— Джагад рассказывал, что Охотница отказалась от свадебного плаща, потому что золотой цвет не пришелся ей по душе, — встрял Анигар.
Онелия прижала ладонь ко рту, пытаясь сдержать смех. Нориэль посмотрел на сына, с улыбкой покачал головой и жестом попросил Эрфиана подняться.
— Твоя богиня облачилась в золотые одежды. Значит, и от плаща она не откажется.
— Смею надеяться, мой Жрец.
Аллаат подала Эрфиану плащ из тяжелой золотой ткани, отвесила поклон и вернулась на место. Онелия посмотрела на Царсину, дождалась кивка и встала.
— Прежде чем вы обменяетесь клятвами, — снова заговорил Нориэль, — я должен задать вопрос. Когда-то мой отец задавал его и на нашей церемонии, да, мой свет?
— Мой Жрец прав, — согласилась Царсина.
— Есть ли среди присутствующих есть мужчина, желающий оспорить право первого советника Эрфиана на эту женщину? Если есть, пусть скажет об этом сейчас. Если нет, пусть замолчит навсегда.
— Есть.
Онелия сжала руку Эрфиана и повернула голову в направлении говорившего. Первый воин Вилас поднялся из-за стола, допив из кубка остатки вина.
— Есть, — повторил он. — Я хочу оспорить право первого советника Эрфиана на эту женщину. Когда-то его приемный отец не отказался от поединка с другим эльфом в борьбе за сердце его матери. Наш Жрец уважает традиции. Надеюсь, первый советник тоже их уважает. И он не откажется, если я вызову его на поединок.
— Не откажусь, первый воин Вилас.
— Эрфиан… — начала Онелия, но осеклась, почувствовав прикосновение к плечу.
— Все хорошо, мой свет. Первый воин Вилас прав. Традиции нужно уважать.
Аллаат забрала золотой плащ и замерла за плечом Царсины. Эрфиан приблизился к Виласу, успевшему отойти от стола не несколько шагов. Они стояли посреди поляны с вытоптанной травой: летом здесь слишком часто танцевали, и она не успевала отрасти. Эльфы за их спинами галдели и хлопали в ладоши. Янтарные Жрецы считали людей, одевающихся в шкуры и питающихся полусырым мясом, дикарями, но поединки и убийства в деревне считались изысканным развлечением.
— Посмотрим, насколько ты хорош без ядов, первый советник.
— Посмотрим, насколько ты хорош без парных клинков, первый воин Вилас, — подала голос Царсина.
— Поединок без оружия, моя Жрица?..
Соперник Эрфиана опрокинул лишний кубок вина, но крепко стоял на ногах. Он одарил Царсину улыбкой. Она оставалась серьезной.
— Твоя Жрица приказывает тебе отложить парные клинки, первый воин Вилас.
— Как будет угодно моей Жрице, — ответил он, помедлив.
Вилас снял с кожаного пояса оружие и передал его подошедшему Анигару. Молодой Жрец уселся на траву в нескольких шагах от соперников, скрестил ноги и приготовился наблюдать за поединком.
— Давай, — подбодрила Царсина. — Проверим, достоин ли ты занять место по правую руку от меня, первый воин.
— Поединок с одним из твоих советников? На твой взгляд, это достойное испытание, моя Жрица?
Руки Виласа легли на кожаный пояс, но пальцы вместо парных клинков нащупали пустоту. Он нахмурился, в глазах снова появился вызов, но Эрфиан успел заметить искру неуверенности. Воин сделал шаг в сторону, потом — еще шаг. Первый советник не двигался с места, чувствуя на себе обеспокоенный взгляд Онелии.
— Кто бы мог подумать? — нарушил молчание Вилас. Еще пара шагов: он двигался мягко, как дикая кошка, обходя соперника. Нарочитая грациозность, под которой прятались осторожность и страх. Чувствует себя охотником, поймавшим хищника, но не уверен, что готов к нему подступиться и перерезать горло. А вдруг хищник приготовил сюрприз? — Мы стоим на глазах у всей деревни. И каждый из нас готов убить за женщину. Ты когда-нибудь убивал за женщину, первый советник?
— Ни разу, первый воин Вилас. Только за деньги.
Над поляной повисла тишина — казалось, притаился даже лес. Эрфиан слушал дыхание воина.
— За деньги и не открывая лица. Неприятно оказаться перед кем-то в честном бою? Почему ты не двигаешься с места?
