— Капитолина Семеновна, мы делаем все возможное, чтобы найти убийцу вашей сестры.

— Да-а?! — вопросительно и удивленно воскликнула Капитолина. — И что... есть люди, которые попали под подозрение?

— Есть.

— Кто же, если не секрет?

— Секрет... Пока не могу сказать, идет следствие.

— Ах, да... понимаю. А тот бичара Давыдов? Вообще-то, я пришла пожаловаться на него. Оградите меня от его опеки, пожалуйста. Недавно заявился ко мне домой... я его жутко боюсь! Моя женская интуиция подсказывает, что Давыдов обязательно замешан в убийстве сестры. Наверняка у него есть дружки-уголовники. А вдруг он и меня... — Капитолина всплакнула, вынула платочек из сумочки и стала вытирать расплывшуюся на щеках краску.

— Не бойтесь. Я говорил с Давыдовым на той неделе. Знаю и о том, что он приходил к вам в дом. Он четко вспомнил, как проводил Гелену до автобуса и приходил, чтобы рассказать об этом.

— Рассказать?! Еще чего! — ядовито усмехнулась она. Куда делось ее кокетство и улыбка. — Смотрите, если что случится...

Эленев не стал отвечать на ее предостережение, повернулся к пишущей машинке и стал печатать документ. Не отрываясь от работы и давая понять, что разговор окончен по причине занятости, он мимоходом обронил:

— Кстати, а случайно не знаете знакомого своей сестры, у которого имя или фамилия начиналась бы с буквы «С»? — он продолжал стучать по клавишам машинки до конца строки, а когда поднял взгляд на гостью, то заметил, что Капитолина разительно переменилась в лице. «Возможно, показалось?» — засомневался он и еще внимательнее стал смотреть на нее.

— Не-ет, не знаю... нет, — проговорила она почти шепотом, голос тоже выдавал смятение.

— Да ладно, не старайтесь вспомнить. Я просто так сказал, — опустил он глаза к машинке и снова стал печатать.

— Ну ладно, Захар Захарович, я пошла, — услышал ее смятый голос, — я вижу, что у тебя для знакомых нет совсем времени...

— До встречи... — сухо попрощался Эленев и еще раз с интересом оглядел незваную гостью, скрывшуюся за дверью. У нее даже походка из вальяжной и вызывающей стала стремительной. Капитолина словно убегала из кабинета.

Эленев задумался: «Действительно ли она изменилась в лице, когда услышала вопрос о «С»? Или ему показалось? К сожалению, отвлекся на машинку, печатая. Только мельком увидел ее лицо. В любом случае этот вопрос ее неприятно поразил. Явно, она что-то утаивает... Почему же она не желает помочь найти побыстрее убийцу своей сестры?»

— Захар, сын наш уснул. Может быть, пойдем прогуляемся? — прервал его размышления голос жены.

— Ладно, идем, — Эленев торопливо оделся. Прогулка перед сном стала в их семье традицией.

Над городом низко стелились темные тучи. Видимо, они принесли оттепель, сорят мелкими снежинками. Под ногами поскрипывает снег, тускло светят огни фонарей. Захар с женой пошли в сторону Зеленого Луга, в непроглядную тьму спящей под снегом и льдом долины Лены. Здесь воздух по-особому чист и свеж. Взявшись за руки, они побежали под горку своей тропинкой. Марианна смеялась и вскрикивала, боясь упасть. Они долго пробирались все дальше от города к своему заветному стогу, обнесенному изгородью из жердей. Захар вытянул из него пучок сена и с наслаждением вдохнул запах увядшей травы. Снова на память пришло детство, как работал с отцом на сенокосе, и опять подкралась грусть... Для якута, выросшего на природе, сенокос — великая отрада и радость. Незабываемое и прекрасное время, которое помнится потом всю зиму. Какое это наслаждение косить, сгребать подсохшую траву в самую жару и копнить на закате, среди колкой стерни чистого луга. Приятно видеть плоды своего труда — копны. Но сенокос связан у Эленева со страшной трагедией, потерей отца... Сейчас, вдыхая аромат слежавшегося сена, он опять вспомнил тот сенокос, ему казалось, что эту траву косил отец. Кто были его убийцы? Мысли его вдруг перескочили в сегодняшний день, вернулись к загадочной букве «С». Кто же это такой? Кто?! Надо обязательно выяснить...

