Литмир - Электронная Библиотека

– Король Клодас, – сказал он, – вы обещали мне правый суд и супротив меня, за обвинителей моих, и за меня, против тех, на кого я возложу вину. Я прошу у вас ответа за бывшего сенешаля Беноикского, коего обвиняю в клятвопреступлении и измене. Если он будет отпираться передо мною, я готов отстаивать это с оружием в руках, в тот день и в том месте, которые вам угодно будет указать.

Клодас испытывал тайную радость, слушая Банена.

– Алеом, – сказал он, – вы слышите, в чем вас обвиняют. Неужели я доверился предателю?

– Сир, – возразил Алеом, – я готов доказать сильнейшему рыцарю на свете, что никогда не держал против вас подлых умыслов.

Банен в ответ:

– Вот мой заклад[9]. Я докажу, что своими глазами видел измену, в которой он повинен перед своим законным сеньором.

– Так что же, сенешаль, – продолжил Клодас, – что вы намерены делать?

– Но, сир, это дело скорее ваше, чем мое. Единственное мое преступление в том, что я хорошо вам служил.

– Если вы невиновны, защищайтесь. Вы боец не менее сильный и отважный, чем Банен; правда на вашей стороне; чего же вам бояться?

И столько всего наговорил король Клодас, что пришлось сенешалю подвергнуться испытанию. Заклады были вручены королю, и, принимая их, он сказал:

– Сенешаль, я вас почитаю за рыцаря, столь же верного мне, сколь вы были верны вашему первому сеньору. Я жалую вам королевство Беноик со всеми рентами и доходами, от него зависимыми. И как только вы уличите вашего обвинителя во лжи, я приму у вас присягу. Но если вам придется уступить поле боя, королевство Беноик достанется не вам, а Банену.

Поединок состоялся через четыре дня на лугах Беноика, между Луарой и Арси. Банен утвердил свою правоту в деле об измене сенешаля, чья голова скатилась на траву, окропленную кровью. Когда он явился забирать свой заклад, Клодас принял его с почетом; ибо он, хотя и водился нередко с изменниками, никогда не питал к ним доверия. И с тем он предложил победителю честь владения королевством Беноик.

– Сир, – ответил Банен, – я оставался у вас до нынешнего дня в надежде утвердить справедливость и покарать изменника, сдавшего вам замок Треб. Слава Богу, я исполнил этот долг; ничто более не держит меня при вас. Я по-прежнему принадлежу королю Бану и в вас могу видеть только врага; присягнуть вам значит вырвать сердце из собственной груди.

– Ваше решение для меня прискорбно, – сказал Клодас, – но я вас отпущу, раз вы того желаете.

Услышав такой ответ, Банен велел подать своего коня и уехал из Треба, не дожидаясь исхода дня.

В другой ветви романа мы встречаем его при дворе короля Артура, где он берет призы на конных турнирах и на кентенах[10], удостаивается чести быть принятым в среде рыцарей Королевы, Круглого Стола и Стражей, или королевской охраны. В своих войнах с королем Клодасом, говорит романист, он добыл довольно трофеев, чтобы стать приметным лицом среди бретонских рыцарей. Но Артур, узнав, что свое имя Банен получил от короля

Беноикского, впал в глубокое и горестное раздумье; ибо это имя напоминало ему, что смерть короля Бана не отомщена. Банен, добавляет наша книга[11], «был у всех на устах и связал свое имя со множеством дивных приключений[12]; но они рассказаны в «Повести об Обычном» [13], где вернее будет о них прочесть» [14].

III

Вернемся к королю Бану, которого мы покинули, когда он с королевой, младенцем и верным слугой выезжал из малых ворот замка Треб. Они ехали целый час, пока не стало смеркаться, и так добрались до леса, по которому им предстояло дойти до рубежа королевства Ганн.

Там высилась гора, откуда взорам открывалась вся страна.

Заря угасала; Бан не мог устоять перед соблазном бросить последний взгляд на свой любимый замок. Он оставил королеву у подножия холма и верхом не без труда поднялся до вершины. Но как же больно было узреть стены в зловещих отблесках огней, разрушенные храмы, пожары, бушующие тут и там, воздух, до того раскаленный, что пламя, поднимаясь до небес, словно бы стремилось сплавить их с землей! Треб – его последняя надежда; что же ему оставалось? Молодая жена, взращенная в роскоши, а ныне доведенная до крайней нужды; та, чьи предки восходили к царю Давиду[15], будет униженно взывать к людской жалости и питать свое дитя горьким хлебом изгнания. А он, несчастный старик, некогда богатый друзьями и угодьями, почетный гость на любом пиру, как сможет он вынести столь несходную участь? И от всех этих дум сердце его преисполнилось такой горечи, что рыдания стеснили ему горло, и он без памяти упал на землю, простертый недвижимо. Когда же он пришел в себя, то промолвил:

– Ах, Господи Боже мой! Благодарю Тебя за кончину, ниспосланную мне по милости Твоей. Ты и сам претерпевал нужду и муки. Я не умел прожить в миру без великих грехов; молю, отпусти мне их. Ты, снизошедший, дабы искупить нас своею кровью, не погуби мою душу. За мои прегрешения покарай меня на этом свете, а ежели душе моей уготованы муки на том, дозволь мне все же соединиться с Тобою в день, сколь угодно близкий или далекий. Ах! Отче небесный, пожалей жену мою Элейну, из царственного рода, Твоею рукой приведенного в сие смятенное королевство; вспоминай о моем сыне, бедном слабом сиротке; ибо Ты покровитель бедных, и Тебе пристало их брать под защиту прежде всех прочих.

