Наташа Кокорева
Юркина звезда
– Доброе утро, мам! – Юрка зашёл на кухню, подтянутый и бодрый.
Аля опустила чашку кофе на блюдце и вгляделась в блестящие глаза сына. Уложенные тёмные вихры медью отливали в лучах восходящего солнца, штатская рубашка аккуратно застёгнута до предпоследней пуговицы.
Предложение, что ли, девушке собрался делать?
– Ни свет ни заря! – усмехнулась Аля. – На тебя в выходной это не похоже.
– Нужно много успеть, а отосплюсь потом – времени у меня будет предостаточно. – Юра продолжал смотреть ей в глаза и как будто храбрился.
Гриша догадался первым. Не обращая внимания на щелчок тостера и запах поджаристого хлеба, он в два широких шага пересёк кухню, тряхнул сыну руку, а потом крепко прижал к груди.
В ушах шумело. Аля смотрела на них будто во сне и упрямо отказывалась понимать.
– Где ты успеешь отоспаться? – услышала она свой дрожащий голос, и мысль о возможной свадьбе растворилась в подступившей к горлу горечи.
– Аля! – укорил её Гриша.
Они стояли с сыном, закинув руки друг другу на плечи и с сочувствием смотрели в четыре тёмно-карих глаза. Наконец Юра не выдержал, перевёл взгляд на кафель под ногами и проговорил:
– Я прошёл отбор, старт в конце июня.
– Только месяц! – Аля до крови прикусила язык и зажала рукой рот, чтобы не разрыдаться.
– Мам? – робко взглянул на неё Юрка.
Ах, это выражение лица, эти скошенные брови и виноватая улыбка! Как бы ей хотелось, чтобы он, как в детстве, всего-навсего нахулиганил в школе! Но нет, он вошёл в первую в истории человечества группу космонавтов, которые в анабиозе полетят к планете земного типа со следами кислорода и углекислого газа в спектроскопии. И если случится чудо, они даже вернутся на Землю.
Через сотни лет.
– Нет, – Аля мотнула головой. – Нет. Не может быть!
Только и смогла выговорить она, продолжая держать ладонь плотно прижатой ко рту. Медленно поднялась, прошла мимо сына с мужем в комнату. Воздух, густой как вода, мешал двигаться, а тяжесть в несколько земных атмосфер вдавила её в бежевый ворсистый ковёр.
Так и лежала Аля без слёз, ослеплённая утренним солнцем. Согнув колени, она ступнями упиралась в пол, ладонями и спиной ощущая твёрдую поверхность, но это не давало опоры. Голова продолжала кружиться, и Але казалось, будто она скользит по наклонной поверхности и выбивает громадное окно – звон стекла, осколки, порезы, а она всё в той же позе парит над мегаполисом, отражаясь в хромированных небоскрёбах и зеркальных крышах, вымытых июньской грозой.
Наконец хлопнула входная дверь. Юра ушёл – спешит уладить земные дела.
Что чувствует человек, жить которому остался месяц?
Или для него через месяц жизнь только начинается?
Бесшумно Гриша прошёл по ковру и опустился рядом с Алей на корточки. Она зажмурилась, чтобы его не видеть. Сейчас, наверное, смотрит, по обыкновению изучает её брови, ресницы, мельчайший пушок на щеках – он любит просыпаться за десять минут до Али и изучать её спящее лицо, а потом рассказывать об этом.
– Ты только подумай! – голос Гриши звучал басовито и уверенно, ему бы фильмы про космос озвучивать. – На наших глазах свершается невозможное: человек летит за пределы солнечной системы!
– Этот человек – твой сын! – прорычала Аля и поднялась. – Как ты можешь нести эту философскую чушь?!
Она ногтями впилась в ковёр, чтобы не наброситься на мужа. А он устроился поудобнее, опустился на пол и обхватил колени. Чёрные волоски на его предплечьях заходили под широкие рукава белой футболки. Тяжёлые брови нависали над крупным с горбинкой носом, но глаза смотрели с такой добротой и нежностью, что Але хотелось стучать в его грудь кулаками.
– Ты знаешь, двадцать лет назад я мечтал оказаться на его месте. Меня списали, да и время тогда ещё не пришло, – Гриша терпеливо пытался обворожить её тембром своего голоса.