— Ты напуган, первый воин Вилас.
— Почему ты так решил?
— Я чувствую твой страх.
Вилас даже не повернул голову в направлении Анигара, только на мгновение отвел взгляд, желая понять, что думает по этому поводу молодой Жрец. Он никогда не повел бы себя так в бою, держа в руках парные клинки: трезвый воин способен видеть происходящее за спиной, а лишний кубок вина шутит дурные шутки. Мгновение оказалось для Виласа роковым. Анигар успел переложить парные клинки из одной руки в другую и поднять бровь, прежде чем воин опомнился: Эрфиан уже прижимал его к земле, упершись коленом в грудь, и держал у горла поверженного противника некогда полученный от Табала кинжал. Холодный свет луны отражался от серебряного лезвия. Вилас предпринял попытку подняться, потянулся за своим кинжалом, спрятанным в маленьких ножнах на поясе, но замер, услышав резкий окрик Анигара. Тот стоял в шаге от соперников.
— Стой, первый воин. Он положил тебя на лопатки. Поединок окончен.
— Еще не окончен, — прошипел Вилас.
Анигар посмотрел на Эрфиана, потом — на воина. Появившееся в его глазах выражение нагнало бы страху на вампира, которому «посчастливится» столкнуться с молодым Жрецом лицом к лицу.
— Коли вам так угодно — заканчивайте.
— Убей его, Эрфиан! — крикнул кто-то из эльфов. — Перережь горло — и все тут!
Вилас прикрыл глаза.
— Твое сердце бьется так мерно, словно ты ешь фрукты за обедом, — сказал он Эрфиану. — Правду говорят в деревне: ты убиваешь, а наутро забываешь об этом.
— Мой отец перерезал горло тому эльфу потому, что они оба были воинами. Воинов не пугает смерть. Они боятся позора. С которым ты будешь жить всю жизнь.
Вилас мотнул головой. В его глазах Эрфиан видел бессильную ярость. Серебряное лезвие прикоснулось к щеке воина, оставив на ней порез.
— Если кто-то спросит, откуда у тебя этот шрам, придумай историю поинтереснее.
* * *
— Мне жаль Виласа. Он милый эльф, пусть и говорит много глупостей.
— Ты бы предпочла, чтобы я его убил?
Онелия не ответила. Она сидела на кровати, поджав под себя ноги, и перебирала пальцами косу. Золотой наряд сменился на короткое платье, в котором эльфийки появлялись перед мужем в первую ночь после свадебной церемонии. Эрфиан стоял к ней спиной, разливая по кубкам принесенное служанкой вино.
— Если бы я его убил, Жрица Царсина лишилась бы одного из первых воинов.
— Но ей все же придется подыскать кого-то на место Белу.
— Ты права, мой свет. Что же. Мы повеселили гостей. В дни правления Жреца Одена свадьбы без убийств считались скучными.
Онелия попыталась сохранить серьезный вид, но не удержалась от смеха.
— Ты разливаешь вино для всей деревни?
Эрфиан открыл шкатулку из черного дерева, расписанную сложными узорами, достал маленький флакон и снял с горлышка темно-алую печать. В храме жрецов сладострастия он получил от Такхат десятки рецептов любовных зелий, в том числе, тайных. И только состав содержимого этого флакона оставался для него секретом. Прощальный подарок жрицы, который он хранил так долго и уже не верил в то, что когда-нибудь им воспользуется.
Подарок пах чем-то пряным и сладким, и жидкости во флаконе было немного — пять-шесть капель на каждый кубок. Когда Эрфиан подошел к Онелии и отдал ей вино, она потянула носом воздух.
— Какой приятный запах. — Глаза девушки заблестели. — Я знаю, что ты хранишь в той шкатулке. До этого я пробовала только вина из храма богини сладострастия…
— Теперь попробуешь кое-что еще. Такое угощение преподносят тем, кого принимают в культ.
Онелия пригубила вино и прикрыла глаза. Как и все приготовленные Такхат зелья, это действовало почти мгновенно. Щеки девушки залились румянцем, губы приоткрылись, словно в ожидании поцелуя невидимого любовника. Она подняла голову, провела пальцами по шее, опускаясь к груди. Эрфиан чувствовал запах ее кожи — теплое молоко, забытое воспоминание далеких дней. Он не выпустит эту женщину из объятий до завтрашнего вечера. А, может, они пробудут здесь и дольше.