До сквера добрались без происшествий, только мне казалось, все прохожие смотрят на нас чересчур пристально. Разве мы выделяемся из толпы? Айза улыбалась и высоко держала подбородок с точкой румян, а я наклоняла голову и облизывала губы, чтобы стереть помаду.

На стоянке перед банком действительно было много больших блестящих машин, но войти в здание нам так и не удалось, потому что сзади раздался возмущенный окрик:

– Безобразие! Не успела вылететь из гнезда, уже перышки распушила. Айсу! Стой! Я кому сказал – остановись сейчас же.

Подруга моя вздрогнула и сорвала с шеи платок, чтобы поспешно спрятать распущенные по плечам волосы.

– Кто это? – успела спросить я.

– Отец! Приехал на неделю раньше. Ой, что сейчас будет… Заступись за меня, не бросай одну.

Приняв самый покорный вид, мы подошли к джипу, припаркованному в тени акаций. Возле него, уперев кулаки в бока, стоял смуглый полноватый мужчина с черной бородкой. Не обращая на меня внимания, он немедленно напустился на Айзу.

– Ты рвалась в Гуричан, чтобы разгуливать по улицам с голым пупком? Специально напялила узкие штаны, чтобы каждый мужчина мог разглядеть твою толстую задницу? Размалевалась, как последняя шлюха… Стыд и позор!

Я выждала короткую паузу в потоке ругани и попыталась защитить подругу.

– Это моя вина, я одолжила одежду. Мы живем в одной комнате общежития и делимся вещами.

Отец Айзы смерил меня испытующим взглядом. Презрительно поцокал языком.

– Значит, дочь мою ты вырядила как доступную девку, а из себя скромницу строишь? Мать порядку не научила?

– Не надо кричать на Мариам. У нее нет ни отца ни матери, она бедная сирота, сама сшила эти брюки из старых штор, а я только разок примерила и поленилась снять, когда мы вышли за хлебом. Мариам моя лучшая подруга, – горячо прошептала Айза, без страха надвигаясь на сурового родителя.

Двери джипа распахнулись, оказывается, там сидел еще один человек, незаметный прежде за тонированным стеклом. Неужели тот самый загадочный родственник – палестинец? Он был в темных очках, аккуратно подстрижен и выбрит. И голос его журчал как река в равнине.

– Малышка Айза так выросла! Не видел ее два года, а теперь узнать не могу. Красавицей стала. Ее бы прятать за семью замками, а ты в город отпустил. Эх, Зуфри, где ум потерял?

– Дядя Шадар! – взвизгнула Айза, бросившись к мужчине в очках.

Но обнять не посмела, а лишь пожала протянутую руку. Тот добродушно что-то проворчал в ответ, а потом посмотрел на меня поверх ее склонившейся головы.

Я облегченно выдохнула и вежливо улыбнулась. Теперь у подруги есть защитник, не понадобится моя помощь. Но про банк, конечно, придется забыть, Айзе надо встретить гостей, наверно, они ее с собой увезут. А мне осталось еще раз извиниться и отправиться назад пешком. Строгий Зуфри вряд ли захочет подвезти…

– Что стоишь, как чужая, Мариам? – вдруг обратился ко мне Шадар. – Садись с нами.

– Благодарю! Я планировала купить хлеб и чай по пути.

Зуфри недовольно пробормотал:

– Мы уже были в магазине, собирались к вам с подарками. А теперь хоть плетку бери ради этой непутевой кобылицы!

– Не стоит учить детей прилюдно, друг. Прежде Айза тебя слушалась, я уверен, и сейчас все поймет, – мягко убеждал Шадар.

Немного поколебавшись, я присела на заднее сидение, потому что Айза разместилась на переднем, рядом с отцом.

Дорога до общежития заняла меньше семи минут, я была рада маленькому приключению, но беспокоилась о том, что будет, когда войдем в комнату. Зуфри мог строго наказать Айзу, и мне придется выслушать немало упреков. И в то же время я чувствовала досаду, зачем она назвала меня сиротой, да еще и бедной… Не может язык держать за зубами, болтушка!

– О чем ты грустишь? – тихо спросил Шадар, а я стеснялась посмотреть на него прямо и не сразу ответила.

