Поднимаю ногу и медленно веду ей по бедру Александра, а он подхватывает меня под колено и дергает на себя со стоном в губы, делая раскачивающееся движение вред. Я чувствую его горячее возбуждение через тонкий атлас трусиков и два слоя материала. Мужчина трется об меня возбужденным членом, заставляя стонать от наслаждения и невозможности получить больше. Я снова хочу ощутить его во мне. В этот раз я знаю, все будет иначе. У меня сносит крышу только от поцелуев этого мужчины. От его уверенных рук, одна из которых тянет бретельку платья вниз, потом чуть спускает чашечку лифчика и сжимает сосок. Выгибаюсь и стону громче, трусь о внушительную выпуклость на джинсах Александра, и с жадностью глотая поцелуи, которые стали еще смелее.
Кровь стучит в висках, я лихорадочно дергаю его рубашку и провожу ладонями по каменному прессу, скольжу пальцем обрисовывая линию над ремнем брюк и чувствую, как сильнее впиваются его губы в мои. Мужчину заводят мои касания, и я становлюсь смелее. Соски напряглись, прикосновения к чувствительной коже вызывают всхлипы. Я на грани. Хочется ощутить его руки ниже. Там, где между влажных складок бушует пожар. Я чувствую насколько я влажная для него. Тело не слушает разум, оно чувствует своего мужчину. Для него не существует запретов.
Александр тоже сходит с ума от желания, он теряет рядом со мной контроль, и я упиваюсь своей властью, хотя где-то на задворках сознания бьется совесть. Молоточками стучит «нельзя», но я не хочу слушать дергаю за пряжку ремня, прикусываю мужчине губу, когда не могу справиться и слышу хриплый, волнующий смех.
Я его хочу. И наплевать, что мы в рабочем кабинете, а не на кровати, внизу грохочет музыка. Я ее не слышу, только ощущаю вибрацию под ногами. Важно лишь наслаждение, которое дарят его руки, ничего нет, кроме него.
— Что ты со мной творишь? — хрипло выдыхает он и чуть отстраняется, утыкаясь лбом мне в лоб, но я уже не готова отступать, тяну за резинку его боксеры чуть вниз и касаюсь ладонями напряженного члена. Бархатная кожа, по которой скольжу пальцами. Обхватываю у основания и медленно веду вверх, усмехаясь сдержанному мату сквозь сжатые зубы. Мне нравится эта сумасшедшая власть над Александром. Такой холодный и надменный, рядом со мной он сбрасывает ледяные оковы и показывает истинное лицо.
Довожу руку, сомкнутую в кулак до головки и чуть сжимаю, поглаживаю большим пальцем уздечку и выше, размазывая по огненной коже капельку влаги.
А потом опускаю глаза вниз. Мне нужно смотреть, хочу запомнить его член, и мне нравится то, что вижу. Присоединяю к первой руке вторую и теперь скольжу двумя. Мне нравится, какой он большой напряженный со вздутыми венами и розовой головкой, которая немного пульсирует.
— Нам надо прекратить, — тихо стонет Александр.
— А ты можешь прекратить? — спрашиваю и делаю еще одно мучительно-медленное движение, зная, что мужчина хочет большего. Я дразню его намеренно.
— Нет, — хриплый стон где-то в районе уха.
Александр меня не трогает. Он стоит, опершись обоими руками у меня над головой. Дыхание из его груди вырывается с хрипом, а я начинаю наращивать темп. Между ногами пульсирует наслаждение, я мечтаю запустить в трусики руку, но тогда мне придется убрать хотя бы одну от его члена, а этого я тоже не хочу.
— Ты же понимаешь, что я кончу? — без стеснения шепчет мне на ухо совсем новый Саша, я такого не знаю, но мне нравится и он.
— Да, — отвечаю я.
— Не боишься за свое платье? Тебе ведь не во что переодеться…
Я хмыкаю и отстраняюсь, выскальзывая из его объятий, но лишь для того, чтобы стянуть платье через голову и кинуть на пол.
— Так лучше? — уточняю я, зная, что выгляжу отлично в маленький черных трусиках и простом лифе без отделки. Зато грудь он держит отменно.
— У меня сносит крышу, — признается Александр и в два шага оказывается снова возле меня. Обхватывает сзади за шею и снова толкает к двери, не переставая жадно целовать.
— Я не буду тебя трахать, — с какой-то болью в голосе выдает он и снова целует, а я вклиниваю руку между нашими телами и обхватываю его член со словами.
