Он подсказал:

– Кажется, защемило рубаху сзади. Я дёргаюсь, но едва могу пошевелиться.

Чтобы подобраться к его спине, Кате пришлось подойти вплотную:

– Держите меня, я попробую вытащить, но мне нужна опора. – Она сразу же почувствовала его руки на своей талии и, наклонившись, дёрнула рубаху, зажатую между двух балок. – Не поддаётся. Намертво засела.

Она дёргала снова и снова, но всё безуспешно.

– Я бы снял, но мне не вывернуться. Сейчас попробую разорвать. Гимнастёрка новая. Ткань очень крепкая, да ещё и мокрая.

Он незаметно перешёл на «ты», и Катя почувствовала, что за прошедшие несколько минут они успели сродниться.

– Давай.

Теперь она придерживала его за талию, слушая треск рвущейся материи.

Зловонная духота забиралась в ноздри и мешала дышать, а ноги в воде совсем окоченели.

Наконец гимнастёрка поддалась, и парень сказал:

– Поплыли искать выход. Я, кстати, Сергей.

– А я Катя. Выход должен быть там, откуда я вернулась.

Отыскав его руку, Катя потянула Сергея за собой, мечтая о той минуте, когда сможет вдохнуть свежий воздух.

Идти вдвоём оказалось в два раза легче, даже крысы стали казаться мирными существами, наподобие кротов, которых у них в Новинке развелось видимо-невидимо. Интересно, откочуют кроты на время войны в другую страну или им под землёй всё равно, что творится наверху?

– Голоса слышишь? Завалы разбирают. – Сергей вдруг остановился.

Катя тоже прислушалась, но сначала услышала стук и скрежет, сквозь который с трудом пробивалась человеческая речь. От надежды, что они скоро выберутся, сил сразу же прибавилось, хотя радости мешала тревога о Вере. Где она, что с ней? Вдруг она здесь, рядом, в кромешной тьме и не может позвать на помощь?

Голоса становились всё громче и громче, а в зоне видимости забрезжил свет. После полной темноты полоса света казалась ослепительной и прекрасной. Повернув голову, Катя смогла рассмотреть своего спутника и невольно ахнула, узнав в нем парня-шофера, который привозил в их двор песок.

Он тоже узнал её и смущённо ссутулил голые плечи:

– Вот где довелось встретиться. А ты смелая.

Теперь они подошли к пролому в перекрытии, за которым шёл разбор завалов, и людей по одному вытаскивали через низкое окно запасного выхода. Катю поразило, что не было никакой паники, никто из людей не рвался вперёд, не кричал, не плакал. Большеглазая девочка с красным бантом вцепилась в куклу, старушка в углу беспрестанно крестилась, пожилой мужчина пропускал вперёд женщину с заплаканным лицом, а позади всех стояла Вера и прижимала к груди мешок кочерыжек.

– Вера! Смотри, это Вера! Она жива, понимаешь, жива! – В порыве радости Катя до боли стиснула руку Сергея, сразу почувствовав ответное пожатие.

– Твоя подруга?

– Соседка, мы вместе ходили на поле кочерыжки собирать.

Он стоял совсем рядом, голый по пояс, и Катя старалась смотреть в пол, чтобы не покраснеть, как та морковка, что случайно оказалась в земле рядом с кочерыжками. Катя тогда обтёрла её об подол и съела.

– Тут высоко, давай я тебя подсажу, – предложил Сергей.

Катя подумала, что снова почувствовать его руки на своей талии будет свыше её сил, и резко отказалась:

– Нет! Я сама. Я всё делаю сама.

Но всё же он сумел её смутить, когда опустился на одно колено:

– Тогда наступи мне на коленку и лезь сама.

Катя вспомнила, что она в юбке, и едва не заплакала:

– А ты отвернись.

Он просчитал ход её мыслей и встал:

– Давай я первый вылезу, а потом вытяну тебя за руки.

Сейчас, когда опасность миновала и Вера оказалась живой и здоровой, Кате захотелось выглядеть перед Сергеем красивой, стройной, отважной девушкой, а не форменным чучелом с растрёпанными волосами и мокрой юбкой, с которой стекают потоки грязи. Правда, вид Сергея был не намного лучше. Хотя нет, всё-таки намного, потому что у него были необыкновенные зеленоватые глаза цвета капустной кочерыжки и обаятельная улыбка, к которой тянуло прикоснуться пальцем.

