— Переночевать пустите? — сказал он, ставя на скамейку свою «шарманку».

Чего спрашивать-то? — приветливо улыбнулась Лидия Ивановна. — Не впервой поди... Где постелить прикажешь?

— У Мишука в светелке...

Люся притащила из чулана старый тулуп отца, одеяло, сшитое из цветных лоскутков, подушку, и Лева стал устраиваться на полу, рядом с Мишкиной кроватью.

— Известия есть хорошие, — заявил он парню, скидывая у порога сапоги.

— О чем это ты? — встрепенулся Мишка.

— Да все о твоем лучшем друге Серяпине, — ответил Лева, плотно прикрывая в комнату дверь, — По проверенным сведениям конокрад, действительно, держал язык за зубами...

— Да ну! — обрадовался Мишка,— А ты откуда знаешь?

— В искателя следов пришлось из-за тебя превратиться — усмехнулся железнодорожник и погасил свет.

—Чё смеяться-то! — обиделся Мишка. — По-серьезному ведь спрашиваю.

— Я не смеюсь... С уголовным миром встречался: дополнений там никаких нет... Может, членам своей шайки Серяпин что- нибудь и сболтнул, но это, как ты сам понимаешь нам уже не страшно.

— Понимаю, — согласился Мишка и, желая сделать Леве приятное, добавил: — Знаешь, как тебя Юрий за пуговицу для коллекции благодарил? Где ты ее хоть нашел-то?

— А что?

— Юрий толковал, дескать, пуговицы с двумя скрещенными пиками носят ныне «голубые уланы»... Раньше у них обычные были, с орлами царскими... Когда я Юрию твой подарок поднес,, он, чудак, в пляс пустился. Смешно, правда? Ну, чего молчишь. Чудак он, да?

— Погоди, Мишук, погоди! — прошептал в темноте железнодорожник — А может, наш приятель спутал пуговицу?.. Почему она обязательно уланская, а не атамановская, например?

— Чё смеяться-то! — покровительственно ответил Мишка, — Юрий на пуговицах собаку съел... Ты вот какие пуговицы носишь?

— Как какие? — спросил Лева. — С железнодорожной эмблемой: перекрещенные топор и якорь...

— А почтовики?..

— Почтовики?.. У них, кажись, на пуговицах молнии и...

— Что и?

— Забыл, Мишук.

— Вспомни хоть, какие пуговицы у воспитанников коммерческих училищ?

— Да к чему мне вспоминать?

— Как к чему?.. Ты вот только про собственные пуговицы ведаешь, а Юрий про любые... Мы с Люсей часто дивимся, откуда у Юрия столь знаний...

— Забавные вы! — рассмеялся Лева.

— Кто забавные? — не понял Мишка.

— Как кто?.. Ты, Юрий и моя сестрица Людмила Михайловна... Повзрослеть бы вам чуточку не мешало.

— А ты уж, Лева, больно взрослый! — отпарировал Мишка.

— Да не фыркай, дружище, не фыркай! — приподнялся на локте железнодорожник, — Ты вот после пятого года на свет божий появился. А меня этот год, знаешь, как ударил! На всю жизнь памятка...

Раньше Мишка даже не задумывался над тем, кто такой Люсии сродный брат, откуда он. Знал только, что работает Лева на товарной станции. Участвует в борьбе с беляками. И Мишка ему в этой борьбе по мере сил помогает. А родился Лева в Москве. Отец его был машинистом на Николаевской железной, дороге, водил поезда в самую столицу Российского государства Санкт-Петербург, по-нынешнему Петроград.

В декабре пятого года паровоз его хотели прицепить к эшелону лейб-гвардии Семеновского полка, который царь экстренно направил в Москву на подавление вооруженного восстания. Но машинист Похлебаев вывел из строя рычаги управления. Каким-то чудом он спасся в тот момент от расстрела, успел скрыться. Когда же семеновцы разгромили баррикады Пресни, вместе с машинистом Ухтомским, Похлебаев благополучно вывез многих дружинников... Потом и его, и Ухтомского выследили...

Левина мать, узнав о гибели мужа, заболела и через несколько дней умерла. Дети угодили в какой-то церковный приют. Но, когда их разыскали родственники с Урала, остался в живых только старший.

