Его лицо напряглось, а в глазах и в сжатых губах отразилась тревога отца, который послал двоих своих детей в беду, пытаясь защитить их от ещё большей опасности. Но потом он встряхнулся.

— Я не собираюсь посылать ему никаких предложений о сдаче в ближайшее время, — сказал он остальным троим. — Как я уже сказал, шанс есть всегда, каким бы ничтожным он ни был. И как бы ни был «милосерден» Кайлеб, я всегда могу надеяться, что один из его собственных Храмовых Лоялистов доберётся до него с ножом в одну прекрасную ночь.

.IX.

Палатка императора Кайлеба,

Герцогство Менчир,

Лига Корисанда

— Должен ли я предположить, полковник, — прохладно спросил император Кайлеб, — что вы каким-то образом не поняли моих намерений в этом вопросе?

Полковник Бартол Рожир, стоявший в командирской палатке Кайлеба перед разгневанным императором, имел вид человека, которому хотелось бы оказаться где-нибудь ещё. Офицер-тыловик был фактически главным интендантом армии Кайлеба, и, в общем и целом, на данный момент он проделал выдающуюся работу, чему способствовала способность Черисийского Флота быстро перемещать большие количества припасов по воде. В данный момент, однако, он явно не ожидал, что его прошлые достижения будут занимать большое значение в мыслях Кайлеба.

— Нет, Ваше Величество, — сказал он.

— В таком случае, может быть, вы можете объяснить мне, почему мои указания не были выполнены?

Голос Кайлеба стал ещё холоднее, и Рожир незаметно сглотнул. Затем он расправил плечи и посмотрел прямо в лицо императору.

— Ваше Величество, они нам не верят.

— Кто нам не верит? Ваши помощники комиссаров?

— Нет, Ваше величество, корисандийцы. Корисандийцы не верят, что вы говорите серьёзно.

Брови Кайлеба взлетели вверх, и Мерлин с трудом удержал себя от того, чтобы не рассмеяться, когда Рожир посмотрел на своего императора с выражением, которое частично было умоляющим, частично смущённым, а частично оскорблённой добродетелью.

В отличие от большинства сэйфхолдийских офицеров-тыловиков, Рожир был на самом деле честным. По традиции большинство тыловиков «откусывали» десять процентов сверху от всех денежных средств, проходивших через их руки. В большинстве королевств это считалось одним из преимуществ их положения, но в Черис это было не так, и Рожир никогда не выказывал искушения подражать своим коллегам с более липким руками из других королевств.

Вдобавок к своей честности, он обладал такими достоинствами, как ум и энергия, но так же он был выдающимся примером того, что когда-то на Старой Земле называлось «крохобором». Он был организован почти до грани фанатизма, и был одним из тех людей, которые ухватились за введение абака и арабских цифр обеими руками. Однако за пределами предписаний и требований Службы Тыла, воображения у него было не больше, чем у сапога. И он был одержим сильном чувством, что всё должно делаться так, как делалось всегда, только более эффективно.

Поэтому сейчас Кайлеб сидел в походном кресле рядом со столом, стоявшим в центре палатки, глядя на Рожира, а офицер-тыловик нервно сцепил руки за спиной.

— Что вы имеете в виду, говоря, что они не думают, что я серьёзен?

— Ваше Величество, я пытался объяснить им это. Они просто не верят.

Мерлин не был сильно удивлён, услышав это.

Кайлеб и его командиры деловито изымали каждый мешок риса, каждую корзину пшеницы, каждое зерно, каждую лошадь, корову, тяглового дракона, цыплёнка или свинью, которых их фуражирным отрядам удавалось найти. Это не застигло врасплох местных жителей, как бы сильно они этим ни возмущались. В конце концов, армии реквизируют продовольствие и грабят фермеров. Ожидать, что они этого не сделают, было примерно так же разумно, как ожидать, что ураган не прольётся дождём, хотя конкретно эта армия отличалась удивительно малым количеством изнасилований, которые часто сопровождали грабёж.