Чтобы поскорее прекратить свои страдания, Катя заторопилась. Дождалась, когда Сергей выберется из подвального отсека, выбралась сама, обняла Веру и повернулась к Сергею:

– Счастливо оставаться! – И после долгой паузы, прошептала: – Я буду тебя помнить.

Отправляясь утром за капустой, Катя и Вера шли по городу, застывшему в суровом ожидании. Ленинградцы торопились на работу, вели детей в детские сады, плакали, смеялись, любили. Они были готовы ко всему, и враг не застал их врасплох, но к вечеру многие люди превратились в разорванные куски мяса, были задавлены рухнувшими домами или сгорели заживо. Ленинград стал полем боя.

Когда Катя и Вера, грязные и измученные, ввалились в квартиру, Ниночка громко заплакала, а Ваня застыл в дверях, как испуганный зверёк, и глаза у него стали круглыми:

– Мама, что с тобой?

– Всё хорошо, Ванюша. Это мы с Катей на поле перепачкались. Понимаешь, поле очень грязное и людей на нём много. Я упала случайно. И Катя тоже. Посмотри, мы принесли целый мешок капустных кочерыжек. Сейчас я помоюсь и очищу вам по прекрасной кочерыжке. Вы ведь любите капусту?

Вера говорила с лихорадочностью больного, который уверяет доктора, что абсолютно здоров. Нельзя пугать детей. Нина такая чувствительная девочка! Чуть что – в слёзы. Ваня перемолчит, а ночью намочит простыню и потом будет долго переживать и стыдиться.

– Мама! – прервало её речь восклицание Вани. – По радио сказали, что был обстрел и много домов разрушено. Скажи правду – вы с Катей попали под обстрел?

Вера закусила губу. Будь вопрос сына ничего не значащей мелочью, она бы соврала не задумываясь, но теперь война и дети должны знать правду.

Тяжело опустившись на банкетку под вешалкой, она притянула к себе детей и вдохнула их родной запах, до сердечной боли осознавая свою нежность.

– Да, Ваня, мы попали под обстрел. Но переждали его в убежище.

– Я так и знал. – Голос сына зазвенел на высокой ноте. – Когда по радио передали воздушную тревогу, я сразу вспомнил про тебя.

Наверное, Нина и Ваня ждали её у окна, слушали радио, беспокоились, бегали к входной двери смотреть в щёлку, кто идёт. Дети не виноваты, что взрослые затеяли войну.

Вера постаралась придать голосу уверенность:

– Ничего, родные, папа нас защитит, и война скоро закончится. Надо только немножко потерпеть.

– Мы понимаем, мама, – за двоих ответил Ваня, пока Нина устраивалась к ней на колени.

Вера хотела подняться, но сидеть в полутёмном коридоре под вешалкой и обнимать детей было так хорошо, что она не двигалась. Для полного счастья сейчас недоставало только мужа, которого она любила до самозабвения.

Впервые Вера увидела будущего мужа на новогоднем балу, когда в девичье царство библиотечного техникума пришли курсанты Артиллерийского училища. От вида толпы красавцев в военной форме у подружек голова пошла кругом, а Вера стеснялась показывать явный интерес и поэтому спряталась за колонной и старательно делала вид, что разглядывает плакаты на стенах. Краем глаза Вера наблюдала за танцем первой красавицы техникума украинки Галины. Её приглашали наперебой.

Толстую косу Галя обернула короной вокруг головы. В красном платье с чёрным пояском она напоминала алый мак, и Вера считала, что все курсанты должны влюбиться только в Галю, на худой конец в Алечку, или Марину, или Юлю. Или… Начиная перебирать в уме девушек, Вера приходила к выводу, что хороши все, кроме неё, тем более, что она жила на одну стипендию и не имела красивого платья.

Поджав под стул ноги в белых носочках и старых туфельках, Вера решила, что самое разумное тихонько уйти, но тут заметила пристальный взгляд высокого молодого командира, который привёл к ним взвод курсантов.

Присматривая за подопечными, он не танцевал, а медленно прохаживался вдоль стены, заложив руки за спину. Оценив со стороны надменное выражение лица и высокие скулы, ни разу за вечер не дрогнувшие от улыбки, Вера сразу решила, что командир сухарь и задавака.