— Заха-ар, этим летом поедем в район, на твою родину. Не надо ехать на юг, — неожиданно проговорила Марианна, вспомнив свой родной алас.

Они еще ни разу не отдыхали на юге семьей. Собирались каждое лето взять путевки, но разные обстоятельства мешали воплощению мечты.

— Конечно, обязательно, — машинально проговорил Эленев, — из его головы не уходила мучительная мысль о букве «С». — Летом будем отдыхать на нашей родине, у нас не хуже...

Пожилой, сутулый и мрачноватый человек слонялся по своей рубленой из лиственницы избе. Разобрал постель и приготовился ко сну, но опять встал и обошел комнаты, заглянул во все углы, тревожно прислушиваясь. Стояла могильная тишина глубокой ночи. Даже собаки не лаяли в поселке, схоронившись от мороза. Человек испытывал это нервозное беспокойство уже более сорока лет. Страх сделал его молчаливым и угрюмым, принудил сторониться людей, жить бобылем в этой занесенной снегом избе, вдали от родных мест... Боится встречи с родными и давними знакомыми... Несколько раз думал пойти к властям с повинной, дать о себе знать на родину, но годы шли, и это желание уже не появлялось вовсе. Жил на окраине Сурумана отшельником, нашел себе такое занятие, которое поглощало все время и мысли, затянуло и закрутило. А теперь уж и до конца жизни осталось немного. Зачем знать людям, кто он такой. Никому не ведома его жгучая тайна, с божьей помощью уж доживет с нею остаток дней. На его благодатной и теплой родине вряд ли остались в живых родственники, кроме родного младшего брата... Где он сейчас, может быть, и его уже нет на белом свете? Свои и чужие давно потеряли его следы на земле, а теперь кто станет искать давних агентов абвера? Споткнулся он в самый решительный момент, если бы не этот неверный шаг, жил бы припеваючи за границей без страха... В любой стране, кроме этой...

Чтобы отогнать навязчивые мысли, одолевающие его каждый день, он рывком поднялся с кровати и опять стал ходить по дому. Почудилось, что кто-то мягко стукнул в окно. Он осторожно приподнял занавеску и присмотрелся. В свете фонаря густо валил снег, все померкло в белой пелене.

Была такая же непогодь, когда он попал в плен. Только моросил мелкий и нудный дождь, непролазная грязь хлюпала под ногами... Около двадцати человек бойцов выбирались из окружения по старым дорогам сквозь дремучий и мрачный лес. Командовал молоденький лейтенант, недавно окончивший краткосрочные курсы и сразу же попавший в пекло боев. Он убеждал их своим еще мальчишеским тенорком, что скоро они минуют линию фронта и попадут к своим. Шли безостановочно ночь и день, а лесам не было конца. Неопытный командир вряд ли знал точное направление, отдавая противоречивые приказы, и они кружили, бросались то в одну сторону, то в другую. Никто не умел ориентироваться. Голодные и усталые, боясь развести костер и согреть кипятку, повалились они кулями на хвою под ели в один из вечеров и уснули мертвым сном. Лейтенант направил четверых людей в караул и тоже уснул. Заснул и караул. Немцы разбудили всех грубыми пинками коротких сапог, предварительно собрав оружие. Только лейтенантик спросонья лапнул на себе кобуру и успел вынуть пистолет, но тут же скрючился от автоматной очереди.

Потом был лагерь военнопленных. Однажды в бараке к нему привязался с расспросами сосед по нарам, назвавшийся Коноплевым. Назойливость и чрезмерное любопытство насторожило. Сказал ему, что не нравится советская власть и готов служить немцам. На горьком опыте он знал, что многие, открыто ругавшие фашистов и верящие в победу Красной Армии, тут же исчезали из барака и пропадали бесследно. Их расстреливали. В среду военнопленных были внедрены провокаторы. Однажды утром его вызвали. Сердце от страха и неожиданности так колотилось, что готово было выскочить из груди, когда его завели в комендатуру. В кабинете присутствовал еще и немецкий офицер, который свободно говорил по-русски. Без особых вступлений и расспросов, офицер задал прямой вопрос: «Ты хочешь работать на нас?»