Такая погода для сентября в Лирме не редкость. Дожди друг за дружкой заливали улицы и особенно доставалось Березовой, поскольку та была крайней и находилась ниже остальных. Солнце время от времени пыталось пробиваться сквозь тяжелую завесу туч. Иногда ему это даже удавалось, ровно как вчера, но ненадолго, а потом город снова обдавало промозглым дождем.

Спустя несколько минут возле выхода показалась Алла Владимировна. Она была высокой худой женщиной средних лет, с затянутым пучком из каштановых волос. На тонком вытянутом носу, воспитательница всегда носила очки. Они совершенно ей не шли: стекла были слишком толстыми и круглыми, а оправа грубой, что выглядело до невозможности нелепо на узком лице женщины и делало ее похожей на стрекозу.

Алла Владимировна вышла на порог, раскрыла серый зонт и велела следовать за ней к автобусу. Когда же дети расселись по местам, она неспеша окинула каждого взглядом и убедившись, что все на месте, скомандовала водителю высоким, несколько визгливым голосом. Мужчина дернулся, как будто очнулся, и послушно повернув ключ, завел транспорт.

Путь занимал минут двадцать, а в такую погоду и все сорок, если не больше. Рат с удовольствием бы вздремнул, но дорога была слишком неровной и автобус периодически довольно сильно встряхивало, отчего сон не складывался. Однако здоровенному подростку, который был старше Ратмира всего лишь на год, но при этом чуть ли не в полтора раза больше его, все же удавалось коротать время в поездке, оглушая храпом всех остальных. Громов взглянул на него и покачал головой: бывают же люди, которым все нипочем.

Музей представлял из себя одноэтажное кирпичное здание. Оно располагалось в историческом центре города, но было абсолютно непримечательным и если бы не таблички с названием, то и не подумаешь, что это место – обитель городской памяти. К тому же, полуразбитые ступени у входа, вяз, закрывающий собой окна и заросшая травой, неухоженная территория в сочетании с нынешней непогодой придавали ему жалкий вид. Было известно, что музей существовал около двадцати лет. Это немного для подобного учреждения, но достаточно, чтобы позаботится о его внешнем виде и Рат никак не мог взять в толк, почему никто этим до сих пор не занялся.

Как только мальчик ступил через порог, то тут же поморщился от тихого свиста и едкого химического запаха, скорее всего из-за смеси специальных средств для мытья стеклянных поверхностей и дерева. Видимо, уборка в музее была окончена совсем недавно. Остальные тоже скривили мины, а кто-то даже позволил себе протянуть недовольное: «фу-у, ну и запах», но о раздражающем звуке никто не упомянул, будто его слышал, только Рат.

Навстречу группе вышел музейный работник – мужчина под пятьдесят, статный, черноволосый, с высоким лбом и ястребиным носом, одетый в синий бархатный пиджак и классические брюки. Он любезно улыбнулся, прищурив глаза и обнажив неестественно белые, точно морской жемчуг, зубы. Мужчина представился Константином Романовичем Кочевым, сегодняшним экскурсоводом. Воспитательница растерянно поздоровалась.

– Скажите, а где же Борис Ефимович? Ведь он всегда проводит экскурсии для нас. Надеюсь, с ним все в порядке?

– О да, не волнуйтесь, – неестественным голосом ответил Константин Романович. – Он слегка приболел и только.

– Что ж, тогда передавайте ему мои пожелания о скорейшем выздоровлении, – с вежливой улыбкой произнесла Алла Владимировна.

– Всенепременно. – От нового экскурсовода исходила сильная внутренняя энергия, которую невозможно было не почувствовать. Она буквально звенела вокруг него, наравне с раздражающим глухим свистом, который по-прежнему замечал только Рат.

Группа замялась на месте. Ратмир оглянулся на воспитательницу – та несколько секунд изучала недоверчивым взглядом мужчину и о чем-то думала, но очнувшись, прокашлялась и велела следовать за Константином Романовичем.