— Осиротил, видишь, меня пятый год, — со вздохом закончил Лева. — И как подрос, как все узнал, поклялся я в память о родителях продолжить то, что народ в том году начал... Вот и все мое жизнеописание. Интересно?

— Интересно! — протянул Мишка, — Значит, ты бобыль как и я?

— Значит, как и ты, — ответил Лева, натягивая одеяло — Давай-ка спать!..

А наутро, когда Мишка проснулся, Левы уже не было. Не пришел он и вечером, и на следующий день. По городу же вскоре поползли слухи, что открытая недавно фотография по улице Водочной осталась без хозяина. Стоустая молва разнесла вести, будто ее владельца некоего Маре-Расковалова, а за компанию с ним еще каких-то неизвестных схватили «голубые уланы» Мишке обо всем рассказала Люся.

«Не попался бы и Лева в уланские лапы!» — подумал парень, но тут же отогнал от себя эту страшную мысль.

XXI. ИЗВЕСТНА ЛИ ВАМ ЭТА ЖЕНЩИНА?

Маре-Расковалов приехал в город где-то в начале зимы. Документы его не вызвали в комендатуре никаких подозрений, когда их обладатель попросил разрешения на открытие фотографии. А вывеска, появившаяся на улице Водочной, где значилось, что И. Т. Маре-Расковалов — ученик собственного фотографа императора и самодержца всероссийского Николая Второго, сразу же привлекла к нему массу клиентов, особенно офицеров. Каждому лестно было сняться на память у именитого мастера.

Но лишь Корытко и несколько товарищей знали истинное лицо «ученика». Маре-Расковалов был послан на Урал из Омска чтобы установить более тесную связь между сибирскими и местными подпольными организациями. Однако его фотография пригодилась и для другой цели.

После Нового года в Разгуляевском дворце разместился штаб Сибирской армии Колчака со всеми службами и вспомогательными учреждениями. Маре-Расковалов имел привычку заносить сведения об «уважаемых гостях» в специальную конторскую книгу да еще под порядковым номером. Вдруг через двадцать-тридцать лет, — пояснял он, — бывшему клиенту экстренно потребуется негатив (всякое ведь случается). Попробуй отыщи его тогда без аккуратных записей. И благодаря конторской книге подпольщики знали о многих отделах штаба Сибирской армии, их структуре, о воинских частях, прибывающих в город, о новых формированиях. Все эти факты при первой же возможности в зашифрованном виде переправлялись через линию фронта. И самое главное, что пометки, которые делал Маре-Расковалов, не вызывали никаких подозрений. Кому придет в голову плохо думать об ученике лейб-фотографа Николая Второго! Да, кроме того, все солидные фотохудожники с незапамятных времен вели регистрационные записи.

Леве Похлебаеву часто приходилось бывать в ателье Маре-Расковалова. Ему Корытко поручил просматривать конторскую книгу и запоминать особо важное. Лева хорошо знал город и его окрестности и быстро ориентировался в адресах...

Как-то в поезде, идущем в сторону Перми, патруль «голубых улан», проверявший документы, задержал молодую пассажирку. И когда старший патруля в отдельном купе начал обыскивать ее, то в толстой длинной косе обнаружили искусно спрятанную папиросную бумагу с непонятными знаками. По распоряжению командира уланского полка, бумага была отослана в шифровальный отдел штаба Сибирской армии, и там выяснилось, что арестованная имела данные о тяжелых артдивизионах.

Женщина умерла под пытками, но уланы так ничего и не смогли добиться от нее. И вот тут-то Прохор Побирский обратил внимание на фотокарточку умершей, найденную в кармане жакета. На обратной стороне карточки стоял штамп ателье Маре-Расковалова.

Обрадованный Прохор бросился к командиру полка.

— Господин полковник! Выяснить личность этой особы не представляет, по-моему, большого труда. А установив, кто она, мы легко...

— Не городите чепухи! — перебил подпоручика полковник. — Вы с живой-то не справились, а с мертвой что взять. Мертвые, к сожалению, молчат.

Но Прохор напомнил ему о записях Маре-Расковалова

— Вот как!— задумался полковник, — Значит, у этого фотографа есть адреса всех его клиентов?.. Побирский! С богом!.. Не теряйте ни секунды!