Пришлось согласно кивнуть головой под острым взглядом немца. «Только бы остаться в этом аду живым, лишь бы выжить. А потом будет видно», — билась пугливая мысль. Офицер довольно улыбнулся и проговорил: «Мы давно знали, что ты ненавидишь Советы». После этого тщательно записал рассказ пленного о своей прошлой жизни: где родился, живы ли отец и мать. Заставил подписать какую-то бумагу. В заключение сказал: «Мы верим, что ты готов служить нашему фюреру, поэтому направляем в специальную разведшколу. Там пройдешь окончательную проверку и будешь вскоре заброшен для работы в глубокий тыл русских. Жизнь твоя будет зависеть от разумного служения нам. У нас очень длинные руки, в случае чего достанем и там».

Таким образом он оказался в секретной разведшколе, расположенной недалеко от фронта. Через пару месяцев ускоренной подготовки, пришло время заброски в советский тыл. Они вылетели в непроглядную темную ночь на транспортном самолете и были выброшены на парашютах. Летчик ошибся, или просто не долетел до места, боясь рассвета и русских истребителей, диверсант упал в болото и начал тонуть. Выручили стропы парашюта, зацепившиеся за кочки и кусты, только благодаря им вырвал тело из засасывающей грязи и с трудом выполз к берегу. Среди ночи слышал какой-то крик с середины болота, но вскоре он стих. Долго искал напарника, а когда рассвело, то увидел его парашют далеко от берега в самой пучине топи. Стало ясно, что напарник утонул и ждать его нет смысла. Накатил противный страх, он суетливо собрал свой парашют и утопил его в болоте. Боясь, что по парашюту напарника его обнаружат, дернул бегом вдоль берега. Вскоре наткнулся на зависший контейнер с вещами и рацией, который сам выбросил из самолета. Взял из него вещмешок с деньгами и документами, но больше ничего трогать не стал. Если найдут, пусть думают, что диверсант был один. Долго бежал по лесу, путая следы. Вскоре успокоился, не чувствуя погони. Переоделся в старенькую военную форму из вещмешка, избавился от всего лишнего кроме денег и выбрался на дорогу. До ближайшей станции ехал на попутке, совершенно не думая о городе, куда должен был явиться по заданию абвера. Пересаживаясь с одного эшелона на другой, предъявляя в случае проверки документы из госпиталя о демобилизации по хитрой болезни, он уезжал все дальше от фронта и растворился бесследно в огромной Сибири. Вот так он оказался в холодном и забытом богом Сурумане... Документы его были настолько надежно сработаны умельцами из абвера, что ни разу не вызвали и тени подозрений. Без хлопот устроился на работу. На первых порах подмывало явиться к чекистам и рассказать о себе, покаяться. Пусть дадут срок, но вокруг были лагеря, и он знал, что можно схлопотать «вышку», если за простой плен давали десять лет. Бывшие «хозяева» его так и не нашли, чекисты не интересовались его прошлым, так и жил потихоньку в постоянном ожидании и страхе.

Со временем освоился и стал знакомиться с людьми, которые добывали в этих краях золото. Не с теми, кто вкалывал на прииске, а с торгующими металлом потихоньку. Вскоре вышел на «хищников», пропадавших летом в тайге на промысле, и стал покупать у них золото. Стоило оно дешево, а денег от немцев привез много... После войны этих вольных старателей быстро отловили и пересажали, но один из них, самый удачливый и надежный, еще долго таскал золотишко и продавал, пока тоже не попал в засаду. Но скупщика не выдал, за такие дела и в лагере можно найти смерть — у больших денег длинные руки. Так где-то и пропал безвестно этот старатель. В начале пятидесятых годов тайная спекуляция золотом принесла хорошие барыши. Часть золота он продал втридорога залетному скупщику-зубнику — и нет бы угомониться, но жадность ненасытная толкала на все новые «золотые» дела. Ничего не покупал, ходил в старенькой одежонке, некуда было тратить свое богатство, но вновь и вновь отыскивал «хищников», вернее их жалкие остатки после бесконтрольного старания во время войны. В конце концов стал сам формировать и направлять в нужное дело таких людей. Приглядывался к пьяницам и освободившимся из тюрьмы, одалживал им деньги, щедро угощая выпивкой, а потом незаметно втягивал в запретную добычу золота. Сначала платил щедро и развращал деньгами, шальными заработками этих недотеп, но потом так жестко «закручивал гайки», что старались они и голодовали в тайге почти задарма, денег получали только на месяц хорошей пьянки. Позже у него был надежный бич по кличке Сундук, который смылся на материк и пропал насовсем. Не очень-то верилось, что Сундук «завязал» и убежал, это был трусливый и бесхребетный алкаш, который на материке пропадет от голода, за пьянку никто его не станет держать на работе. Тот Пашкаренко, что притащил продавать металл и возмущался, что мало получил за него денег, очень не понравился... Наглый и злой, мог он запросто пристукнуть Сундука в тайге. Пашкаренко был очень возбужден, сразу же исчез из Сурумана...