– Мы никогда его не увидим! Никогда! Никогда! – Аля всё-таки кинулась на него и наконец разрыдалась.
Гриша держал её крепко и молчал о том, что всю свою жизнь она шла к этому дню.
Через час силы и слёзы закончились, веки опухли. Гнев уступил опустошению.
Вакууму.
В котором много жизней подряд будет лететь их Юрка.
– Я встречусь с Павлом, – твёрдо сказала Аля.
– Только не вздумай уговаривать его исключить Юру из группы!
– Думаешь, он согласится? – Аля приподняла брови.
В ответ Гриша только усмехнулся.
– Мне до обеда нужно поработать, могу тебя потом встретить.
– Договорились.
«Love me tender, love me sweet», – зазвучало в ушах и браслет на левой руке мягко засветился. Сам позвонил, надо же! Паша всегда знал про Алю всё, но это не мешало ему не считаться с ней.
Указательным пальцем она провела по браслету. На сетчатку глаза спроецировалось изображение Паши, а в ушах возник голос:
– Вижу, ты уже в курсе.
Только сейчас Аля сообразила, как она, должно быть, выглядит, и поспешно закрыла пальцем камеру на браслете.
– Да ладно, какой я тебя только не видел! – он улыбнулся тепло и по-доброму, но это сейчас явно не работало.
– Нужно встретиться, – выдавила Аля, и оказалось, что больше она не может сказать ни слова.
– В час, в кофейне на проспекте.
Паша отключился. Ещё никогда он не был таким понимающим и сговорчивым.
Неужели спустя полвека стал разбираться в человеческих чувствах?
Аля поднялась. Колени заныли, что ей уже три раза как не восемнадцать и нечего ползать по ковру. Не обращая на них внимания, Аля отправилась в душ.
Ни горячая вода, ни холодная, ни новейшие достижения косметологии, не смыли последствия слёз с её лица. Медные пружинки волос от влажности встали дыбом, будто они и вправду были из проволоки и каждая принимала сигнал от своей звезды – в детстве Пашка частенько так шутил.
Аля сморщила чуть сплюснутый веснушчатый нос, натянуто улыбнулась отражению. Не задумываясь, она нарядилась в салатовый костюм с широкими брюками и свободным жилетом до середины бедра. Затянула на талии тонкий карамельный ремень, придирчиво оглядела обнажённые руки и решила, что для своего возраста они выглядят более чем прилично.
Через месяц Юрка улетает навсегда, а она наряжается и изучает собственное отражение?
Похоже, привычка тщательно собираться на встречу к Паше сохранена в её мышечной памяти и не зависит от обстоятельств.
На улице пахло цветущей липой, и на подошвы клеились семена тополя. Воздух медленно поднимался от кончика носа и заполнял лёгкие, ароматный и влажный, он словно просачивался сквозь кожу, и Аля послушно ступала короткими и плавными шагами.
Под ногами пружинил мягкий пластик тротуара, а половину неба закрывали здания-гиганты, сверкающие на солнце и чёрные с теневой стороны. Проезжую часть отделяли жасминовые кусты и деревья – природа заполняла всё отведённое ей пространство, как бы человек ни перекраивал Землю.
Можно было за пять минут долететь на автобусе – они десятками скользили на воздушных подушках, – но Аля решила пройтись пешком, как и полжизни назад, когда шла на судьбоносную встречу в то же самое кафе к тому же самому Пашке.
Сейчас, как и тогда, она заранее знала исход встречи, но всё равно шла.
Через час ходьбы ноги приятно гудели, а пустоту внутри разбавила суета полуденного города. К Але вновь вернулся её оптимизм, граничащий с безумием, и она мысленно повторяла свой девиз: «Ничто не поздно пока человек жив».
На этот раз Аля тоже пришла первая и без колебаний заняла столик на крытой веранде. За последние тридцать лет несколько раз сменились владельцы и оформление кафе, но на этом месте всегда стоял столик, и они с Пашкой встречались именно здесь.
Волнистый край белого квадратного зонта закрывал солнце и половину улицы. Аля смотрела на него, а видела стену дождя. Тогда облетали жёлтые листья, и небо, набитое тучами, прятало звёзды.