© Каримова С. С., текст, 2023

© ООО «Издательский дом «Тинбук», 2023

2 октября

Говорят, что если ампутировать ногу, то человек иногда все равно чувствует ее, машинально тянется почесать пятку, ощущает боль в призрачной конечности.

Цвета накрепко запомнила эту историю, которую ей еще в начальной школе рассказала соседка, работающая медсестрой.

– Схема тела, – выдала медсестра, словно озвучивая диагноз, когда маленькая Цветана однажды описала ей свои необычные… сны?

– Схема тела, – повторила Цвета, невольно рисуя в мыслях красный кружок сердца, а от него стрелочки к другим кружкам: голове, легким, рукам, ногам. А ведь есть еще печень, уши, глаза, желудок… Волосы тоже считаются? Нет, если их отрезать, волосы не болят и, хотя хочется привычно провести ладонью дальше, пальцы соскальзывают в пустоту.

– Да, схема тела. Мозг твой, – тетя Оля постучала себя по лбу, – вернее, твое сознание имеет представление, как устроено это самое тело.

Сознание. Цвета попыталась переместить главный красный кружок из сердца в голову своей воображаемой схемы, но у нее не получилось. Не ощущает она схему тела этим самым сознанием.

– Но у тебя руки-ноги на месте, не переживай, всё на месте! – бодро заключила тетя Оля. – Так что ничего страшного. Соблюдай режим, ешь больше овощей, фруктов и не смотри всякую дрянь на ночь…

Сейчас девятиклассница Цвета лежала в постели и прокручивала в голове этот давний разговор. У нее и правда все было на месте.

Но в то же время не было ничего. Она не чувствовала боли, а еще тепла или холода, вообще не ощущала свое тело, не могла пошевелить собственными руками и ногами, даже глаза открыть не могла. Цвета словно оказалась в саркофаге. И какой толк в том, что все на месте? Человек чувствует боль даже в ампутированной ноге, а она не чувствует ногу, которая у нее есть.

Цвета попыталась представить свое тело до мельчайших подробностей, нарисовать в голове эту самую схему себя. Вдруг, если вспомнить каждую деталь, она сможет вернуть свое тело? Цвета так однажды описывала в объявлении о пропаже свой кошелек. И его вернули.

Волосы длинные, темно-русые. Нос острый, губы тонкие, родинка на правой щеке. Мама говорит, что это родимое пятно похоже на сосновое семечко – зернышко с одним крылышком.

Одно крылышко – звучит грустно, Цвете не хотелось бы иметь такой тотем.

Так, что дальше? Белые пятнышки на ногтях. Указательные пальцы на ногах длиннее больших пальцев. Кстати, на ногах ведь эти пальцы тоже называют указательными? Надо будет загуглить. Когда получится.

С Цветой все было в порядке. Просто иногда тело вдруг переставало слушаться, будто отделялось. Сама Цвета просыпалась, а вот тело – нет.

«Гугл» говорил, что такое состояние называется сонным параличом, и вторил медсестре: ничего страшного. После тридцати пройдет. Цветане было пятнадцать. Осталось подождать еще столько же – и все пройдет. Это звучало как насмешка, ведь минуты в таком состоянии становились тягучими, вязкими. Было страшно лежать в ожидании, пока снова приклеишься к телу и сможешь им управлять. Так себя чувствуют парализованные люди? Тоже думают, что тело им не принадлежит?

Будто одолженное. Или украденное…

Цвета знала, что должна расслабиться. Хотя бы попытаться. Этот ступор не опасен – все так в интернете пишут; просто мозг проснулся, а тело еще нет. Но вдруг оно больше никогда не проснется? Откуда ученые взяли, что такое «отлипание» сознания неопасно? Похоже на ту самую ошибку выживших, когда дельфинов считают добрыми, потому что они толкают людей к берегу, а кто расскажет, скольких они унесли в открытое море? Вдруг Цвета уже в открытом море и никогда больше не вернется в свое тело, вдруг просто скажут, что она умерла во сне?

На Цвету нахлынула паника. Мысленно она закричала и продолжала орать до хрипоты: «Мама! Мама! Лорд! Граф!

Разбудите меня!» Но наружу не вырывалось ни звука, и никто не спешил ей на помощь. Мама спала в своей комнате, лабрадоры делили коврик в прихожей. Псы бурчали на каждый шорох за дверью, но даже их чуткий собачий слух не улавливал ее отчаянных криков.

