В шестом классе Ночка на уроках без устали трещал со своим лучшим другом и соседом по парте Илюхой, которого позже прозвали Кощеем. Хоть Илюху было нелегко разговорить, но Рому это удалось. Когда у обоих упала успеваемость, классная решила рассадить парочку. Так шебутной Ром оказался за одной партой со спокойным Демьяном.

Мальчишки уже до этого хорошо ладили, а став соседями по парте, и вовсе сдружились. У них даже появилась традиция: по вторникам на переменке между ИЗО и математикой бежать в соседнюю пекарню за пирожным «картошка», а на следующей переменке, перед уроком труда, заглядывать в столовую за чаем. Весь урок пирожные словно подбадривали: «Дотерпишь до конца и получишь сладкий приз». Поэтому перед математикой один тащил рюкзаки в кабинет, а другой несся за провиантом.

Как-то Ночка неделю болел, а потом стал уверять Демьяна, что и очередь в пекарню проболел тоже.

– А чай пить не будешь, что ли? – удивился День.

– Буду, конечно, зачем нарушать традиции? – ответил Ночка.

– Тогда ты за «картошкой». А то получается, что мне третий вторник гонцом быть, – возмутился Демьян.

– А если я снова заболею? – насупился Ночка. – Будешь тогда еще неделю один сидеть.

– Закаляйся, – отрезал День.

Раньше все споры друзья решали игрой «камень – ножницы – бумага», но Ночка обычно проигрывал и злился, поэтому он вдруг подумал сменить тактику и, схватив два карандаша, спрятал за спину.

– Богатыри вырезали липовые щепки и кидали их в реку Смородину. Такая жеребьевка. У нас реки нет, но деревяшки есть. Выбирай! Кто проиграет, тот бежит в пекарню.

– Эта.

День ткнул друга в правое плечо.

Ром вытянул руку и показал белый карандаш.

– Ты, – довольно сказал он.

– Чего это я? – возмутился День.

– Потому что ты Белый.

Ром положил на парту другой карандаш. Он оказался черным. Демьян не знал тогда, в ту первую жеребьевку, взял ли Ночка специально такой цвет или случайно. В то время Ром вроде меньше увлекался черным, хотя День особо не помнил – давно это было, лет пять назад, когда они только начали дружить, да и не интересовался он никогда Ночкиными нарядами.

– А вообще, надо Илюхе и Феликсу тоже цвета присудить, – решил Ночка, довольный своей победой в карандашной жеребьевке. – За теми же чипсами бегать.

– Когда это Феликс бегал за чипсами? – ехидно спросил Демьян.

– Вот пусть и приобщается, – уже тише заявил Ночка, не сводя глаз с Марьи Ивановны.

Та оторвалась от книги и посмотрела на класс, который за своими художествами разгуделся куда громче, чем позволяли приличия.

– А «камень – ножницы» чем не устраивает? – подколол друга День.

– Карандаши будут нашими символами, – нашелся Ночка. – Станем тайным братством. Нет, дружиной!

Мальчишки тогда и не думали, что шутка с дружиной сохранится аж до выпускного класса, а компания Ночки станет популярной в школе и на Дружину станут равняться другие, сбиваясь в кучки и тоже называясь дружинами.

А в тот раз шестиклассник День возмутился:

– У меня, значит, белый карандаш? Который самый бесполезный? Такое ощущение, что в наборы его кладут для количества. На фига он нужен?

– Чтобы рисовать по черному, – серьезно ответил Ром. – Белый день на черном листе.

– Но если я – белый день, то ты – черная ночь, – усмехнулся Демьян.

– Зови меня только не Ночью, а Ночем… О, придумал, Ночным Князем! – решил Ром.

– Ночкой, – фыркнул День. – Будешь Ночкой.

– Как-то совсем по-девчачьи, – обиженно пробурчал Ром.

– Ничё не знаю, – хмыкнул довольный День. – Ночка, и точка. О, я даже стихами заговорил!

Так и прилипло к Рому это прозвище.

2 октября

Цвета-с-бесом открыла холодильник. На нижней полке стояла тарелка с размораживающимся куском мяса. Стейк был бордово-красный, с тонкими прослойками жира, аппетитный и манящий.

Живая вода – еще один способ укрепиться в чужом теле.

Значит, молоко или кровь.

«Но кровь мы не пьем», – напомнило тело.