Экскурсовод провел их в первый зал, который был оформлен в виде русской избы конца восемнадцатого века и принялся рассказывать о традиции русского чаепития так, будто лично присутствовал на нем еще в те далекие времена. Он действительно оказался замечательным оратором. К какому бы экспонату не подходила группа, Константин Романович рассказывал его историю с такой эмоциональностью и живым блеском в черных глазах, что у ребят не оставалось выбора, как погрузиться в экспозицию с головой.

Целый час пролетел незаметно. Благодаря юмору Константина Кочевого, большинство ребят внимательно слушали даже о таком скучном, по мнению подростков, как история основания Лирма и выдающиеся Лирмчане. Особенно выделили работы художника Красновцева. Здесь воспитанникам предоставили свободное время, чтобы они могли сами рассмотреть понравившиеся картины. Некоторые все же быстро покинули этот зал и направились в заключительный, где выставлялось оружие, но Громов задержался. Он остановился возле одной из картин. На холсте маслом изображался рассвет над лугом, поросшим летними цветами. Рат видел уже подобные картины, но всегда они пестрили огненными красками и показывали завораживающий рассвет, но будто бы несколько напористый, а тут все иначе. Нежный золотой свет наполовину выглянувшего солнца передавал почти ощутимые физически аромат, тепло и, пожалуй, волшебство. Да, именно, волшебство! Доброе и светлое. Мальчик подошел совсем близко и прочитал про себя латинское название: «Аврора». Затем он переходил к другим, не менее прекрасным, работам талантливых художников, но только «Аврора» запечатлелась в голове Рата, словно фотография в вечном альбоме его памяти.

Навязчивый свист не покидал мальчика. К тому же он стал еще громче. В какой-то момент Громов решил заговорить об этом звуке с Денисом, но быстро сообразил, что тот явно не понимает, о чем речь, а значит свист и впрямь слышал только Ратмир, как если бы то был звон в ушах. Вместе с тем утренняя головная боль снова дала о себе знать. Теперь даже эмоциональная речь музейного работника не могла отвлечь его. К счастью, экскурсия подходила к концу.

Заключительным залом на сегодня стала выставка оружия, которое нашли на местных раскопках. Пули по соседству с пистолетами прошлого и позапрошлого веков, потемневшие наконечники стрел, старинные кинжалы и даже пара великолепных шпаг украшали стену, обтянутую красным бархатом. Не смотря на утрату поверхностного слоя, зазубрин на лезвии и сколов, шпаги все равно вызывали трепет и восторженные возгласы мальчишек.

Отдельно от всего остального прямо в центре зала стояла витрина в форме куба на дубовом цоколе. Несколько подростков, включая Рата, плотно облепили толстое стекло со всех сторон и жадно рассматривали те самые серебряные наконечники, лежащие в открытом ларце. Выглядели они великолепно. Основа была украшена завитками, линиями, углами, которые складывались в замысловатый рисунок, искусно заполненный чернью, и напоминали крошечные символы. Сами наконечники острые, точно на конце игла, и соединенные между собой. Мальчики дивились красоте холодного оружия и перешептывались о тех самых небылицах, что слышал сегодня утром Громов от Дениса.

Ратмир не мог оторвать глаз от блестящих предметов с четырьмя гранями. Он точно знал, что видел их в своем недавнем сне. Это одновременно приводило в восторг и пугало до жути.

Серебро завораживало. Оно отражало свет, разбросанных по потолку, ламп музея. Внезапно гладь металла стала темнеть, будто заливалась чернилами. Рат обернулся и посмотрел на остальных воспитанников, но те не замечали ничего особенно и по-прежнему, как ни в чем небывало, рассматривали экспонаты и переговаривались. В размытой же черни на серебре стали проявляться очертания людей, животных, птиц… Они двигались и безостановочно превращались из одного в другое. Мальчик был поглощен происходящим. В конце концов черные фигуры на наконечниках приняли форму лица мужчины. Он открыл рот и у самого уха Ратмира раздался тихий шепот, который смешался со звенящим свистом. Вот только слышал это лишь Громов. Шепот стал приобретать все более четкие и разные звуки, которые стали складываться в слова. Мужской голос говорил прямо в голове у мальчика: «возьми их, ну же…, смелее…, будь смелее, Рат Громов…»