— Слышу, — ответила Онелия. Она подняла голову, посмотрела на Такхат и улыбнулась. — Слышу, госпожа.

— Славно. Нот, Брит! — Жрица пару раз хлопнула в ладоши и повернулась в сторону дверей. — Самое время собрать мешки трав для гостьи. Она отдохнет после обеда, а на закате отправится в путь.

Вампиры, поселившиеся в здешних землях, по словам советников, не нападали на путников, но после наступления темноты следовало держать ухо востро. Онелию сопровождал отряд из шести эльфов под предводительством Виласа, недавно получившего от Царсины обруч первого воина. Его обучал сам Белу, верный помощник и правая рука Жрицы, и Эрфиан, не желавший отпускать служанку в путешествие по незнакомым землям, упрямился недолго.

— С удовольствием остался бы тут на праздник, — протянул один из эльфов — он нес полученные Онелией от Такхат мешки с травами.

— Через трое суток мы вернемся домой — будете праздновать от души, — ответил Вилас. — Или жрицы богини сладострастия красивее наших девушек?

— Жрицы богини тоже хороши, — заулыбался другой воин. — Все женщины хороши. А если у тебя нет жены — так тем более.

— Хватит болтать, смотрите по сторонам.

Вилас ускорил шаг, и Онелия нагнала его. Теперь они опережали остальных. По небу плыла полная луна, девушка могла видеть первого воина так же хорошо, как днем, и в холодном серебристо-голубом свете его лицо казалось особенно красивым. Он напоминал одного из братьев Аллаат, служанки Жрицы Энлиль: кожа эльфа была смуглой, длинные волосы мягкими волнами опускались на плечи. Девушка подумала о том, что ей хочется прикоснуться к темно-каштановым прядям и почувствовала, как розовеют щеки. Какими бы невинными ни казались вина в храме богини сладострастия, не стоит пить больше пары глотков.

— Говорят, в этих местах воительница Кохаба встретила своего первого мужчину, — улыбнулся первый воин. — Не верю в сказки, но тут есть особая магия. Неудивительно, что жрецы построили храм в здешних землях.

— Не советовал бы я тебе с ней любезничать, Вилас, — подал голос воин, несший мешки. — Ты знаешь, чья она служанка?

— Да, — последовал прохладный ответ.

— А о том, что случилось с сыном хранителя знаний, ты слышал?

— А о том, как лихо я укорачиваю длинные языки, тебе рассказывали?

Воин обиженно фыркнул.

— Я предупредил.

Онелия тронула Виласа за рукав плаща.

— Я не знаю той истории. Когда Джагад рассказывал ее, моя приемная мать уводила меня от костра, говоря, что я еще мала.

— О, это не беда. Слушай.

Деревня янтарных Жрецов

За много весен, проведенных в шатре первого советника, Онелия переняла его привычку спать чутко. Сегодня девушку разбудило ощущение чужого присутствия. Она лежала с закрытыми глазами и прислушивалась. Еще не рассвело, но виноделы и слуги давно проснулись и сновали за стенами шатра, переговариваясь с воинами. Легкие шаги, тихий смех, обращенные к девушкам вопросы: знают ли они, с кем пойдут на праздник новой луны? Знакомые, родные, не внушающие опасений звуки. Онелия вздохнула и повернулась на бок. Сегодня на улице свежо, не хочется раньше времени выбираться из теплой кровати. Подремать еще несколько минут…

— Первый воин Вилас не давал тебе скучать?

Онелия насторожилась, подняла голову, села на кровати и огляделась. В отличие от Эрфиана, который спал в темноте, она оставляла пару масляных ламп и накрывала их прозрачными колпаками, но шатер заполняла мгла. Непроницаемая, почти живая — казалось, ее можно было пощупать. Девушка беспомощно вытянула перед собой руки, пытаясь найти говорившее с ней существо. Она не могла не узнать этот голос, слышала его каждый день, не понимала, что происходит, но больше всего на свете хотела, чтобы он зазвучал снова.

— Эрфиан, я ничего не вижу… ветер задул лампы. — Онелия замолчала. Происходящее не смущало ее, хотя следовало с головой спрятаться под одеяло и умереть от стыда. — Что ты делаешь в моей спальне?

— Тебя не было несколько дней, я скучал.

