооружение, и сэр Корин столь же резко ответил на его приветствие. Он подозревал, что некоторые из его подчинённых считали глупым с его стороны настаивать на соблюдении надлежащего военного этикета в такое время, но Гарвей был убеждён, что знакомые требования помогают людям сосредоточиться, не говоря уже о сохранении чувства идентичности как солдат, а не испуганного сброда, сбившегося в кучу в своих укреплениях.

«И я не позволю им превратиться в сброд», — мрачно пообещал он себе — и им тоже.

— Добрый день, майор, — сказал он наконец.

— Доброе утро, сэр.

— Как сегодня дела?

— Всё то же самое, сэр. — Майор пожал плечами. — Я думаю, что кто-то из их лёгкой пехоты шнырял где-то тут сегодня рано утром, перед рассветом. Хотя с самого рассвета мы не видели никаких их следов.

— А их снайперы?

— Как заноза в заднице, сэр, — откровенно признался майор. Затем он криво усмехнулся. — Как обычно, — добавил он.

— Насколько плохи ваши потери?

— Вообще-то, сэр, я думаю, что они сегодня немного не в своей тарелке. У меня двое раненых, только один серьёзно. Вот и всё.

— Хорошо! — Гарвей похлопал молодого человека по плечу, размышляя, не кажется ли майору таким же странным, как и его собственным ушам, сказать «хорошо» про двух раненых в обмен на отсутствие потерь среди врага.

«С другой стороны, это именно так и есть, так что нет смысла притворяться иначе. Кроме того, я бы никого не обманул, даже если бы попытался».

Гарвей взобрался на банкетку^[29] редута и очень осторожно приподнял голову над бруствером. Ни одна черисийская пуля не просвистела у него в ушах сразу же, но он сделал себе мысленную заметку не предполагать, что это так и останется, быстро осматривая подходы к своей нынешней позиции.

Перевал Талбора был кратчайшим, самым очевидным маршрутом через Горы Тёмных Холмов, хотя, учитывая расстояние в чуть менее двадцати семи миль, «короткий» был чисто относительным термином. Кроме того, это было крайне неприятное место для сражения. «Кратчайший» и «самый очевидный» ничего не говорили о такой вещи, как «самый прямой», и ни один генерал в здравом уме не начал бы наступательную битву в таком месте, как это. Именно это было причиной, почему армия сэра Корина Гарвея была здесь.

Где-то половина перевала с западной стороны была достаточно широкой и действительно имела протяжённые участки, позволяющие перемещаться в хороших условиях, но по мере продвижения дальше на восток он становился всё более узким, извилистым и крутым… кроме всего прочего. Несколько мест, которые не были голыми скалами или тонким слоем грязи на голом камне, который мог бы поддержать облезлый клочок горной травы, были покрыты спутанными зарослями проволочной лозы и кинжального шиповника. То, что не удалось опутать проволочной лозе, должно было легко разрезаться на ленты шестидюймовыми, острыми как нож, шипами кинжального шиповника. Лучше всего, с точки зрения Гарвея, было то, что практически невозможно было найти места, где линия огня была бы больше ста пятидесяти ярдов длиной. Во многих местах самый длинный доступный сектор обстрела составлял менее пятидесяти ярдов, что подходило его гладкостволкам так же, как и винтовкам черисийцев. И это также означало, что менее дальнобойные корисандийские батареи могли рассчитывать на то, что им удастся выстоять против черисийских орудий.

Он не мог помешать черисийцам посылать своих снайперов сновать по крутым склонам в поисках подходящих позиций, но быстро стало очевидно, что число черисийцев, способных на такие поистине поразительные дальнобойные выстрелы, ограничено. Они умудрялись причинять постоянный, болезненный поток людских потерь, по горстке тут и там, но их было недостаточно, чтобы представлять серьёзную угрозу его способности удерживать свои позиции. Особенно с редутами и соединительными земляными валами, которые он приказал построить. Большинство из них были выстроены ещё до того, как остатки его отступающего авангарда достигли перевала, и с тех пор они неуклонно улучшались рабочими группами каждую ночь. К этому времени Гарвей был полностью уверен в своей способности выдержать любую лобовую атаку… предполагая, что кто-то столь умный, как Кайлеб, будет страдать достаточно серьёзным случаем временного помешательства, чтобы начать любое такое нападение.

Часть Гарвея испытывала сильное искушение отступить за Талбор. Он мог бы оставить примерно четверть своих пехотных сил для удержания укреплений, и это, вероятно, облегчило бы его проблемы со снабжением. Он отступил к западу от худшего «бутылочного горлышка» прежде, чем успел окопаться, так что доставка припасов на его передовые позиции в достаточном количестве была не такой уж невозможной. Основная часть его армии была разбросана по широким участкам перевала позади него — достаточно близко, чтобы быстро двинуться вперёд, если представится такая возможность; достаточно далеко в тылу, чтобы сделать её снабжение относительно лёгким. Однако, при всём желании, это не заставило эти проблемы волшебным образом исчезнуть, а вот вывод сорока или пятидесяти тысяч человек с перевала очень помог бы.