Вымолвив эти слова, славный король принялся бить себя в грудь, проливая слезы раскаяния; он сорвал три травинки и вложил их в рот во имя Святой Троицы; потом сердце его сжалось в последний раз, в глазах помутилось, он упал навзничь, жилы сердечные лопнули, и он испустил дух со скрещенными руками, устремленным к небу взором и головой, обращенной к Востоку.

Между тем конь, перепуганный шумом от падения короля, пустился вскачь до самого подножия горы. Королева, увидев, что он вернулся один, приказала оруженосцу, которому велено было держать в седле младенца Ланселота, принести ей дитя и пойти посмотреть, что могло задержать короля. Внезапно она услышала пронзительные вопли слуги, когда он дошел до места, где его господин был простерт бездыханный. Объятая ужасом, королева положила дитя на траву и стала взбираться на холм. Скоро она встретила оруженосца, приведшего ее к телу ее драгоценного супруга. Какое горе! Она припала к нему, разодрала на себе одежды, стала бить свое прекрасное тело и царапать лицо; и гора, и долина, и ближнее озеро – все вторило ее стонам и причитаниям.

Потом ей пришла мысль о дитяти, оставленном рядом с лошадьми: «Ах! Мой сын!» – и она, вся истерзанная, спустилась обратно к подножью горы; вот она ищет лошадей; а они отошли к озеру напиться. На берегу она видит своего сына на руках у некой девы, которая нежно жмет его к груди, целуя ему ротик и глазки.

– Милая моя, – говорит ей королева, – ради Бога, верните мне мое дитя. Довольно с него несчастий, он уже потерял отца и наследство.

На все эти речи дева не отвечала ни слова; но когда она увидела, что королева подходит ближе, она поднялась с младенцем, обернулась к озеру, сомкнула стопы и скрылась под водой.

При этой новой напасти королева устремилась в озеро следом за девой; но вовремя подоспевший слуга удержал ее силой; она упала на траву, сотрясаясь от рыданий. В этот час случилось проходить неподалеку аббатисе со свитой из двух монашек, капеллана, послушника[16] и двух стражей. Когда вопли достигли ее слуха, она повернула туда, откуда они доносились. Увидев королеву, она сказала:

вернуться

9

Перед судебным поединком рыцарь представлял сеньору материальный заклад как гарантию уплаты штрафа, к которому будет приговорен побежденный. (Прим. перев.).

вернуться

10

Кентена – столб или чучело для метания копий и дротиков. Согласно Парису, кентеной называлась также «игра копьем против вращающегося кола, на котором находился какой-нибудь военный трофей». (Прим. перев.).

вернуться

11

Рукопись 754, л. 61. (Прим. П. Париса).

вернуться

12

Фр. «aventure» в данном контексте не имеет адекватного соответствия в русском языке. Этот термин весьма характерен для рыцарских романов, где используется применительно к странствию, предпринятому рыцарем специально в поисках этих «приключений». «Приключение» – не просто любое происшествие в пути, но приличествующее рыцарю героическое деяние: битва с другим рыцарем или драконом, помощь попавшей в беду прекрасной даме и т. д. (Прим. перев.).

вернуться

13

Что это за повесть об «Обычном»? Это вопрос, решить который нелегко. Может быть, как раз нашего Банена мы находим под именем Балаана, Балахама или Балана в неизданном тексте «Мерлина», которому следовал английский переводчик пятнадцатого века, сэр Томас Мэлори. Там Балан становится Рыцарем-о-Двух-Мечах. Жертва роковых обстоятельств, он сражается со своим братом, которого узнает, лишь сразив его и получив от него столь же смертельные раны. (Прим. П. Париса). Парис тут допускает неточность: Рыцарем-о-Двух-Мечах и братоубийцей у Мэлори оказывается не Балан, а его брат Балин Свирепый. (Прим. перев.).

вернуться

14

Здесь и далее особым шрифтом выделены фрагменты, где Парис излагает эпизоды романа в виде краткого и отстраненного резюме, часто с комментариями в адрес сочинителя. (Прим. перев.).

вернуться

15

Романист производит королеву Элейну от Иосифа Аримафейского, которого он здесь путает со Св. Иосифом, супругом Пресвятой Девы. (Прим. П. Париса).

вернуться

16

«Новопринятого». (Прим. П. Париса).

2
{"b":"822353","o":1}