— Как скажешь, — сжимаю чуть сильнее и начинаю скользить кулаком по возбужденной горячей плоти, чувствуя каждую вздыбившуюся вену, подцепляя пальцем вязкую капельку и размазывая ее по головке, чтобы рука скользила легче. Он стонет мне в губы и снова грязно ругается.
— Резче, — сдаваясь, командует он, срывающимся голосом, и я послушно сжимаю и снова веду рукой вниз. Мне хочется встать на колени и взять его в рот. Желание настолько иррациональное и сильное, что сводит скулы, но страх смущение остатки здравого смысла сильнее, поэтому я продолжаю порочные движения рукой.
Сжимаю кулак чуть сильнее и понимаю, что Саша ловит мой ритм и вколачивается в мои сжатые кольцом руки. Поднимаю глаза и сталкиваюсь с его шальными серыми, подернутыми дымкой желания. Он ловит мой взгляд и впивается в губы поцелуем, толкаясь в мой рот языком в том же ритме, в котором двигает бедрами. Это так… я даже не могу подобрать слов. Порочно и крышесносно, что подгибаются ноги.
Наслаждение пульсирует, а Саша толкается так сильно и резко, что горячая головка с выступающими капельками спермы, раз за разом ударяется в мой живот. Я хочу его. Хочу до зубного скрежета, но ни за что не скажу этого. Неправильно. Я могу только двигать рукой, приближая его к разрядке.
Саша сдавлено рычит, нежно прикусывая мою губу и мощно кончает мне на живот, и я чувствую, что улетаю вместе с ним. Это еще не оргазм, но точно какое-то дикое сумасшествие, заставляющее дышать, так же тяжело и рвано, как и он.
Я отступаю, испуганно глядя на него. Вся порочная глупость содеянного, обрушивается на меня. Да и на него тоже. Саша отворачивается, поправляя штаны, и бросает мне со стола упаковку салфеток, которыми я вытираю живот. Он молчит, выравнивая дыхание. А когда поворачивается ко мне, в его глазах уже нет страсти, только сожаление и боль. Он корит себя за этот минутный порыв. И я его хорошо понимаю.
— Ты зря пришла, — выдыхает он, и я сгладываю обиду.
— Знаю.
Поднимаю платье, натягиваю его на себя и выхожу из кабинета, чтобы столкнуться в дверях с Наташкой.
— Даш… — тянет она. — Ты столько времени там была? Он тебя не съел?
— Не съел, — стараюсь отвечать безразлично, хотя мне кажется, что от меня за версту разит сексом, да и мои исцелованные губы красноречивее любых слов.
— А что как долго?
— Он по телефону разговаривал, я ждала…
— А-а-а, — тянет сестра, — а то там подружка твоя скучает.
Черт я же совсем забыла про Машку!20a90c
— Уже иду, — отвечаю Наташке и спешу пройти мимо, а сестра с задумчивым выражением лица смотрит мне вслед. Догадалась или нет?
Александр
Делаю большой глоток из бутылки. В голове ни одной мысли, только стучащая в висках кровь. Я кончил от рук маленькой засранки, как чертов подросток. Забыв даже то, что мой сын едва не погиб из-за нее же. Это девушка яд. Отрава, для моей семьи. Так почему же я не выставил ее за дверь? Почему снова сдался? Это гложет, я не привык проигрывать даже сам себе.
Я велел ей убираться, но сам же догнал и позволил случиться этому безумию. Почему я ее не трахнул? Совесть замучила? Так чем отличается подростковый недосекс от нормального траха? Почему я, идиот, на какое-то время решил, что моей совести будет так проще. Нихера. Так же фигово, как если бы у нас был полноценный секс, а еще фиговее становится от мысли о том, что дома Ник. Ник, к которому ехать не хочется, потому что я боюсь, что он решит честно сказать из-за чего, а вернее, из-за кого сел пьяным за руль и едва не разбился. Мне тупо стыдно перед собой, перед сыном и даже перед глупой девчонкой, которая летит, как мотылек на огонь.
Даша. Она везде. В моих мыслях, в мыслях Ника, в наших действиях и нашей чертовой жизни. Мне дрочила девушка, которая бросила моего сына из-за меня. Сын страдает, а я кончаю, кажется, от одного ее взгляда. И мое блядское старое эго тешит, что она хочет меня, а не его. И это так неправильно, что я терзаю себя вновь и вновь, не в силах отпустить ситуацию.