Никто ее не спасет. Прощайте!

Цвета вздрогнула так, что ее будто подкинуло в постели. Но нет, она спокойно лежала под одеялом. Хотя тут же резко села.

Уф, вот ее руки, ее ноги, пальцы шевелятся, голова поворачивается. Глаза видят яркие розовые обои и приклеенную скотчем картинку – страничку из детской книги. На иллюстрации златовласая Дюймовочка и принц в короне стоят на цветке. Да, она видит.

Тело вновь ее. И Цвета снова целая.

Это должно было радовать. И порадовало на короткий миг.

А потом она посмотрела в окно и вспомнила, что ей сегодня предстоит.

6 октября

– Ну и жарища! – Демьян расстегнул куртку. – И не подумаешь, что уже октябрь. Хоть в футболке ходи!

Демьян, которого все звали просто День, прищурился и поглядел на солнце. Оно напоминало медузу, раскинувшую в стороны золотистые щупальца.

– Так напялишь на себя тыщу свитеров, еще куртку сверху, и ходишь потом вздыхаешь, – фыркнул Ром по прозвищу Ночка.

Сам он был в легком черном плаще и тонком, опять же черном джемпере.

– Не тыща у меня свитеров, а одна толстовка! – День скинул синий капюшон со светлых мягких кудрей. – Да и утром холодно было, туман еще такой мерзкий!

– Так ты не калиновыми мостами ходи, а человечьими тропами, – не отцеплялся Ночка. – Там теплее, поверь.

– Ты мне лучше скажи: тебе самому-то сейчас как? Солнышко не жарит? Как вы, вампиры, или, верней, упыри, от солнца спасаетесь? – начал в свою очередь подкалывать друга День. – Твой черный плащик не сильно печет? Огнетушитель с собой взял? А то вспыхнешь еще, что я делать буду? Зефир жарить?

Ночка снова фыркнул, а День все не унимался:

– Или ты в креме с SPF-100 прямо в плаще замачиваешься?

– Нет, я в таком креме топлю тех, кто зовет меня готом или упырем! – огрызнулся Ночка.

Некоторые – особенно парни, не понимавшие, почему к Ромке Князеву липнут чуть ли не все девчонки в школе, – и правда дразнили Ночку готом и вампиром. День знал, что друга бесят эти прозвища, прицепившиеся к нему из-за черной одежды, бледной кожи, сумрачного взгляда и темных, рвано стриженных волос до плеч с белыми прядками на макушке. Но готом, а уж тем более упырем, Ночка не был. Просто любил этот цвет. «С черным, – говорил он, – никаких забот: меньше мучений в магазине, просто бери все однотонное». Да и нравилось Рому, как он выглядел в этом цвете, – приятно было в зеркало посмотреть. В отражении (а отражение у него было, не то что у всяких упырей) он видел парня стильного и загадочного. А еще черный цвет соответствовал его прозвищу Ночка. Но черепа, кресты, ворон и подобную мишуру он не любил и злился, даже не обижался, а злился, когда ему дарили такую атрибутику. Можно подумать, вся эта ерунда непременно идет в нагрузку к черному, назойливо прилипая, как кошачья шерсть к одежде.

Ночка был далек от готики, он любил былины и русские сказки. Помнил еще с детства, как Маленькая мама рассказывала ему про Змея Горыныча, Соловья-Разбойника, про бой на Калиновом мосту. У Ночки была книга с богатырскими сказаниями. Ветхая, обтрепавшаяся, с желтыми от времени страницами, цветными картинками и церковными маковками на форзаце, которые воспринимались маленьким Ночкой сказочными замками. По этой книге он учился читать, а кое-где на страницах сохранились его первые художества: звезды, солнышки, молнии и какие-то завихрения. Ночка до сих пор, уже перейдя в выпускной класс, листал эту книгу, когда было грустно, – в последнее время все чаще. Читал про могучих богатырей. Про великана Святогора, который на плече возил хрустальный дворец своей жены, а конь его был словно лютый зверь, из чьих ноздрей вырывалось пламя. Про славного Вольгуоборотня, который прикидывался то оленем, то щукой, то орлом, то ласточкой, а иногда даже муравьем, каплей воды и человеческой мыслью. Про «поздний цветок» Илью Муромца, который нашел свое предназначение в тридцать три года. Там и тут на пестрых картинках бородатые мужи в кольчугах и ярких плащах вершили ратные подвиги.