Не спалось. Он опять подошел к окну и приоткрыл занавеску. За окном бесшумно и густо валил снег. Это надолго. Ему пришла мысль, что снег, как и время, скрывает всю грязь, ямы и колеи. Время тоже невидимым покрывалом гасит былое, все тает в радужной дымке прошлого... Оно, словно этот чистый снег, укрыло его участие в войне, плен, лощеного офицера абвера, разведшколу и многое другое, во что иной раз даже не верится, словно и не его это была судьба. А она и не была его судьбой с тех далеких лет, когда взял в руки документы и прочел свое новое имя: «Арташес Маркосян». Долго к нему привыкал и свыкся, вжился, влез в чужую шкуру накрепко. Видимо, с этим именем безвестного земляка и придется помирать. Кому он теперь нужен, когда снег Времени скрыл все следы...

Но как он жестоко ошибся... Пашкаренко, доставленный из Челябинска этапом в следственный изолятор якутской тюрьмы, был храбрым только на первом допросе, городил чушь в надежде запутать следствие. Припертый неопровержимыми доказательствами, все выложил до мельчайших деталей, в надежде миновать «вышку». На второй день подробно рассказал, а потом сам написал, что золото продал армянину по кличке Каменный Глухарь, четко описал его дом и указал адрес в Сурумане. Истинно: «Сколь веревочке не виться...» Сразу же установили, кто таков Каменный Глухарь. Им оказался Арташес Маркосян, живущий с самой войны в Сурумане, работавший многие годы сварщиком на стройке, вышедший на пенсию.

Захар Эленев не стал торопить события. Прежде всего он изучил документы, по которым Глухарь устраивался на работу в далекие годы войны и послал на их основании запросы в архивы Министерства обороны. После того, как пришел ответ, что в указанной части Маркосян не числился, Эленев подключил к следствию Комитет госбезопасности. Совместно быстро выяснили через центральные архивы, что Арташес Маркосян в 1942 году обучался в разведшколе абвера на оккупированной территории, архивы этой школы удалось захватить нашей разведке. Поисками его после войны не занимались только потому, что в немецких документах была отметка: «погиб при заброске». Доверились ей. Вскоре доставили фотографию того Маркосяна и сравнили с Каменным Глухарем. Сходство не вызывало сомнений. Кроме этого, сотрудники КГБ провели экспертизу документов, которые сдал мнимый «раненый фронтовик» при устройстве на работу. Они оказались умело сфабрикованными. Шила в мешке не утаишь... Столько лет скрывался, и все же выявилось настоящее лицо... Вряд ли догадывался успокоившийся за многие годы выпускник школы абвера, что над его головой собираются тучи...

Захар Эленев прилетел в Суруман вместе с сотрудником КГБ, теперь дело вышло за рамки уголовного. Туда же привезли под конвоем Пашкаренко для следственного эксперимента, он должен был показать на местности, где и как убил Сундука. Они получили у местного прокурора санкцию на арест и обыск дома Маркосяна, прихватили двух милиционеров, сдавших Пашкаренко в следственный изолятор, и взяли с собой майора милиции из городского управления. Все вместе подъехали к высокому забору, окружающему дом Каменного Глухаря. Эленев нажал кнопку электрического звонка у тесовых ворот трехметровой высоты.