Поэтому он не вернулся в банк, а сразу отправился на Пироговскую набережную. До полуночи было еще очень долго. Но Айи могла приплыть раньше, снедаемая тоской по Любомиру и ожидая известия от него. В сложившейся ситуации каждая минута на вес золота, думал Игорь. Он чувствовал, что сможет перестать волноваться, только когда снова увидит Айи. Он не верил в то, что сам говорил оранжеволосой Инне о безобидности акулы. Говоря так, он скорее пытался успокоить самого себя. В действительности Игорь был уверен, что акула, какой бы она ни была, только подвернись случай, едва ли откажется перекусить человеком или даже русалкой.

Перед его мысленным взором стояла ужасная картина: хищная тварь, открыв, словно в злобной ухмылке, зубастую пасть, преследует Айи, настигает и набрасывается на нее, вода мутнеет от крови, а потом снова становится прозрачной, но в глубине не видно уже ни акулы, ни ее жертвы…

Иногда Игорю казалось, что он видит тень огромной рыбы в Неве, вдоль которой он шел. Но он всматривался и с облегчением убеждался, что ему показалось. Однако после этого он прибавлял шаг. В той же телепередаче, о которой он вспомнил в магазине, говорили, что прибрежные акулы – ночные хищники, и предпочитают охотиться за своей добычей в сумеречное время. И впервые Игорь испытал симпатию к белым ночам. Но на небе начали снова появляться грозовые тучи, предвещая погрузить Петербург во мрак. И это тревожило и даже пугало его.

Доплыть из Финского залива в Ладожское озеро можно было только по Неве. Айи знала это, потому что много раз искала обходные пути и не находила их. Из-за быстрого течения, холодной воды, отсутствия тихих заводей и водной растительности она не любила эту реку. Кроме того, почти на всем своем протяжении Нева была сильно загрязнена отходами, которые сливали в нее промышленные предприятия, построенные людьми. Берега, вдоль которых когда-то шумел дремучий лес, несущий всем жизнь, оголились и стали смертельно опасны для обитателей реки. Айи было до слез жалко осетров, которые, ведомые могучим инстинктом размножения, из года в год продолжали плыть этим гибельным маршрутом, когда приходила пора метать икру. Сама она совершала это путешествие очень редко, только когда навещала сестру. Та обитала в северной, самой глубокой части Ладожского озера, образовавшейся тысячи лет назад после падения огромной каменной глыбы с неба. Сестру звали Ийи, она была старше ее и давно уже покинула отчий водоем, переселившись к суженому. После смерти родителей сестра звала ее к себе. Однако Айи не хотела становиться ей обузой – так она объясняла сестре свой отказ. Но истинная причина была в Любомире. Ей было бы трудно, а, вернее, даже невозможно признаться сестре, что она любит лешего. Ийи не поняла бы ее и осудила. А рассказать пришлось бы, иначе как ответить на вопрос, почему она до сих пор не обзавелась семьей и даже не помышляет об этом. Долг русалки – выйти замуж и родить детей, чтобы их древний род не иссяк, подобно многим другим, канувшим в Реку Смерти. Это знает каждая русалка с юных лет. А она, Айи, пренебрегает своим святым долгом. Это позор для их семьи. Сестра старается скрывать это, но она стыдится ее. Поэтому Айи так редко навещала ее, хотя очень скучала. У Айи от природы было любящее сердце, и оно страдало, разрываясь между сестрой и Любомиром, между долгом и любовью. Но Айи не знала, как это изменить.

«Что мы не можем изменить, то надо принять», – говорила ей когда-то мать. И Айи последовала ее мудрому совету. Она продолжала любить Любомира, навещать сестру и жить в одиночестве.

После того, как накануне Айи нашла человека, который согласился передать весточку Любомиру, она решила увидеться с Ийи. Это была своеобразная сделка с собственной совестью, которая часто укоряла ее за то, что любимого она предпочитала сестре.

Ладожское озеро было холоднее Невы. Айи сразу почувствовала это и поднялась ближе к поверхности, где тонкий верхний слой немного прогревало солнце. Зато вода в озере была чище, почти прозрачной. В нем водилось много рыбы самых разных видов. Жизнь для русалок здесь была спокойной и сытной. Когда-то Ийи была такой же стройной и гибкой, как Айи, но теперь она выглядела настоящей матерью большого семейства – располнела, движения ее были суетливы, словно она пыталась сделать несколько дел сразу, глаза беспокойно следили за детьми, которые резвились в теплой прибрежной воде. Их дом находился под крутым берегом в подводном гроте, попасть в который можно было только со стороны озера. В нем было уютно и просторно. Но Айи предпочитала общаться с сестрой вне его стен. Грот казался ей слишком мрачным и подавлял ее. Смех гулко разносился по его сумрачным закоулкам, возвращаясь зловещим эхом.

Увидев сестру, Ийи искренне обрадовалась и обняла ее, радостно произнеся с укором:

– Наконец-то соизволила явиться! Дети уже и забыли, как ты выглядишь.

Но юные русалки и водяные, вопреки навету матери, не забыли Айи. Они в одно мгновение облепили ее со всех сторон и, радостно визжа, потащили подальше от берега, где можно было кувыркаться и дурачиться вволю, не опасаясь прибрежных камней и песка, поднятого со дна. Айи вырвалась и сделала большой круг, в центре которого были дети. Это была их любимая игра. Дети пытались догнать ее, а она, уворачиваясь, плескала в них водой. Волны расходились во все стороны. А потом приплыл один из старших сыновей Ийи. С гордым видом он буксировал перед собой дохлую кольчатую нерпу. Возможно, та умерла от старости или от болезни, уйдя от своей стаи, и теперь тушу носило по озеру, подгоняя ветром. Взвыв от восторга, остальные дети набросились на нее. Это напоминало игру в мяч, в роли которого выступала мертвая нерпа. Ее перебрасывали друг другу, пытались уплыть с ней подальше от остальных, тащили в разные стороны. Конец веселью положила мать. Рассерженная Ийи отобрала жуткую игрушку и вынесла ее на берег, где вместе с детьми наскоро соорудила над ней подобие гробницы из камней.

– Смерть надо уважать, чья бы она ни была, – назидательно произнесла Ийи, обращаясь к детям и одновременно с укоризной глядя на сестру, которая принимала непосредственное участие в забаве наравне с остальными. Айи смущенно опустила голову. Иногда она забывала, сколько ей лет, и что она должна служить образцовым примером для детей своей сестры. Каждый раз Ийи неуклонно напоминала ей об этом.

Но Айи не стала оправдываться и придумывать благовидный предлог для своей забывчивости, как неизменно поступала прежде, добиваясь, чтобы сестра сменила гнев на милость и снова начала ласково улыбаться ей. Сейчас все ее мысли были заняты тем, найдет ли новый почтарь Любомира и принесет ли от него послание. Поэтому на этот раз в гостях Айи пробыла недолго. Расцеловала сестру, безмолвно прося прощения, еще немного потетешкалась с ее детьми – и пустилась в обратный путь, пообещав снова навестить при первой возможности. Что-то наспех придумала, очень невразумительное, чтобы оправдаться. Ийи попробовала ее остановить.

– Задержись ненадолго, – попросила она, многозначительно улыбаясь. – Скоро вернется муж со своим другом. Это наш сосед. Он очень хороший.

– Зачем ты мне это говоришь, Ийи? – изобразила удивление Айи.

Сестра посмотрела на нее с немым упреком.

– Сама не знаю. Может быть, потому что хочу, чтобы ты была счастлива. А счастье без семьи, любящего мужа и детей, невозможно. Таков закон природы.

– Мужа только любящего? – через силу рассмеялась Айи. – А как насчет любимого?

– Стерпится – слюбится, – просто ответила Ийи. – Да и откуда тебе знать, что такое любовь? Ты еще не испытывала этого чувства.

У Айи едва не сорвалось признание с языка, но сестра опередила ее, сказав:

– Вот увидишь нашего соседа – и, быть может, полюбишь его с первого взгляда. Или со второго. Или с третьего. Главное, начни с ним встречаться. А там будет видно.

И Айи промолчала. Сестра все равно не поняла бы ее. Ведь любовь может возникнуть только с первого взгляда. А если со второго или третьего – то это уже не любовь. Или не настоящая любовь, а подделка. Но сказать такое сестре – только обидеть ее. Кто знает, с какого взгляда Ийи полюбила своего мужа. Если, конечно, полюбила, а не стерпелась с ним ради семьи и детей. Но она, Айи, ее за это не осуждает. Ведь не каждой так везет, как ей. Любомир такой один во всем подлунном мире…