У Иды, к сожалению, не было людей, которые бегали бы за ней на задних лапках и помогали бы «переключиться». Клевер и его видео настроение тоже не особо подняли. Что она могла ему написать? Да ничего в общем-то. Настроение не то, да и, в отличие от него, своей рожей светить Ида не собиралась. Так что просто проигнорировала сообщение.

Уже уложив Триш, Ида полезла на сайты знакомств, чтобы наконец выплеснуть свой гнев. Один собеседник звал её в парк, на что она ответила, что по паркам с незнакомыми мужчинами не ходит. Завязался целый спор, в результате которого Ида обозвала незнакомца маньяком, а он поставил ей диагноз, мол, её в детстве изнасиловали в парке, и поэтому она боится мужчин. В результате чего, конечно же, был отправлен в чёрный список по причине непробиваемой тупости.

Затем был парень, который предлагал попить кофе в парикмахерской, где он работает уборщиком. Якобы там очень хорошая кофемашина, и у него есть ключи. Но Ида как-то не оценила идею пить кофе в пустой парикмахерской.

Следующим под головомойку попал совершенно безграмотный мужчина, которого Ида поправляла в каждом сообщении, испытывая при этом какое-то странное, почти фанатичное удовольствие. И доисправлялась настолько, что была послана в филологический ад, а затем ещё и заблокирована. Так что, увы и ах, но исправить ошибки в слове «филологический» она не смогла, как и объяснить разницу между адом и ядом.

Потом ей попался вдовец с двумя близнецами, мать которых умерла при родах. Тот сходу начал спрашивать у неё советы по подбору подгузников и как справиться с потничкой. Видите ли, зелёнкой он их мазал, в марганцовке купал — дети все фиолетовые и выглядят так, словно их били палками, аж прохожие задают вопросы, — а потничка так и не прошла. Ида пожалела мужчину и дала ему Люсин номер. Глядишь, поможет. Однако дальнейший диалог так и не сложился: ему срочно нужно было бежать к детям.

Ида переключилась на следующего собеседника. И тут она отожгла, так сказать, по полной. Ей попался парень, который ну очень хотел быть чьим-то рабом. Скорее всего, он имел в виду интимный план, но Ида выкрутила всё так, что готова взять его, как домработника. Ну, полы помыть, полочку прикрутить, кран починить. Глядишь, и Люсе бы полегче стало. Увы, парню такая идея не понравилась, и он принялся отнекиваться.

Ида как раз писала: «Рабу слово не давали», — когда на экране высветился звонок и приложение схлопнулось. Высветилась надпись «Дедуля» и три сердечка. Сама бы Ида Савельева так не записала, но Триш уже немного разбиралась в буквах, а ещё любила болтать по телефону с дедушками. Так что в списке контактов Иды были «Дедуля» с сердечками и «Дедуля» с жабами.

Ида устало вздохнула и ответила на звонок. Голос Савельева в трубке был усталым и сухим. Он тоже не здоровался с Идой, но ту это совершенно не расстраивало — Илья Дмитриевич говорил лишь по существу, не растрачивая время на ненужные сантименты.

— Триш уже спит?

— Да, — ответила Ида и, подойдя к открытому окну, закурила.

— Я только с операции, — всё так же устало пояснил мужчина.

— Я так и подумала, — кивнула Ида.

Савельев был хирургом. Лучшим в их городе, и, как бы странно это ни звучало, работал в обычной областной больнице. Возможно, это потому, что он в деньгах особо и не нуждался. Состояние их семьи переходило от отца к сыну: усадьбы, огромные поля, сдаваемые под аренду и целые агрокомплексы, на которых выращивались различные сорта круп. То, что создавалось поколениями и продолжало приносить деньги семье, формально принадлежало Савельеву, но на деле содержанием всего этого занимались наёмные рабочие. Дед Триш называл это разумным распределением сил, времени и финансов.

— С Дорой я поговорю и решу вопрос. Больше такого не повторится.

Сухо, чётко и по факту, никаких лирических отступлений. Ида даже первое время удивлялась, как такой, казалось бы, совершенно безэмоциональный человек может быть так искренне нежен и радушен с ребёнком. Ведь, если быть совершенно честной с самой собой, при первой встрече Ида даже испугалась его чрезмерной рациональности и холодности. Перестала же она его опасаться, когда впервые увидела, как он самозабвенно воркует с ничего не понимающей малышкой так, словно она маленькая взрослая.

