А еще говорят, что домовики занялись воспитанием детей, отучили их от жертвоприношений, научили решать спорные вопросы с помощью общего собрания, создали письменность и записали те сказки и мифы, что дети успели запомнить. Были у валгалиан и книги, но они были написаны на старом валгалийском, а им домовики не владели. Хорошо бы когда-нибудь побывать в Домашнем лесу, подумалось Ксандру. В Туманном замке жил лесовик – библиотекарь и знахарь, но Ксандр видел его только однажды, во время праздника урожая, еще до прихода в замок священников вечности пять лет тому назад. Как и все его родичи, Ксандр испытывал неприязнь к новому богу степняков. Да и к степнякам вообще.

Не за что валгалианам любить степняков, с их замками, бесконечными войнами между королевствами, неверностью старым богам. Странные дела творят вершители новой религии в замках степняков, особенно странные здесь, в Туманном королевстве.

Ксандр снова вгляделся в степь. Он заметил маленькое светлое пятно на крепостной стене замка, которое двигалось вниз, настолько маленькое, что его, видимо, не замечали часовые. Что за животное это могло быть? Чутьё подсказывало ему, что это было что-то особенное, что-то тревожное и потенциально опасное, и это что-то приближалось к нему по степи. Его не было видно в степных травах, но интуиция подсказывала Ксандру, что существо скоро появится в его поле зрения снова.

Никогда еще интуиция не подводила Ксандра. Если нужно было выследить особо опасного зверя, не было у валгалиан лучшего разведчика и следопыта. Если вампиры атаковали и уносили в лес незадачливого путника на Сквозной дороге в Черном лесу, никто не мог быстрее найти несчастного и оказать ему первую помощь, если тот был еще жив и сохранял достаточное количество крови для того, чтобы жизнь вернулась к нему. Одного никогда не делал Ксандр. Ни за что не выдал бы он сородичам места встреч вампиров, сокровенные тропы леших или излюбленные озера русалок. Волшебные чудовища были неприкосновенны для него, а знания о них он хранил как святыню. Почему? Он не мог бы ответить на этот вопрос. Сородичам он сочинил историю о «священной клятве предков» – якобы, его предка спас когда-то леший, и предок поклялся за себя и своих потомков не трогать чудовищ.

Но себе-то он не мог рассказывать выдуманные байки. Зачем бы он стал обманывать самого себя? Что-то все-таки было с ним не так. Что-то отличало его от сородичей, как бы не прикидывался он одним из них. Не мог он сам себе объяснить своего ночного зрения и своих знаний о лесе. Не мог понять, откуда в его памяти присутствует точная до мельчайшего кустика карта Черного леса. Не мог он также объяснить, почему ему почти совсем не требуется ночной сон. Еще с детства он привык притворяться спящим, но что такое сон знал только со слов родных. Что-то вроде дрёмы наваливалось на него во время самого темного ночного часа, но сон, который снился ему, всегда был одним и тем же и был не похож на мутные видения, которые описывали его сородичи. Ему снилось, что он вставал, покидал шатёр и шел в лес. В лесу его тело странным образом менялось, словно бы вытягивалось, в движениях появлялась скорость, и вот он уже не бежал, а скользил над лесными мшистыми тропами, ныряя под низкие ветви огромных сосен, взмывая над поваленными стволами и корягами, пока наконец не осознавал, что … летит.

Магия. Это была магия его мечты. Магия полета. Такая же невозможная для валгалиан, как невозможно представить себе летящей корову или быка. А он был самым настоящим валгалианином, высоким, широкоплечим, могучим, с черной гривой жестких волос и широким носом. Какой уж тут полет у тяжеловесного великана.

Но ни с чем не спутаешь чувство, когда ноги отрываются от земли, когда пальцы ног касаются самых кончиков травы перед тем, как окончательно от неё оторваться. И никогда не забудешь маршрута к заветному лесному озеру, где живут русалки. Много лет подряд почти каждую ночь он летел туда, чтобы слушать, как они плещутся в озере и перекликаются смеющимися голосами. Он не прятался, не скрывался, просто сидел на берегу в знакомом местечке у старой коряги и радовался их призрачной жизни. А еще следил глазами за ночными насекомыми, у которых была своя, еще более призрачная чем у русалок, судьба.

Русалки были так же невозможны, как и ночной полет в лесу. Еще одной невозможностью были странные крупные стрекозы, которые появлялись иногда в лунном свете и вились у него над головой.

– Братец, братец, – слышал он их тихие голоса. – Догони нас, братец. Полетай в лунном свете, ведь ты наш, наш.

– Прочь, стрекозы, – словно бы говорил он им в ответ. – Какой я ваш, букашки. Ведите свои игры и не мешайте.

Легкий смех был ему ответом и стрекозы улетали прочь, оставляя его в растерянности и смущении, потому что он и вправду иногда хотел взмыть за ними в лунном свете и скользить длинной тенью над озером, все выше и выше, пока не достигнет луны.

И вот однажды случилось то, что случилось. Одна из русалок подплыла, наконец, к нему и присела на одну из черных веток его коряги.

– Ты, значит, не хочешь догнать стрекозок, – сказала она, смеясь.

Её длинные волосы плескались в озере, а огромные лунные глаза светились лукавством и добротой.

– Боишься? Думаешь, не сможешь? Думаешь, не догонишь их? А если попробуем вместе?

– Ну же, – протянула она ему руку, и он вошел в озеро вслед за ней. Волна это была или лунный свет, скользил ли он в воде или летел в воздухе, держал ли он за руку русалку или касался крылом легкой стрекозы, это был полет, которого он ждал много лет, все те годы, что приходил к лесному озеру. Этому предназначено было быть, странному полету над озером, в котором его тело было другим, и он не боялся этого, потому что с ним рядом было волшебное создание, которое почему-то решило ему помочь.

В глубокой задумчивости вернулся он тогда в свой шатер, потому что впервые за долгие годы в его душу закралось сомнение, что это был сон. Это было за день до его выхода на недельную стражу на Королевскую дорогу, между Черным лесом и Туманным замком. Это было вчера.

Светлое пятно вынырнуло из темных ночных трав у дороги, перескочило ее одним прыжком и бросилось к лесу. Ксандру стоило величайшего напряжения успеть увидеть, как существо промчалось через дорогу, так быстро и на таком расстоянии, что обычный часовой ни за что не увидел бы его в ночи.

Но Ксандр увидел. Он был готов сорваться с места и побежать за существом, но изумление заставило его застыть на месте. С невероятной скоростью за деревьями леса мчалась девочка, степная девочка в чем-то вроде ночной рубашки.

Она двигалась странными прыжками, словно кузнечик и тело её было согнуто и почти параллельно земле. Что-то жуткое было в том, как она взмывала в воздух в длинных прыжках, словно бы стелясь над землей, и даже отважное сердце Ксандра дрогнуло от ужаса. Валгалианин бесшумно поднял лук, защищаясь от наваждения и готовясь спустить тетиву. Он нисколько не сомневался, что попадет в чудовище без промаха.

– Стой, – сказал ему внутренний голос. – Не делай этого. За этим кроется тайна, и ты должен её разгадать. Существо еще вернется. Жди.

За спиной у лесной коновязи фыркнула его лошадь, словно почуяв зверя. Лошадь была не из пугливых, но он знал, что она не на шутку встревожилась. Еще через секунду он потерял существо из вида. Ну что ж, подождем. Валгалианин скрестил руки на груди. Он нисколько не сомневался в том, что увидит девочку снова.

***

Элина дернула ручку двери спальни дочери, но дверь была заперта изнутри. Так она и думала. Она негромко постучала, потом еще и еще. Ответа не последовало, и Элина вернулась в свою спальню, понимая, что не имеет права поднимать шум в коридоре замка ради безопасности дочери.

Сердце ее сжималось от ужаса, в ушах стоял шум, тело содрогалось от дрожи, которую она не могла удержать. Она села на подоконник и снова вгляделась в черную степь.

Огонек костра стража леса горел все тем же ровным огнем. Если ночные стражи-валгалианине заметят что-то подозрительное в степи, один из них появится утром у ворот замка после того, как они сдадут пост дневным стражам, чтобы доложить о происшествии замковой страже.