И Цвета в сердечном домике дернула за стебель, который связывал ее с Бесеной.

– Даже не вздумай!

– Ай! – пискнула Цвета-с-бесом и схватилась за сердце. – Хорошо, хорошо!

Она, прищурившись, глубоко вдохнула, втягивая в себя запах мяса. Надо подождать, когда тело свыкнется с ней и подменыш уже не сможет проделывать такие фокусы. А пока Цвета-с-бесом взяла высокую коробку с придурковатой коровой на этикетке.

Следует быть осторожной. Вдруг зайдет Вера или спросит потом, что ее дочь сделала с куском мяса. Можно, конечно, свалить на псов…

– Не вздумай! – снова окликнула Цвета из сердечного домика и сильнее дернула за стебель. – Я вегетарианка, а ты обещала мне беречь тело. Оно не твое!

– И не твое, – процедила Цвета-с-бесом, отдышавшись после приступа боли.

Хотя пить маленькими глотками холодное молоко и аккуратно кусать овсяное печенье, подбирая пальцем крошки со скатерти кухонного стола, тоже было приятно. Не мясо, но все же…

Бесена с каждым глотком живой воды чувствовала, что по-настоящему становится хозяйкой тела. Вот теперь-то она полностью завладела и разумом. Больше не требовалось представлять каталоги воспоминаний – те сами услужливо развертывались перед ее мысленным взором.

От Бесены к стенам сердечного домика протянулось несколько бус из сверкающих капелек. Это, конечно, не настоящие нити связи, но хоть что-то, теперь будет полегче.

Цвета-с-бесом допила молоко, вернулась в свою комнату и села на кровать. Положив руки на голову, она медленно провела ладонями по волосам.

Они были такие гладкие и мягкие. Трогать волосы, собирать их на затылке в хвост и позволять им снова рассыпаться по плечам было приятно. Цвета-с-бесом подошла к зеркалу и сняла с пробковой доски тонкую резинку для волос, накинутую на канцелярскую кнопку. Она отделила небольшую прядь и закрутила ее на макушке. Потом сделала еще один рог. Кривовато, но для первого раза вполне сносно.

Стоя перед зеркалом, подселенка продолжила изучать тело. Оно было прекрасным. Молодым, гибким, здоровым. Холодными подушечками пальцев Цвета-с-бесом провела по мочкам ушей, коснулась век, переносицы с маленькой горбинкой, темного пятнышка родинки на щеке, сухих губ. Наконец-то можно попробовать блеск!

Цвета-с-бесом схватила тюбик, открутила крышку и с наслаждением понюхала, прищуриваясь от удовольствия. Блеск пах не ягодами, а жевательной резинкой, но Бесене аромат понравился. Девушка выдавила розовую перламутровую каплю, размазала по губам и улыбнулась отражению.

Нужно столько всего попробовать за три дня!

Нет, надо сосредоточиться на главном, ведь так хочется остаться в этом теле. Бесене надоел Тихий Омут, ей хотелось пить каждое утро молоко, есть печенье, расчесывать волосы, носить платья. Хотя бы лет семьдесят. А там можно и в Тихий Омут вернуться.

Еще ей хотелось обниматься, обмениваться теплом с кем-то живым. Просто восхитительное преимущество людей!

Хотя почему – с кем-то?

Бесена знала своего принца.

Теперь он увидит ее не в изгибах водорослей, коряг и ряски, а живую и настоящую. Между ними больше не будет пленки воды. Бесена сможет прикоснуться к нему, взять за руку, прижаться и узнать, каким шампунем пахнут его волосы. Почувствовать тепло внутреннего солнца в кольце его объятий, солнца, которое прячется в нем. Которое прячется в каждом человеке. А сейчас – даже в ней… Подумать только, теперь она тоже может дарить тепло!

И Цвета-с-бесом прижала к щекам ладони. Холодные пальцы тут же нагрелись.

Да, сначала дело, а уж потом развлечения. И о подменыше нельзя забывать.

– Я обещала помочь тебе, – сказала Цвета-с-бесом, глядя в зеркало, но обращаясь к древлянице, – завтра снова отправимся к твоей бабушке. Но теперь я буду задавать вопросы. Я знаю, что спросить, и ты услышишь о себе много нового.

Следующим в Дружину позвали Феликса. Тогда он учился в восьмом классе, а после девятого поступил в техникум и подрабатывал в школе системным администратором – тетказавуч устроила.