– А какой он, дом Громовых? – спросил подросток.

– О-о-о, он несколько староват, – с улыбкой ответила Лиза. – Ему уже почти сто лет, но земля, на которой он выстроен после того, как сгорел предыдущий дом, принадлежит нашей фамилии с момента основания города. Громовы – одна из первых семей, которые поселились в Грувске. Надеюсь, ты полюбишь этот дом. Он особенный.

Они покинули центр. Слева автомобиль миновал невысокое светлое здание, окруженное деревьями. Ратмир толком не успел ничего увидеть, но тетя объяснила, что это шестая школа, та самая, в которой он будет учиться с понедельника. При мысли о новом месте учебы и одноклассниках, Рат почувствовал волнение, которое тут же прошло, уступив место любопытству.

Сразу после школы многоэтажные дома сменились частыми. В каждом, что они проезжали, Рат пытался увидеть тот самый, который должен был стать его домом. Вот потрясающее двухэтажное строение с синей крышей и верандой из темного дерева – но нет, автомобиль проехал дальше. А вот следующий дом со светло-желтыми стенами, который мог принадлежать Громовым, но и этот остался позади. Таким образом, они доехали до самого конца улицы. Впереди путь перерезала заледенелая река, а за ней возвышались леса и холмы, выбеленные зимой.

Машина затормозила у двухэтажного дома с темно-зеленой черепичной крышей и тянущейся из нее кирпичной трубой. Он был так обильно освещен золотистым солнцем, что будто даже потеплело вокруг. Лучи играли в разноцветных стеклах окошка на чердаке. Оно было круглым, маленьким и скорее всего не слишком освещало помещение под крышей. Остальные окна были тоже не сказать, что большие, но вытянутые, с современным стеклопакетом, а вот сохранившееся обрамление белой лепниной, точно такое же, которое спускалось кружевом под крышей вдоль всего дома, определенно возвращало в прошлый век. Палисадник перед входом огражден низеньким заборчиком. Сейчас он завален снегом, но, как сказала Лиза, она выращивает здесь нежно-розовые и белые пионы, которыми любуется вся Приречная улица.

– Добро пожаловать домой, – ласково сказала тетя.

Мальчик прошел вперед по убранной от сугробов каменной дорожке и остановился у порога. Над его головой нависли ветки рябины. Среди белых снегов покрытые тоненькой корочкой льда гроздья багровели точно кровь. Он сорвал одну ягодку, покатал ее между большим и указательным пальцами – лед сразу же растаял и в январский мороз брызнул тонкий кисловатый аромат с примесью благородной горечи.

Пока Лиза копалась в сумочке, в поисках ключей, он прошел на веранду и теперь рассматривал дверь. Его внимание особенно привлекла серебряная ручка с вырезанным на ней угловатым символом и иностранной надписью по кругу. И хотя чудные буквы были ему незнакомы, Рат обнаружил, что с легкостью может их прочесть.

– Маалу ан идит ту азм ханом, – произнес вслух Громов.

– Да не проникнет зло в наш дом, – кивнула тетя. – Значит, читаешь на рахманском?

– Каком? – переспросил подросток.

– На рахманском, – повторила тетя. – Древнем языке духов.

– Я никогда не слышал о таком языке.

– Не думаю, – звонко рассмеялась Лиза. – Ты только что совершенно четко прочитал символы и даже ударение расставил в нужных местах, а потому смею утверждать, что рахманский все же тебе знаком, и хорошо знаком. – Затем она указала на дверную ручку. – А этот оберег ты уже видел когда-нибудь?

Ратмир поджал губы и замотал головой. Он понятия не имел ни об этих символах, ни о языке каких-то там рахманов, а тот факт, что тетя знала и говорила об этом, как о само собой разумеющемся, совершенно не радовал его. Неужели она, как и Майя, верит во всю эту чушь? Этого только не хватало. В его жизни странностей и без того было больше, чем нужно.

– Это рубежник – оберег для защиты дома, – пояснила Лиза.

– Э-э-э, для защиты от воров, хочешь сказать?

– Хм, ну-у и от них, пожалуй, тоже, – ухмыльнулась девушка.