Однако, в данном случае, Кайлеб собирал продовольствие и другие припасы не пропитания для своей собственной армии. Он собирал эти предметы главным образом для того, чтобы лишить их Гектора, хотя он также был вполне готов использовать эту конфискованную еду, чтобы накормить пленников, которые когда-то были армией сэра Корина Гарвея. Хотя, конечно, эта конкретная разница в подходе к делу не имела абсолютно никакого значения для несчастных первоначальных владельцев продуктов питания, животных и сельскохозяйственного оборудования. Что действительно имело для них определённое жгучее значение, так это то, что, в отличие от подхода практически всех других армий, морпехи фактически выдавала расписки за реквизированную частную собственность. Расписки, которые должны были быть погашены реальными, живыми деньгами по окончании военных действий. Причём в этом вопросе Кайлеб намеревался на всю катушку использовать казначейство, находящееся в настоящее время во владении Гектора, чтобы заплатить за них.

Это было невиданное ранее изобретение, пришедшее в голову Кайлебу совершенно самостоятельно. Как он уже говорил, одним из лучших способов победить пропаганду «Группы Четырёх» было завоевать доверие тех людей, которые действительно контактировали с Черис, конкретными делами, а не повторяющимися бортовыми залпами.

— Позвольте мне уточнить, — сказал он наконец. — Вы хотите сказать, что корисандийские фермеры отказываются принимать расписки, которые выдают наши фуражиры?

— Более или менее, Ваше Величество. — Рожир слегка пожал плечами. — Некоторые из них берут их, но не прилагают особых усилий, чтобы следить за ними. А другие, я боюсь, продают их любому «достаточно глупому», чтобы предложить им за них живые деньги на месте.

— По какому обменному курсу? — спросил Кайлеб, прищуриваясь.

— Большинство из них готовы согласиться и на сотую часть от марки, Ваше Величество, — вздохнул Рожир, и челюсти Кайлеба зловеще сжались.

— И эти столь щедрые спекулянты — черисийцы? — ледяным тоном осведомился он.

— Некоторые из них, — признался Рожир. — Возможно, большинство. Я не знаю на самом деле. Я только знаю, что местные жители считают наши расписки не стоящими той бумаги, на которой они написаны. Я нисколько не удивлюсь, если некоторые из них используют их в своих туалетах, Ваше Величество.

— Понимаю.

Мерлину, из выражения лица Рожира и языка его тела, было очевидно, что лично он считает стремление Кайлеба действительно возместить ущерб гражданам страны, с которой он в настоящее время воюет, в лучшем случае донкихотством. На самом деле, тыловик, казалось, находил всю эту идею почти аморальной. Возможно, это казалось ему каким-то неестественным актом типа инцеста. Он не собирался прямо говорить об этом в присутствии Кайлеба, но по его мнению было совершенно ясным, что если корисандийцы решили не принимать или выбрасывать предложенные им расписки, то это их забота, а не его.

— Слушайте меня внимательно, полковник, — сказал Кайлеб после короткой паузы. — Политика Имперского Флота и Имперских Морских Пехотинцев будет заключаться в том, что мы заплатим гражданским владельцам за то, что мы у них отбираем. Гражданским владельцам, полковник. Я не собираюсь платить кучке жадных черисийских спекулянтов вместо людей, чью собственность мы забрали на самом деле.

— Ваше Величество, я понимаю это, но…

— Я ещё не закончил говорить, полковник.

Рот Рожира закрылся с почти слышимым щелчком, и Кайлеб одарил его холодной улыбкой.

— Боюсь, что ваши писари обнаружат, что нагрузка на них станет немного тяжелее, — продолжил император. — С этого момента, расписки на конфискованное имущество не подлежат передаче. Они будут считаться действительными только в том случае, если их предъявит лицо, которому они были первоначально выданы, или, в случае его смерти, его законные наследники. Это понятно?

— Да, Ваше Величество! Но… как мы сможем доказать, что индивидуум, предъявивший расписку, действительно тот, кто получил её изначально? А что будет, если кто-то потеряет расписку?