Наутро озеро, прозванное Зеркальным было покинуто всеми птицами. Лишь легкие Ару-хан плавали по поверхности воды мёртвым лебедем.

Ночи в степи особенные. Небо – тёмно-синий бархат, а на нём россыпь алмазов. Под бархатом жёлтое разнотравье, а вдали пашни, где набирает силу золото хлебов. Бахчевые поля благоухают вызревающими дынями, наполняя ночной воздух медовым ароматом, подмешанным к терпкости трав.

Ребята шли, подсвечивая себе путь фонариками. Время приближалось к полуночи.

– Влетит нам, – беспокоился Амир.

– Чего ты-то переживаешь? – удился Саня. – Твой дед – мировой мужик. Он нас даже спалил за курением и сделал вид, будто не увидел.

– Он и так не увидел,– заметил Ваня. – У него катаракта на обоих глазах!

– Ага, – съехидничал Саня. – Когда мы у гуся яйцо спёрли он хорошо разглядел. Забыл, как он нам грозился задницы надрать?

– У гуся? – Ваня шел первым и обернулся через плечо.

– Ну у гусыни, – фыркнул Саня. – Велика разница, тебе лишь бы придраться!

За разговорами мальчишки добрались до посёлка. Он уже спал и лишь в двух домах горели окошки – ждали ребят. Простившись на околице пацаны отправились восвояси. Амир старался тихо ступать по двору. Коза Настя свернувшись калачиком спала в сенях, на ней сунув голову под крыло дремал петушок Султан. Пройти незамеченным мимо живого будильника не удалось. Половица предательски скрипнула, и петух пёстрым пернатым шаром бросился на мальчика. Он кричал и метил шпорами в глаза Амиру, благо вовремя подоспел Канат-ата. Он стукнул петуха палкой и тот унёсся в сарай, теряя на ходу зелёные хвостовые перья. Настя лишь зевнула и, недовольно мекнув, продолжила спать.

– Цел? – спросил дедушка.

– Да, всё в порядке, – ответил Амир и вошел в дом.

Канат-ата усадил внука за стол, не смотря на отказы мальчика, налил ему миску борща, что приготовила Надия-тате и стал расспрашивать:

– Ну что, как прошел день?

– Спасибо, дедушка, хорошо.

– Где были?

Амир решил не раскрывать тайны близнецов и всего лишь рассказал, как они рыбачили.

– Много наловили? – с недоверием спросил дед.

– Знаете, совсем не было клёва,– пожал плечами Амир.

После ужина мальчика потянуло в сон и пожелав старику доброй ночи, Амир улёгся на раскладушку. Он завернулся в одеяло с головой и всю ночь видел во сне луноликую дыньку.

Утром Амир сидел на крыльце и играл в паззл на телефоне. Наказанный дедом Султан прохаживался по двору со своим гаремом и искоса поглядывал на мальчика янтарными глазёнками. Он находил на песке выпавшие ночью хвостовые перья, подходил к ним, наклонялся и долго-долго глядел на потерянное украшение. Затем кудахтал возмущенно, высоко задирал голову и уходил в тень ни то уязвлённый, ни то загордившийся.

Дверь из дому скрипнула и через мгновенье на крылечко рядом с Амиром опустился дед. Он был одет в белый льняной комплект и красивую белую тюбетейку с золотой вышивкой.

– Пойдёшь со мной? – спросил он, глядя в экран телефона.

– Куда? – Амир тут же выключил игру.

– Вчера у Надежды верблюдица окотилась, – Канат-ата медленно поднялся и протянул мальчику новую шелковую шапочку из синего бархата. – Доение…

Амир с дедушкой вошли в калитку двора Надия-тате. Тут уже собрались около десятка пожилых мужчин и женщин. Все в традиционной казахской одежде. Женщины в красивых расшитых золотом камзолах и платках на головах, а под камзолами виднелись лёгкие длинные платья, мужчины в белых, бежевых и голубых костюмах у всех на головах колпак или тюбетейка. Близнецы сидели на деревянной лавке у амбара сложив руки на груди. На них тоже были тюбетейки. Амир подошел к друзьям и пожав им руки уселся на лавку.

– Праздник да? – осведомился Амир.