— Спасибо, — девушка выпустила струйку дыма в окно.

— У меня в сентябре отпуск. Ты же привезёшь малышку?

Иде почудилось, или в его голосе были сомнения? Словно он думал, что меркантильная женщина способна из личной обиды отнять у него ребёнка. Возможно, Ида и удивилась бы, если бы не знала себя и не понимала, что на волне негативных эмоций вполне могла бы так поступить. Потом, скорее всего, одумалась бы, но скорее из-за тех самых меркантильных идей, чем из-за родственных чувств.

— Конечно. На следующей неделе я поеду к родителям и завезу Триш к вам. Она очень этого ждёт.

— Я тоже, — в голосе мужчины послышались и облегчение, и улыбка. — Спасибо.

— Пустяки. Всё же мы семья, — Ида и сама не знала, верит ли в свои слова, но с Савельевым-старшим это хотя бы отдалённо могло быть правдой.

— Мы могли бы съездить на море, — неожиданно предложил Савельев. — Триш там ещё не была.

— Я подумаю, — уклончиво ответила Ида, удивившись такому предложению. Триш и правда никогда не выбиралась на пляж.

— Хорошо, — ответил тот и положил трубку, не попрощавшись. Как и всегда. Этой своей привычкой Илья Дмитриевич немного напоминал Серёжку, постоянно вызывая у Иды улыбку. Возможно, именно из-за этой аналогии с другом детства она и относилась к деду Триш с большим пониманием и теплом, чем к его жене.

Ида ещё долго сидела на подоконнике и курила сигарету за сигаретой, пока за окном не забрезжил рассвет, осветив старые крыши. Тогда девушка вновь достигла внутреннее равновесие.

Прежде, чем пойти спать, она всё же написала Дару:

«Я покараю тебя за твою измену. Ходи и оглядывайся!»

Боги, когда-нибудь я возьму отпуск, уеду в леса, вырою себе землянку и, как медведь, впаду в спячку. Только боюсь, и там мне не будет покоя.

Меня разбудили телефонные звонки. Настойчивые такие. Кто-то звонил и звонил, явно не понимая, что если человек не берёт трубку в десятый раз, то он занят. В конце концов я просто накрыла телефон подушкой и продолжила спать.

Только поспать мне суждено было недолго. Потому что вскоре начали не просто звонить во входную дверь, а ещё и зло барабанить по ней кулаком, словно от того, попадут они в квартиру или нет, зависела чья-то жизнь.

С горем пополам разлепив глаза и таки взяв телефон в руки, я поняла две вещи: во-первых, спала я не больше двух часов, а во-вторых, баснословное количество непринятых звонков было с незнакомого номера. Моему сонному мозгу никак не удавалось сложить всю картину воедино, а тут ещё и нескончаемая жуткая какофония звуков не давала сосредоточиться на чём-то одном.

Отчаянно чертыхаясь, я всё-таки вылезла из кровати и потопала открывать, готовая устроить если не словесный армагеддон, то маленькие квартирные Помпеи.

Нине, которая с опаской выглядывала из Даровой спальни, я махнула рукой, чтобы не отсвечивала. И, наверное, вид у меня был устрашающий, раз уж она быстренько ретировалась.

Однако устроить скандал не получилось: сложно кричать на человека, который покупал тебе в детстве конфеты и отмазывал перед матерью за детские шалости. Да, на лестничной клетке стоял наш сосед по этажу дядя Женя. Нервный такой и явно куда-то очень торопящийся.

– Дрия, наконец-то! Я на работу опаздываю, а ты меня подпёрла! Я звоню-звоню, а ты никак трубку не берёшь! Можешь машину отогнать? – обрисовал ситуацию сосед, и вот тогда всё встало на свои места.

После этих слов меня накрыло дичайшим чувством вины, и я, извиняясь чуть ли не на каждом шагу, как была – в пижаме, пошла отгонять машину. А дядя Женя лишь отмахивался, мол, с кем не бывает, и поторапливал.