Вечер закончился в кафе в центре города. Нам подали сет из роллов и палочки в бумажной упаковке. Насладившись поздним ужином, я с удовольствием откинулась на спинку стула. Горло от громкого крика уже немного першило, но это не омрачало чувства восторга, что поселилось в душе.

— Спасибо за этот вечер, Женя. — Мужчина отвлекся от рассматривания ночного пейзажа за окном и нежно улыбнулся, протягивая вперед руку и касаясь моих пальцев. Его прикосновение теплой волной разошлось по руке.

— Это тебе спасибо. За живые эмоции, за это безумие на дороге. Серьезно. Мне это было нужно. — Я засмущалась, опуская голову и стараясь не смотреть в его сторону. Казалось, еще чуть-чуть, и я разглядела бы в нем что-то новое. То, что я пока не готова была узнать.

— А все эти машины в гараже, они твои? — решилась спросить, наконец.

— Можно и так сказать. Это автомобили местной элиты. Они часто держат их у меня. Берут по надобности.

— А тебе ничего не будет за то, что ты взял чужую машину? — испугалась я.

— Нет, конечно. — Мужчина рассмеялся. — Эта моя. Личная.

Мы еще немного пообсуждали машины и перешли на фильмы.

— Серьезно? И чем он тебя заинтересовал? — с любопытством поинтересовался Сомов.

— Форсаж первый я посмотрела очень давно. Тогда он для меня стал открытием, ведь в нем приоткрывалась тайная жизнь стритрейсеров. Этот беспредел, драки, погони, абсолютная свобода покорили меня без остатка.

Женя улыбнулся, провел большим пальцем по моей руке, переворачивая ее ладонью вверх.

— А хочешь, я тебе погадаю?

— Погадай, — тут же включилась в игру.

— Вот смотри, — Сомов наклонился вперед, рассматривая тонкие линии. — Эта, самая длинная, видишь? — он поднял глаза, удостоверяясь, что я смотрю. — Знаешь, что она означает?

— Что? — я задохнулась от огня, пылающего в его зеленых глазах.

— Что ты будешь счастлива. И любима мужчиной своей мечты.

Зря он сказал про ММ, ведь подумала-то я совершенно не о Жене. А о серьезном мужчине, водящем высокий внедорожник и возвращающемся домой к своему коту. И сразу стало как-то грустно, и сердце сжалось где-то в уголке. Обидчивое. Оно не понимала, почему я не следую его зову.

— Я думаю, мне пора домой. Проводишь? — мужчина нахмурился, но послушно поднялся и оплатил счет на кассе. Пока мы одевались, за окном началась метель. Хлопья снега раздражали усталых прохожих, что недовольно отряхивали одежду, заходя в помещение. А я, наоборот, радовалась. Ведь снег вызывал улыбку. С ним ассоциировалась чистота и легкость в моей голове. А потому, выпорхнув из кафе, я с удовольствием подставила лицо снежинкам. Дунул ветер, развевая рассыпавшиеся по плечам локоны. Убирая их с лица, заметила знакомую машину на светофоре. Вот только водителя было не разглядеть. Интересно, это он? И если он, то что здесь делает? Тем временем автомобиль продолжил свое движение, минуя перекресток и разгоняясь на пустой дороге.

Я тяжело вздохнула.

— Едем? — приблизился Сомов и взял мою ладонь в свою.

— Да.

Уже через пару минут мы оказались возле моего подъезда. Свет как всегда не горел, а потому во дворе поселился мрак. Легко поцеловав на прощание, мужчина дождался, пока я скроюсь внутри дома, и уехал, скрипя покрышками по свежему снеговому настилу.

Оказавшись дома, я первым делом направилась в ванную, смывать с себя всю косметику. Глаза от туши покраснели, и казалось, что им покоя не дают слезы. На душе почему-то было тоскливо. Печально оглядев усталую моську в зеркале, я нанесла на кожу увлажняющий крем и вышла. В коридоре стояла мама. Она хлопала сонными глазами и собирала недлинные волосы в высокий пучок.

— Голодная? — был первый ее вопрос. Я помотала головой. — Ну пошли тогда, хоть чаю вместе попьем.

— А где Сашка?

— На репетиции какой-то, скоро вернется.

В кухне я уселась на стул и откинулась головой на стену.

— Тяжелый день? — мама достала из холодильника малиновое варенье и вылила его в плошку.