Они вошли внутрь и оказались в несколько темной прихожей. Окон, через, которые мог бы попасть свет в холл, не было, к тому же отделка и лестница, ведущая наверх, изготовлены из черного ореха, что и придавало ему мрачной загадочности, которая пробуждает воображение и любопытство, прямо, как в тех книгах, которые он любил. Лиза включила свет. Комната тут же преобразилась, освещенная большой и невероятно красивой люстрой. Теперь стали видны красочные растяжки «с Днем рождения!» и «Добро пожаловать домой!», повсюду пестрели шарики. Тетя подготовилась не только к приезду своего племянника, но и к его Дню рождения. Громов застыл на месте. Он не мог произнести ни слова от удивления. С тех пор, как не стало родителей никто и никогда не делал для него праздника, не было ни гирлянд, ни шаров и даже торта. Рат уже и забыл какого это.

Из холла слева был вход в просторную гостиную с камином, а справа тянулся коридор, вдоль которого висели портреты в золоченных рамах, иногда украшенные янтарем или яшмой, цвета дикого меда. Чаще всего на портретах изображался один взрослый человек, в основном мужчина, но обязательно с птицей, сидящей на предплечье. Птицы были разные – совы, орлы, ястребы, сычи – но всегда хищники. Всего мальчик насчитал одиннадцать таких картин.

– Вы что приручаете хищных птиц? – спросил Рат.

– Что-то вроде того, – улыбнулась тетя. – Рассмотри внимательнее эти портреты, Ратмир, это всё наши предки – Громовы. Мы обязательно должны помнить их. Ты знаешь, что самую великую силу, которую можно только вообразить, дает связь с родом. Как дерево питает свое могущество от корней, так и человек с момента рождения наследует все знания, умения и достижения своих отцов. Самое главное – не потерять это. Нужно стремится укрепить в себе эту силу, привнести в нее что-то свое, ценное, и передать следующему поколению, как если бы ты передал нажитое богатство. Пока ты находился в детском доме, сила фамилии в тебе постепенно угасала. Много лет ты был оторван от рода, но я хочу помочь тебе восстановить связь с предками и наверстать упущенное, очень хочу.

Мальчик всмотрелся в портрет Игоря Громова старшего, его дедушку. У него были точь-в-точь такие же темно-карие, упрямые глаза, как у самого Рата, да и Лизы тоже. Как же было необычно видеть свой взгляд у человека, уже умершего, но прожившего целую жизнь в то время, как сам он только начинал свой путь. В груди мальчика встрепенулось сердце и приятное волнение охватило его. Но каким бы ни было это волнение, оно не могло сравниться с тем, что почувствовал Рат Громов увидев портрет своего отца. Молодой человек, светлый, с мальчишеским озорным блеском в глазах и родинкой на мочке левого уха глядел прямо на него с полотна. Он был как живой – присмотрись и кажется, что написанный образ дышит полной грудью. Подросток не мог оторваться от картины, пока Лиза, устав ждать, сама не потянула его дальше.

Коридор заканчивался кухней, но осматривать ее Рат пока не стал. Он вместе с тетей поднялся по лестнице на второй этаж. Там было целых пять дверей и потянувшись к ручке одной из них, девушка открыла ее. Перед ними предстало светлое, уютное помещение, хотя и немного пустоватое. Стены выкрашены в молочный цвет, на двух больших окнах висели сине-зеленые портьеры, а кровать и комод сделаны из светлого дерева.

– Это твоя комната, – произнесла тетя.

«Моя комната» – повторил про себя Рат. Впервые за многие годы что-то принадлежало только ему! И пусть здесь почти не было мебели, а сама комната была совершенно обезличена, но это была его территория и его дом. На лице мальчика сама собой появилась улыбка. Лиза неловко обняла его и сказала, что он может сделать здесь все, как только пожелает.

– Хоть стены крась в черный цвет, твое дело, – добавила она.

– Ну уж нет, – весело сказал Рат. – Хотя, пожалуй, у меня есть пара идей.

Тетя оставила его, а сама ушла накрывать на стол. Мальчик еще некоторое время блуждал взглядом по комнате, как следует рассматривая ее, а затем приступил к разбору вещей, привезенных из детского дома. На это ушло от силы три минуты. Бросив спортивную сумку в шкаф, Рат спустился в гостиную, где его уже ждал синий торт и заваренный чай.