Константин Похил
Любовь с чудинкой. Повести
© Похил К., 2022
© «Издание книг ком», о-макет, 2022
Очевидное невероятное, или Антинаучные похождения неженатого инженера
Повесть
Первая глава,
из которой вы кое-что узнаете о жизни на секретных предприятиях, киселе с макаронами, великой силе Режима, девичьих чаяниях и холостяцком отчаянии, особенностях содержания диких животных в домашних условиях, ночных разговорах с незнакомцами и старыми друзьями
Невероятно, но я это сделал! Похоже, банально сбежал! Без причины, без какого-либо плана и цели, не готовясь заранее и не просчитывая последствий. Просто так, что вовсе для меня не характерно! Обычно я человек серьёзный и, как считают некоторые мои сослуживцы, даже несколько занудный. Признаться, в последнее время сам стал замечать, как постепенно трансформируюсь в нечто среднее между успешным учёным и заправским бюрократом. Благо, должность начальника ведущей лаборатории позволяет развиваться в равной степени в обоих направлениях. Тем более странным выглядит со стороны моё бегство за шесть часов до окончания рабочего дня. Как же такое могло случиться?
Утро ничего не предвещало. Обсудив на планёрке последний сет испытаний, мы с коллегами вывели изделие на заданный режим и уже к обеду благополучно сняли его со стенда, поставив жирную точку в четырёхлетней работе. Впереди была куча писанины, которая законодательно должна закрепить на века достижение нашего небольшого, но весьма талантливого коллектива.
Раздав нужные указания, я почувствовал прилив сил и всегда сопутствовавший этому аппетит. Элегантным движением прикрыл дверь своего кабинета и с лёгким сердцем направился в институтскую столовку, именуемую в народе «Макаронычем».
Своё незамысловатое название она получила из-за изобилия бакалейных изделий, которым местный шеф-повар день изо дня с каким-то маниакальным упорством заполнял строчки меню. А чего только там не было! Отбросив примитивные «макароны по-флотски» и различного рода рожки, пружинки, перья, ракушки, шедшие на гарнир и плававшие в супах, ветеран от кулинарии дядя Коля умудрялся делать такое, что порой просто не укладывалось в рамки стереотипного сознания. Когда однажды кто-то из местных острословов пошутил на тему, что в столовой лишь компот обходится без макаронных изделий, дядя Коля тут же порадовал работников института инновационным десертом – киселём с лапшой, вытеснившим на время традиционные третьи блюда. Несмотря на столь радикальное нововведение, блюдо не прижилось, ибо больше походило на экспонат кунсткамеры, где белёсые сущности безмятежно покоились в густом физрастворе. Но урок от шефа не прошёл даром – после того случая более никто уже не осмеливался шутить на тему кулинарных пристрастий дяди Коли. А для того чтобы вернуть статус-кво меню, руководство института в торжественной обстановке вручило ему почётную грамоту министерства.
Отобедав макаронной запеканкой, обильно политой соусом, навязчивый аромат которого возвратил меня в детсадовское прошлое, я расслабился и уже было направился к себе, как неожиданно в коридоре наткнулся на старейшего работника нашего института, Инессу Казимировну. Будучи человеком воспитанным, но при этом не имея ни малейшего желания вступать с ней в разговор, я прижался к стенке и, делая вид, что пытаюсь кого-то догнать, коротко бросил на ходу:
– Здрасьте!
Инесса Казимировна тут же отреагировала на мой голос волевым окриком:
– Стоять! Ко мне!
Хватаясь руками за воздух, я резко затормозил. Оперативно меняя кислое выражение лица на маску «внезапно накрывшей меня радости», через мгновение предстал пред суровыми очами начальника режимно-секретного отдела.
– Здравствуйте, Инесса Казимировна!
– И тебе не хворать, Василиаускас! – без единого намёка на доброе расположение ответила она.
