Джем, напротив, была маленького росточка, что не мешало ей выглядеть очень привлекательно. Неизменно приветливая и любезная, она производила впечатление человека, с которым можно приятно провести время. Совсем не его типаж.

Он рассеянно сунул в рот печенье, и большой кусок упал на пол. Ральф нагнулся, чтобы поднять его, и в этот момент заметил стопку книжек под столом. Старые и потертые, они были повернуты к нему корешками. По надписям сразу стало ясно – это дневники. Не какие-то там безликие еженедельники, а настоящие девичьи дневники. На корешках стояли даты: с 1986 по 1995 год. Только Ральф успел подумать, куда мог запропаститься нынешний, за 1996-й, как тут же заметил его. Дневник выглядывал из-под небрежно брошенного халата.

Джем даже не потрудилась закрыть его, так что Ральф смог разглядеть дату – прошлый четверг – и обрывки фраз. Почерк был мелким и с завитушками, как сама Джем. «…чудесная квартира… слишком робкий – я не думаю… очевидно, это моя судьба… возможно, Смит, но он слегка… Ральф…» Ральф быстро опомнился и отвел взгляд. Мало того, что он забрался в комнату к малознакомой девушке, так еще и сует нос в ее дневник! Вот уж никогда бы не подумал… Ральф едва не вышел в коридор, но любопытство успело разыграться до предела.

С трудом сдерживая волнение, он откинул халат и прочел весь абзац. Ну и ну! Похоже, Джем искренне верила в то, что попала сюда не случайно, а благодаря своим снам. Здесь ее якобы поджидала судьба. И кто-то из них – или Смит, или он сам, Ральф, – был мужчиной ее мечты. Поначалу Ральф решил, что Джем слегка не в себе, но чем больше он вчитывался в ее слова, тем быстрее таял его скепсис. Его не только рассматривали в качестве кандидата на роман – у него было явное преимущество перед Смитом. Джем так и написала: «Смит, похоже, немного сноб. По правде говоря, это вовсе не мой типаж. Пока что я склоняюсь в пользу Ральфа. Он худощавый, сексуальный, довольно эффектный. Про таких еще говорят: опасный тип». Ральф еще раз перечел комплимент в свой адрес. «Похоже, в его обществе не заскучаешь. Проблема лишь в том, что у него есть девушка».

В целом верно, подумал Ральф. Вот только Клодию никак не назовешь проблемой или препятствием. Ральф положил книжку на кровать, с трудом преодолевая желание пролистать назад и прочесть другие отрывки. Дневник он аккуратно прикрыл халатом, стараясь уложить все так, как было до его прихода. Оставалось надеяться, что Джем не бросила поверх свой волосок, чтобы подловить назойливых любителей порыться в чужих дневниках.

Ральф устроился на мятой постели, ничуть не похожей на аккуратную кровать Клодии, которую та заправляла с неизменным педантизмом. Каждый день Клодия стелила чистое белье, а подушки расставляла в строго определенном порядке. Один из лифчиков Джем завалялся в складках одеяла. Простой черный лифчик, без украшений и уже не новый. Ральф поднял его и взглянул на ярлык. 75D! Малютка Джем оказалась не такой уж маленькой. И где только она прячет грудь? Иное дело Клодия. Ее грудь прекрасно соответствовала всей худощавой, бесплотной фигуре. Даже в специальных лифчиках она не выглядела пышной и аппетитной. Ральф вдруг понял, что соскучился по настоящей женской груди – мягкой и упругой, по истинному воплощению женственности. Другие части женского тела казались порой излишне агрессивными – того и гляди, укусят или прищемят. Но только не грудь.

Положив эластичную вещицу на колени, Ральф сжал руку в кулак и сунул его в одну из чашек. Кулак с легкостью вошел туда, оставив немало свободного места. Бог ты мой, подумал Ральф, Джем, должно быть, относится к числу тех, кого Клодия именует «умелыми маскировщиками». Всякий раз, когда Ральф возражал против попыток назвать ту или иную женщину толстой, Клодия заявляла, что он пал жертвой умелой маскировки. И что под искусно накрученным шарфом или особо подобранным свитером кроется целая гора жира. Просто он, как мужчина, слеп к подобным хитростям. Возможно, Клодия права, подумал Ральф, восхищаясь вместимостью этого простенького лифчика. Он и не подозревал, что у Джем такая грудь!