— Да. Можно и так сказать.

— Проблемы с парнями? — она поставила передо мной дымящуюся кружку и уселась напротив, складывая руки под подбородок. Ее глаза будто видели меня насквозь, с легкостью прочитывая все мысли.

— Я запуталась.

— В чем же?

— Не знаю, кого слушать — сердце или разум. А еще порой кажется, что совершаю сейчас ужасную ошибку, потому что никогда не смогу по-настоящему полюбить. Мам, какого это? Как понять, что любовь пришла?

Моя мудрая родительница на миг опустила глаза.

— Я не могу тебе точно ответить, как. Но одно знаю точно: если сомневаешься, лучше отпусти. В своей жизни я делала так много раз, и еще ни разу не пожалела. — Она прикоснулась к моей руке и погладила по внешней стороне ладони. И это движение послужило для меня успокоительным.

— Ты сейчас об отце? — я облокотилась о стол и с вниманием посмотрела в родные глаза.

— И о нем тоже. Сердце было против, но разумом я понимала, что ни до чего хорошего это не доведет. И где он сейчас? Пропал. Не слышно, не видно. Наши дороги разошлись. И если бы не вы, мои дорогие, от этой связи не осталось бы и следа.

— А как же любовь? Что с ней стало?

— Настоящая любовь оставляет после себя лишь самое чудесное. У меня — это вы. И я до сих пор люблю его за это.

— Но почему именно папа, почему ты решила, что он должен стать отцом твоих детей? — Мама рассмеялась.

— Я хотела, чтобы у меня была часть него. И все. — Эта фраза застряла в моем сознании, как располневшая женщина застревает в обмалевших джинсах. Капитально.

И я всю ночь провела в размышлениях о том, а хочу ли вообще любить? Хочу ли связать свою жизнь с кем-то настолько, чтобы создать семью, обзавестись детьми. А еще представляла самые разные ситуации с двумя персонажами: Женей и Костей. И каждый раз второй побеждал. И каждый раз мне хотелось улыбаться по этому поводу или броситься в его объятия и разделить эти победы вместе. Была ли это любовь или болезненное увлечение мужчиной, который точно не будет со мной? Я не знала.

16

— Кто бы мог подумать! Ты живой! — Остап поднялся из-за стола и направился в сторону вошедшего в клуб Талого. — Дай хоть поглядеть на тебя.

— Кончай, Остап, и так тошно. — Талый скинул теплую куртку на ближайший столик и уселся рядом с ней.

— Как все прошло?

— Никак. Сомов не был удивлен.

— Ну, тогда тебе повезло, старик. Хочешь, налью чего-нибудь выпить? — Остап встал за барную стойку и наклонился к припрятанным под ней напиткам.

— Водки.

— Ого, еще же только утро.

— Скорее всего, оно последнее. — Внезапно Талый выругался и, спрыгнув со стола, направился к другу.

— Что ты натворил?

— Убил человека, Остап, убил человека. И теперь за это приходится отдуваться.

— Рассказывай давай. Может, придумаем что. — Управляющий облокотился на стойку и принялся внимательно слушать рассказ неудачливого байкера.

— В общем, я ему рассказал, как дело было. А он мне такой: "Я знал, что так будет", — перездразнил Сомова парень, — потом как размахнется, ну и вот. — Гематома под скулой явно намекала на то, как сильно был зол хозяин северной части города. Вот только Талый все еще жив…

— Ну, а пока я поднимался, он меня и предупредил, что гаражи для нас теперь запретная зона, что товар наш ему тоже больше не нужен, и вообще, он нас больше не видит, не слышит.

— А труп?

— А что труп? Ему теперь все равно. Вчера и прикопали. Все кроссы новые изгваздал. — Остап нахмурился, но говорить зарвавшемуся мальчишке ничего не стал.

— И гараж тот, где допросы проводили, сказал, закроет.

— Как вы вообще его ребят уговаривали туда приходить, не пойму.

— Скажешь тоже, уговаривали. Разок по башке — вот и все уговоры.

Талый проследил за тем, как Остап протирает бокалы и вдруг выругался.

— Костян меня убьет.

— С чего бы это?

— По-хорошему, тебе бы это не стоило говорить, но я скажу. Сомов на девку нашего шефа метит. Я их вчера видел, когда с кладбища ехал.