– Ага,– фыркнул Саня. – Нас даже на пруд не отпустили. Вон, старичьё со всего колхоза притопало. Ещё и с соседнего посёлка на грузовике приехали. Мы всё утро баурсаки жарили и мясо варили.

– Ты тише будь,– ткнул брата в бок локтем Ваня. – Это же традиция…и не «старичьё» а пожилые люди.

– Хрен редьки не слаще,– Саня отвернулся.

Тётя Надя вышла из дому. Она бала одела в красивое сиреневое платье поверх которого надела желтый жилет с национальными узорами. Голову она покрыла бежевым платком, окантованным золотыми кистями. В руках Надия-тате несла керамическую глубокую миску, больше похожую на салатник.

Ребята увидели, как Канат-ата двинулся навстречу тёте Наде. Они вместе вошли в Амбар, а следом и все гости.

– Чего это они? – шепотом спросил Амир у близнецов.

–Первое доение,– ответили те хором, но только с разными интонациями: Саня-пренебрежительно, а Ваня с ноткой некоей торжественности.

В амбаре было не протолкнуться, и Ваня поманил рукой Амира на сеновал, с которого можно было увидеть, что происходит в амбаре. Саня так и остался сидеть на лавке, ковыряя носком сандалии песок.

Пацаны улеглись животами на терпко пахнущем сене и стали глядеть на происходящее внутри амбара через битые стёкла окошка под самым потолком.

Дедушка читал молитву, сложив перед собой чашей ладони, все присутствующие последовав его примеру сложили ладони и внимательно слушали. Бурая одногорбая верблюдица с любопытством глядела на собравшихся, оттесняя к стене маленького белого верблюжонка. Малыш был размером с телёнка, нетвёрдо стоял на тоненьких ногах и удивлённо выглядывал из-под материнского живота. Помолившись, дедушка принял у тёти Нади эмалированный желтый ковш с вишенками на бортах и зажёг внутри него неприятно пахнущую траву. Из посуды густо задымило. Дедушка поднёс ковшик к лицу, что-то пробормотал в жирный жёлто-зелёный, как от махорки дым и стал окуривать помещение. Тётя Надя поднесла детский пластиково-железный стульчик с оторванной спинкой к верблюдице, поставила на него голубое пятилитровое ведро, затем подтолкнула ведро со стулом под вымя верблюдице и запустила руки животному в область паха.

Все замерли. Надия-тате орудовала сосками верблюдицы несколько минут и с каждой секундой становилась всё мрачнее. Она уступила место у вымени Канат-ата, тот отставив ковш в сторону тоже запустил руки под живот верблюдице, от чего та грозно заурчала и набрала полный рот слюны.

– Молока нет,– испуганно шепнул Ваня.

– Это как? Малыш выпил?

– Нет, Бабнадя говорила, что позовёт твоего деда потому, что верблюжонок не может рассосать вымя.

– А Канат-ата ветеринар что ли? – удивлённо прошептал Амир.

– Чего? – повысил голос Ваня и выпучил глаза.

Он хотел сказать ещё что-то, но Надия-тате увидела смотрящих в окошко пацанов и тут же согнала их с сеновала.

*

Амир и близнецы наблюдали за тем, как уходят со двора тёти Нади задумчивые гости. Застолья не было. Приглашенные взяли угощение с собой в газетках, полиэтиленовых пакетиках и молча разошлись по домам. Надия-тате принесла из дому соску для телят, наполнила её коровьим молоком и теперь поила верблюжонка расстроенная и мрачная.

Дедушка ушел первым. Он пронёсся мимо Амира с перекошенным злобой лицом и хлопнул калиткой.

– Заночует видимо у нас сегодня, – кивнул на Канат-ата Ваня.

– Мда –уж,– протянул Саня. – Опять всю ночь слушать как он завывает… Помнишь, как тогда, когда овцы стали дохлых ягнят рожать?

Он посмотрел на брата, но наткнулся на взгляд Амира.

– Чего? – буркнул Саня.

– Я чего-то не понимаю,– Амир смотрел то на одного близнеца, то на другого. – Мой дедушка… он кто?

Сегодня было жарче, чем вчера. Пацаны сидели под кустом у котловины и млели от жары. От домов слышался жалобный рык мамочки-верблюдицы и кукареканье Султана.

– Так вы расскажете? – Амир маялся от неизвестности.

– Ну чего ты пристал, – вяло ответил лежащий на циновке Саня.