Ответить девушка не успела. Пальцы первого советника прикоснулись к ее щеке. Они были такими же горячими, как в ту ночь, когда они впервые заговорили о Гриалле. Онелия знала, что Эрфиан никогда не мерзнет, даже в редкие, но холодные зимние дни не меняет летние одежды на тяжелую меховую мантию и спит под тонким невесомым одеялом. Что он сказал ей тогда? Холодные руки — горячее сердце? Хлоя, приемная мать девушки, часто повторяла то же самое, но на другой манер: если пальцы мужчины обжигают огнем, его сердце обожжет льдом. Онелия знала, почему она так говорит. Муж Хлои, охотник, оставил жену ради молодой эльфийки, красивой как богиня Ночница и пустоголовой как винный кувшин.

— Вы задержались, — продолжил Эрфиан. — Первый воин Вилас не хотел тебя утомлять и устраивал привалы чаще обычного?

— Не думай так! Мы сидели у костра, и он рассказывал мне легенды о богах, которым поклоняются на границах земель янтарных Жрецов. — Онелия чувствовала, как к щекам приливает кровь. — Он не похож на остальных воинов, мне интересно с ним.

Произнести вслух то, что она хотела сказать, не получилось, но первый советник пришел ей на помощь.

— Ты поцеловала его. В этом нет ничего плохого. Тебе понравилось?

Онелия так часто слышала разговоры эльфиек о встречах с молодыми воинами, узнавала так много подробностей, которыми делятся только с близкими подругами, так ждала, что, впервые поцеловав мужчину, испытает то же ощущение легкости, полета и трепещущего сердца. Девушка позволила Виласу себя обнять, и уверенный жест первого воина, до этого обнимавшего не одну женщину, показался ей неловким. Когда он ее поцеловал, она не почувствовала ничего, кроме отчуждения: тело словно сковали невидимые цепи, превратив его из податливого в деревянное, кожа стала сухой и мертвой, не отзываясь на прикосновения, а уши будто не слышали приятных слов. Онелии хотелось, чтобы этот поцелуй поскорее закончился. Она отстранилась, думая о том, что завтра вечером они устроят привал неподалеку от лесного озера, и ночное купание доставит ей удовольствие. Может быть, все девушки чувствовали то же самое, когда их впервые целовали, и он должен сделать это еще раз? Но Эрфиан часто повторял, что не стоит лгать себе, если ты знаешь правду.

Онелия знала правду.

— Зачем ты об этом спрашиваешь? Разве тебе приятно говорить со мной о других мужчинах?

— Ты говоришь как женщина. Как маленькая неопытная женщина, которая прислушалась к совету жрицы сладострастия и решила, что вызвать ревность — лучший способ пробудить чью-то любовь.

Девушка задохнулась от возмущения.

— А разве это не так?! Разве ты не за этим приводишь сюда других женщин? Ты хочешь сделать мне больно! И видят первые боги — ты в этом преуспел!

Сильные руки обняли Онелию за плечи. Она, не пытаясь вырваться, прижалась к груди Эрфиана и замерла, слушая биение его сердца. Пальцы первого советника перебирали ее волосы. Девушка вдыхала запах его кожи — он был неуловим даже в те мгновения, когда они сидели за ужином на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Запах, наводивший на мысли о дальних странствиях и знакомых не каждому целителю травах, растущих в чаще непроходимых лесов. Онелия могла бы сказать «чужой запах», но он казался самым родным в двух мирах.

— Разве тебе приятно говорить со мной о других женщинах?

Глаза Онелии до сих пор не привыкли к темноте, но она подняла голову, пытаясь разглядеть лицо Эрфиана. Его пальцы снова тронули ее щеку, нежно сжали подбородок. Еще прошлой ночью Вилас точно так же прикасался к ней, но сейчас девушка испытывала совсем другие чувства. Сердце замерло, дыхание перехватило, а мысли, до этого кружившиеся в бешеном танце, успокоились. Время остановилось, сосредоточилось в одном моменте, нестерпимо сладком и мучительном, Онелия тонула в незнакомом ощущении — смесь боли, предвкушения, страха, стыда и желания забыть про этот стыд. Разве можно испытать столько за один-единственный поцелуй?.. Руки Эрфиана развязывали шнуровку на груди ее ночного платья, а Онелия пыталась найти нужные слова. Она должна сказать ему так много!..