Ральф положил лифчик на место, в складки одеяла. Возня с этой вещицей не прошла даром – он явно почувствовал возбуждение. Хорошо еще, обошлось без эрекции!

Искушение задержаться в комнате Джем было велико. Ральфу нравилась царящая здесь атмосфера женственности и уюта. Ему хотелось посмотреть, что она хранит в ящиках стола, понюхать ее дезодорант, прочесть все дневники и узнать, что Джем делала в те времена, когда они еще не были знакомы. Ральфу хотелось забраться в ее постель и улечься под одеяло, хотелось ощутить ее запах и тепло присутствия.

Вместо этого он неспешно встал и расправил одеяло. Затем проверил, не осталось ли в комнате следов его пребывания, и вышел в коридор.

Вернувшись к себе в спальню, Ральф попытался придумать какое-нибудь конструктивное занятие – из тех, что не требовали выхода из дома и вообще не предполагали излишней траты сил. Однако мысли его все время возвращались к отрывкам из дневника Джем. Что значили эти ее слова про сон и судьбу? Что еще написала она про них со Смитом? А главное, что еще написала она про него, про Ральфа? У него вдруг возникло стойкое ощущение, что жизнь вот-вот должна утратить привычную простоту.

Шевон иногда казалось, что тело ее было не чем иным, как машиной по производству волос. Она знала, что с возрастом лицо покроется морщинами, что шевелюра поседеет, а кожа утратит свою упругость. Чего она не ожидала, так это нескончаемого прибавления волос на всем теле.

Даже на больших пальцах ног, на мясистой их части, стали пробиваться крохотные пучки волос. Дальше, разумеется, шли сами ноги. Но это беспокоило Шевон меньше всего: волосатые ноги не считались в обществе чем-то ужасным. Даже модели выходили на подиум с небритыми ногами.

Если что и приводило ее в отчаяние, так это густая поросль внизу живота. С годами она становилась все жестче и объемней, воссоединившись наконец с тем безобразием, которое творилось на бедрах. Часть волос тонкой стрелкой устремилась вверх, прямо к пупку. Особенно неприятно выглядела эта полоска зимой, отчетливо выступая на фоне белого, теперь уже объемного живота Шевон.

Но и это еще не все! Совсем недавно среди мягкого пушка в ложбинке между грудей Шевон обнаружила несколько темных и плотных волосков, которые значительно выделялись. А поросль вокруг сосков – эти тонкие паучьи ножки, умудрившиеся испортить безупречную до того грудь! Не обошлось без волос и над верхней губой. Всякий раз, когда ей приходилось разговаривать с кем-то лицом к лицу, Шевон остро чувствовала этот недостаток. Даже на щеках и подбородке выступали кое-где темные волоски.

Процедуры, избавляющие от лишних волос, повторялись едва ли не каждый день, отнимая у Шевон уйму времени. Обесцвечивание для верхней губы, бритва для ног и подмышек, дурно пахнущий крем для зоны бикини и пинцет для пальцев, сосков, подбородка и бровей. Хоть кто-нибудь из мужчин догадывался о том, сколько времени уходило у женщин на то, чтобы сохранять свою кожу гладкой и безупречной? День за днем они кропотливо удаляли с тела все, что не соответствовало представлениям о женственности. Пошли бы мужчины на подобные жертвы, если бы общество и законы моды настаивали, что их кожа тоже должна быть идеально гладкой?

И как получилось, что в других странах этому не придавали такого значения? Миллионы итальянских женщин разгуливали по пляжу, беззастенчиво демонстрируя темные волосы в районе бикини – не говоря уже о той поросли, что виднелась у них из-под мышек. Как получилось, что во Франции есть специальное слово для женских усиков, очень милое и ничуть не оскорбительное? Зато англичанка не может пройти по улице с небритыми ногами, чтобы ее не обозвали при этом лесбиянкой.

Интересно, какой величины получится куча, если собрать вместе все те волосы, от которых Шевон избавилась за последние десять лет? Утомительное занятие. И такое неблагодарное. Вроде уборки по дому. Только закончил, и скоро можно начинать по новой. Волосы росли без остановки, с огорчительным упорством. Ни разу еще они не взяли выходного и не ушли в отпуск. Им плевать было на то, что к какой-то части своего тела вы относитесь с особой нежностью, – они принимались расти и там, как трава на гладкой каменной стене.