Он был старше меня, но не такой пожилой, как отец Айзы. От него исходила спокойная уверенность. Он знал себе цену. Всего несколько слов вкрадчивым, бархатистым голосом усмирили сердитого Зуфри. Недаром подруга назвала его уважаемым человеком.

– Так о чем ты грустишь, Мариам?

– Мне жаль, если отец моей подруги решит, будто я учу ее плохому.

Господин Шадар рассмеялся.

– Я давно знаю Айзу, она не похожа на овечку, которая пойдет за любым пастухом.

– Только туда, куда позовет сердце… – вздохнула я.

– А твое сердце куда зовет?

Я поняла, что он из вежливости поддерживает беседу и кратко ответила, что хотела бы закончить учебу и работать в начальной школе.

– Родные поддерживают тебя? – спросил Шадар.

– Да…

– Неправда! – вскричала Айза. – Тетка прогнала ее из дому, чтобы старый муж не ослеп, глядя на такую красоту.

– Больше не буду тебе ничего рассказывать! – с обидой бросила я, чувствуя, как лицо заливает краска.

Меня охватило возмущение, Айза совсем не имеет такта. Быстро же прошла ее робость перед грозным отцом… Черный джип остановился у крыльца общежития, и Зуфри извиняющимся тоном обратился к господину Шадару:

– Я отнесу девочкам подарки и сразу вернусь. Знаю, тебя ждут дела.

– Я не спешу. Вместе отнесем. Хочу посмотреть, как устроилась твоя дочь, – предложил Шадар и тогда Зуфри впервые бросил на меня долгий, изучающий взгляд, будто именно во мне крылась причина того, что почтенный занятой человек собирается подняться по разбитому крыльцу старой общаги.

К тому времени, как мы вошли в комнату, Айза окончательно успокоилась и даже не думала переодеваться, только накинула на себя халат поверх кофточки и туго завязала пояс. Отец открыто любовался ее порывистыми движениями и быстрой, веселой речью.

– Успокой мое сердце, скажи, как приняли тебя в училище.

– Было трудно поначалу, но Мариам помогает мне делать конспекты и объясняет трудные темы. Смотрите, сколько у нее книг!

Айза бесцеремонно приподняла край покрывала с моей кровати и тут же прокомментировала кипу учебников, которые я натаскала из чулана во время летнего ремонта.

– Наша Мариам очень умная – это сразу видно. Я сплю на коробках с яблоками, а у нее под матрасом вся мировая педагогика собрана с историей вместе.

Зуфри недоверчиво покачал головой и подошел к моей тумбочке, где лежала толстая книга Священного писания.

– Если прилежно читает Дарам, значит, не совсем заблудшая душа. Зачем же ты позволяешь чужим людям на улице себя разглядывать?

Я села на кровать и бережно коснулась синего переплета.

– Здесь не сказано, что женщине нужно прятать лицо.

– Там, откуда я родом, были другие обычаи… – с оттенком сожаления пробормотал Зуфри, оглядываясь на Шадара. – Многие хотят принести их и в этот благодатный край. На все воля Всевышнего.

Шадар молчал, рассеянно прикусив зубами дужку солнцезащитных очков, и я украдкой заметила, что глаза у него разного цвета. Один темный, другой светлее и, кажется, отдает зеленью. Нехорошие глаза, сказала бы тетя Хуса. Злые глаза. Опасные.

Айза убежала на кухню и там начала разбирать гостинцы, вслух восторженно обсуждая содержимое каждого пакета, пока отец ее с гордостью демонстрировал дары собственного сада.

– Нигде больше не найдешь таких сочных груш! А сколько приправ мы заготовили, сколько сварили алычи…

Меня тоже пригласили к столу, но я отказалась и хотела уйти в свой уголок, решив, что родным нужно обсудить личные новости. Шадар не отпустил.

– Останься с нами, Мариам.

Тогда я предложила разогреть суп и накормить гостей горячим обедом.

– Я не голоден. Мы заехали в чайхану при дороге. Правда, плов был суховат, зато манты хороши, – ответил Зуфри, поглаживая круглый живот.

Айза обхватила отца за плечи и нежно поцеловала в левую залысину надо лбом. Подлизывается, баловница… Видно, что он не может долго сердится на любимую дочку.

А вот Шадар неожиданно согласился попробовать угощения.

– Ты сама варила суп, Мариам? Налей-ка мне… и себе тоже.