Никто не знал точно, сколько ей лет. Ходили слухи, что Инесса Казимировна пришла в институт сразу после войны, попав под сокращение во всемогущем НКВД, а к тому времени уже была далеко не девчушкой. Молодые учёные становились докторами наук и академиками, менялись директора, и лишь начальник режима, как символ исторической стабильности, была живым воплощением прошлого, настоящего и, без сомнения, светлого будущего нашего краснознамённого института. Всю жизнь Инесса Казимировна просидела в весьма скромном кабинетике на четвёртом этаже, попасть на беседу в который считалось верхом местных несчастий. Из всех сотрудников ей единственной разрешалось курить у себя, в то время как все остальные, включая и директора, попыхивали на заднем дворе возле мусорного контейнера.
– Весь во внимании.
– Нет, дорогой, это я внимаю тебе, – Инесса Казимировна посмотрела на меня из-под тяжёлых век. – Когда, негодник, соблаговолишь прийти ознакомиться с отписанными тебе документами?
– Инесса Казимировна! Обещаю… – умоляюще начал я, но не успел закончить, как её морщинистая рука вцепилась в моё запястье и сжала так, что едва не подпрыгнул от боли.
– Сейчас! И никаких «обещаю». Хватит кормить завтраками! – безапелляционно произнесла она, увлекая за собой, и при этом не переставая бормотать под нос: – Порядок – это не только основа работы, но и залог спокойного сна! Не нами заведён – не нам его и менять. Сегодняшний день, Василиаускас, потратишь на очищение своей заблудшей совести и расчистку папки с секретной корреспонденцией…
Невольным свидетелем сцены моего вероломного порабощения стал проходивший мимо Игорь Калюшкин, ранее трудившийся под моим началом и взращённый до начальника соседней лаборатории. С ходу оценив драматизм происходящего и, видимо, желая отблагодарить за добро, которое я для него делал, он серьёзным голосом произнёс:
– Привет, Тима. А что тут делаешь? Тебя директор уже полчаса по всему институту ищет!
– А где он? – только и успел переспросить я.
– Как где? У себя!
– По-до-ждёт! – громогласно по слогам произнесла Инесса Казимировна, не останавливаясь в своём движении.
– Так это же директор!.. – пытался возразить Игорь удалявшейся вверх по лестнице начальнице режимного отдела.
– Калюшкин! У меня ещё одна рука свободна! – не оборачиваясь, сказала она и, для острастки вытянув над собой левую руку, сжала её в кулак.
Бьюсь об заклад, что в этот момент мне почудился металлический звук, напомнивший лязг тяжёлого засова. Болтаясь у неё за спиной, как влекомый на экзекуцию нашкодивший внук, я обречённо осознал всю глубину короткого, но такого ёмкого понятия «хана»! Отдаваясь на откуп судьбе-злодейке, воображение смешивало самые тёмные краски, рисуя картину грядущего в жанре хоррор. Но в этот самый миг откуда-то сверху раздался знакомый и невероятно желанный здесь и сейчас голос директора:
– Рад вас приветствовать, драгоценнейшая Инесса Казимировна! Кто на сей раз угодил в цепкие руки режима? – Спускавшийся по ступенькам директор приподнялся на носки и заглянул через плечо ревнительнице государственной тайны.
Очевидно, не ожидая увидеть меня, он на какое-то мгновение онемел, но быстро нашёлся:
– Василиаускас! У вас же испытания! Нашли время по институту разгуливать!
– Так я… это… я… – начал было я, выпрыгивая из-за плеча крепко державшей меня бабушки Инессы и подмигивая при этом директору.
– Оболтус и разгильдяй! – вынесла она короткий приговор. – С этого всё и начинается: одно нарушение, потом ещё одно, а завтра родину продаст!
– Что вы такое говорите, Инесса Казимировна! Я же… не покладая рук кую оборонный щит страны!
– Тоже мне куйщик! Секретные документы второй месяц не рассмотрены…
Очевидно сжалившись и понимая, что без административного ресурса мне предстояла маленькая, но верная смерть в каземате четвёртого этажа, директор громко откашлялся и начальственным голосом произнёс: