– Я люблю тебя, Ийи, – сказала она. – Но не могу выполнить то, что ты хочешь. Прости меня.

– Быть может, в следующий раз? – с надеждой спросила Ийи.

Вдали послышался плеск воды. Он приближался. Вероятно, это возвращался муж Ийи. И он был не один, судя по звукам.

– Если до этого он не встретит свою истинную суженую, что я искренне ему желаю, – сказала Айи.

Она нежно поцеловала сестру, гибко изогнулась всем телом и уже через мгновение была так далеко, что не услышала бы Ийи, вздумай та что-нибудь сказать ей на прощание. Но та молчала, провожая ее грустным укоряющим взглядом…

Где-то на середине пути, у Ивановских порогов, где река делала крутой изгиб и мельчала, Айи услышала впереди себя чей-то жалобный плач. Это встревожило ее. Теперь она плыла медленно, не зная, что ее ждет за поворотом. Глубины было недостаточно, чтобы скрыться незамеченной в случае опасности. И река становилось все мельче.

То, что Айи увидела, потрясло ее. Сразу за поворотом рыбаки перегородили реку сетью, и в ней запутался детеныш акулы. На рассвете, когда Айи проплывала этот участок реки, невода еще не было. Сейчас, когда она плыла, задумавшись и не ожидая опасности, она запросто могла попасть в сеть, не успев остановиться, если бы не услышала плач и не насторожилась. Детеныш акулы спас ее от беды. Но как он сам оказался здесь, вдали от своих родных мест, она не понимала. Акулы никогда не заплывали в Неву. Даже в Финском заливе вода была неподходящей для них, слишком пресной. Акулы обитали в Балтийском море. А этот детеныш либо заблудился по малолетству и, пытаясь найти дорогу домой, только заплывал все дальше и дальше от моря, либо его кто-то преследовал, и он уплывал от смертельной опасности, не разбирая, куда плывет. Пока не попал в рыбацкие сети.

Айи огляделась, но людей нигде не увидела. Она подплыла к детенышу. Он уже совсем обессилел, и, перестав барахтаться в воде, теперь только плакал. Он задыхался в пресной воде и скоро должен был погибнуть. Айи стало жалко его. Она забыла о своей антипатии к акулам, жестоким и безжалостным хищникам, извечным врагам русалок и всех других обитателей моря. Это был детеныш, и он страдал. Она должна была помочь ему.

Айи подобрала на дне камень с острой гранью и начала резать сеть. Это было не просто, понадобилось много времени, прежде чем ей удалось задуманное. Наконец в сети образовалась дыра. И детеныш акулы мягко опустился на дно. Он уже почти не подавал признаков жизни. Айи подплыла ближе и дотронулась до его шершавого бока. Акуленыш разинул пасть и попытался схватить ее за руку.

– Эй, дурень! – воскликнула Айи. – Я спасла тебя! Что за черная неблагодарность?

Но детеныш не отвечал, глядя на нее перепуганными, почти бессмысленными глазами. В нем не было и метра длины от носа до кончика хвоста, он был еще мал, но инстинкт прирожденного убийцы был заложен в него природой, и акуленыш слепо подчинялся ему. Он снова попытался укусить Айи.

– Придется мне зажать тебе пасть, чтобы ты не поранил меня, – пригрозила Айи. – А еще лучше плыл бы ты своей дорогой и оставил меня в покое. Вот еще навязался на мою голову!

Но детеныш не собирался никуда уплывать. Возможно, он слишком обессилел или не знал дороги домой – Айи этого не могла понять. Он продолжал издавать жалобные звуки, подрагивая хвостом.

– Ну, хорошо, я тебе помогу, – сказала Айи. – Только не кусайся!

Она приподняла детеныша и слегка подтолкнула его в нужном направлении. Теперь они плыли вместе. Айи старалась не прикасаться своим телом к его грубой чешуе, но ей не всегда это удавалось. То и дело ей приходилось поддерживать акуленыша. Дотрагиваясь до него, она ощущала, как он дрожит.

Вскоре излучина реки с порванными сетями остался далеко позади, и Айи облегченно вздохнула. Она все время опасалась, что приплывут на лодках рыбаки, поставившие невод, и начнут его проверять. Увидев акулу, пусть даже крошечную, они могли забить ее веслами или всадить в нее багор. И Айи не поздоровилось бы, вздумай она защитить детеныша. Акула извечный враг не только русалок, но и людей. Только люди не столь милосердны, как русалки. Айи даже не хотела думать почему. Чтобы понять людей, надо стать человеком, говорила ей мать. А это невозможно. Так что не стоило и пытаться.

Постепенно детеныш оживал. Движение придавало ему сил. Айи знала, что акулы даже спят на ходу, потому что иначе они не могут дышать. Это было единственной слабостью акул, которой пользовались их враги косатки. Охотясь на акулу, они настигали ее и переворачивали на спину, удерживая в таком положении. Через некоторое время акула теряла силы и становилась беспомощной. Тогда с ней было легко расправиться. Это было жестокое убийство, но сами акулы были еще более жестокими убийцами, и Айи никогда не жалела их. Впервые в ней проснулась жалость, когда она услышала плач детеныша акулы. Она знала, что потом пожалеет об этом, но сейчас не могла не спасти его. Ее замучила бы совесть. Жалобный плач детеныша, которого она оставила погибать в сетях, преследовал бы ее всю жизнь.

– Надеюсь, об этом никто не узнает, – произнесла Айи, думая о сестре и ее муже. И мысленно поклялась, что сама она об этом никому никогда не расскажет.

Утешив себя этим, Айи обхватила детеныша рукой и ушла в глубину. Так было безопаснее. Теперь, миновав Володарский мост, они плыли почти по самому центру города, и их могли увидеть люди. Нева то расширялась, то снова ссужалась, меняя скорость течения, по ней сновали большие суда и маленькие прогулочные катера. Айи видела их мелькающие над головой тени. Миновав Литейный мост, где Нева была наиболее глубока, Айи испытала искушение свернуть в Большую Невку, которая привела бы ее к Сампсониевскому мосту, но переборола его. Без нее детеныш акулы мог не доплыть до Финского залива. Он уже не делал попыток ее укусить, а наоборот, прижимался к ней, будто пытаясь найти защиту. Ей приходилось быть настороже, чтобы не пораниться о его чешую до крови.

Когда они оказались в Финском заливе, детеныш окончательно пришел в себя. Он начал узнавать путь, по которому заплыл в Неву. Вместе с надеждой на спасение и возвращение домой к нему вернулись силы. Теперь уже Айи приходилось прилагать усилия, чтобы не отставать от него. Но вскоре она поняла, что уже не нужна ему. Она замедлила движение.

– Доберешься без меня? – крикнула она.

Но детеныш акулы не ответил ей. Он плыл так стремительно, что вскоре скрылся из вида.

– Вот неблагодарный, – произнесла Айи. – Мог хотя бы спасибо сказать. Одно слово – акула, пусть и крошечная!

Она повернула назад. Солнце уже висело низко над горизонтом, обложенным мрачными тучами. Прошел день, а Айи и не заметила. Вода приятно холодила разгоряченное тело. Она плыла медленно, чувствуя усталость. Но до полуночи было достаточно времени, чтобы успеть доплыть до Сампсониевского моста, и Айи не торопилась. Тем более, она не была уверена, что человек придет в эту ночь. Прежний почтарь возвращался, в лучшем случае, через несколько лун после того, как она посылала его к Любомиру. Он был стар, и ссылался то на свои болезни, то на другие причины. Айи привыкла и научилась терпеливо ждать. А что ей еще оставалось? Раньше она часто думала об этом, а потом перестала.

В этот день рыбаков на Пироговской набережной было значительно больше, чем обычно. Спустившись по каменным ступеням мимо бывшего речного причала, Игорь с независимым видом достал свой спиннинг и закинул леску в воду. Поплавок закачался на волнах. Но Игорь не смотрел на него. Он не собирался ловить рыбу. Спиннинг был нужен ему для того, чтобы он мог долгое время находиться на набережной, не привлекая к себе внимания. Праздношатающийся турист или горожанин рано или поздно бросится в глаза, думал он. А рыбаков никто не замечал. Они были привычным явлением городского пейзажа и оттого как будто невидимы.

Однако другие рыбаки заметили появление новичка. И это было не удивительно. Мало кто из них одевал на рыбалку строгий классический костюм, да еще и с галстуком, украшенным золотой булавкой. Вероятнее всего, никто и никогда. Игорь забыл зайти домой и переодеться, так его взволновало известие об акуле в Неве. Но теперь было уже поздно, и он, чувствуя себя белой вороной, терпеливо сносил удивленные взгляды прохожих и презрительные усмешки рыбаков. А потом перестал их замечать, углубившись в свои мысли.