Они уселись за маленький, заваленный журналами стол у окна и стали скрупулезно изучать каждый предмет. Линли просмотрел россыпь периодических изданий, Сент-Джеймс поднял крышку чайника на позабытом утреннем подносе и поразмыслил над прозрачной пленкой, образовавшейся на поверхности жидкости, а Макаскин отбивал карандашом стаккато по своему ботинку.

– У нас два провала во времени, – сказал Сент-Джеймс. – Двадцать минут, или чуть больше, между обнаружением тела и звонком в полицию. Затем, насколько я понимаю, почти два часа между звонком в полицию и ее прибытием сюда. – Он обратился к Макаскину: – Значит, ваши криминалисты не успели как следует осмотреть комнату – до того, как позвонил ваш главный констебль, приказавший вам вернуться в управление?

– Совершенно верно.

– Так пусть действуют сейчас. Можете им позвонить, если хотите. Хотя я не жду от этого особых рельтатов. За то время сюда могли подложить сколько угодно фальшивых улик.

– Или удалить, – уныло заметил Макаскин. – у нас есть только слово лорда Стинхерста, что будто бы он запер все двери и ждал нас и ничего больше не предпринимал.

Это замечание задело Линли. Он встал и, не говоря ни слова, подошел сначала к комоду, затем к шкафу и туалетному столику. Макаскин и Сент-Джеймс смотрели, как он открывает дверцы, выдвигает ящики и заглядывает под кровать.

– Сценарий, – сказал он. – Ведь они приехали сюда, чтобы поработать над сценарием. Джой Синклер была автором. Так где же он? Почему нет никаких листков или блокнотов? Где все копии?

Макаскин вскочил.

– Я сейчас узнаю, – выпалил он и в то же мгновение исчез.

Не успела за ним закрыться одна дверь, как открылась другая.

– Мы готовы, – сказала сержант Хейверс из комнаты леди Хелен.

Линли посмотрел на Сент-Джеймса. Тот стянул перчатки.

– Честно говоря, в бой я не рвусь, – признался он.

Леди Хелен никогда по-настоящему не задумывалась над тем, насколько ее уверенность в себе связана с ежедневной ванной. Когда же ее лишили этой немудреной роскоши, ее до смешного одолела жажда искупаться, но и в этой малости ей было отказано сержантом Хейверс по очень простой причине:

– Простите. Я должна находиться с вами и полагаю, что вы вряд ли захотите, чтобы я терла вам спину.

В результате она чувствовала себя очень подавленной, словно ее заставили носить чужую кожу.

По крайней мере, они достигли компромисса по поводу макияжа, хотя, приводя в порядок лицо под неусыпным наблюдением детектива-сержанта, леди Хелен ощущала себя каким-то манекеном на витрине. Это чувство все возрастало, пока она одевалась, натягивая первые попавшиеся под руку вещи, даже не задумываясь, что это и как это будет на ней смотреться. Только ощущала прохладную скользкость шелка или шершавое прикосновение шерсти. Но что это были за вещи, сочетались ли они между собой по стилю и по цвету или безнадежно губили ее внешний вид, она сказать не могла.

Все это время она слышала в соседней комнате голоса Сент-Джеймса, Линли и инспектора Макаскина. Они говорили, не повышая голоса, однако она явственно их слышала. И поэтому отчаянно пыталась придумать объяснение тому (а они обязательно ее спросят – это уж как пить дать), что ночью ей не удалось услышать ни одного звука из комнаты Джой Синклер. Она все еще изобретала достойный ответ, когда сержант Хейверс открыла вторую дверь, чтобы впустить в комнату Сент-Джеймса и Линли.

– На кого я похожа, Томми, – оборачиваясь, сказала она с бодрой улыбкой. – Поклянись всеми портновскими богами, что никогда никому не расскажешь, как однажды в четыре часа дня на мне были халат и шлепанцы.

Не отвечая, Линли остановился у кресла с высокой спинкой и узорчатой обивкой, сочетавшимся с обоями в комнате – розы на кремовом фоне. Кресло развернутое под углом, стояло в трех футах от двери. Линли почему-то довольно долго разглядывал его, затем нагнулся и достал из-за кресла черный мужской галстук, после чего со спокойной решимостью положил его на спинку. В последний раз оглядев комнату, он кивнул сержанту Хейверс, которая открыла свой блокнот. После этого все реплики, заготовленные леди Хелен, чтобы пробиться сквозь профессиональную сдержанность Линли, с которой она столкнулась в библиотеке, вмиг стали бессмысленными. Он выиграл. Через мгновение леди Хелен увидела, как он собрался это использовать.

– Сядь, Хелен. – Когда она выбрала себе другое место, он сказал: – К столу, пожалуйста.

Как и в комнате Джой Синклер, стол располагался в эркере, шторы были раздвинуты. За окном быстро темнело, и в стекле отражались и призрачные тени, и золотые полоски света от лампы на ночном столике. Снаружи окно покрывала паутина морозного узора, если приложить ладонь к стеклу, то ощутишь жгучий холод, как от настоящей пластины льда.

Леди Хелен подошла к одному из стульев. Восемнадцатый век, обивка еще не выцвела, на гобеленовой ткани изображено что-то мифологическое.

Леди Хелен приготовилась тут же узнать молодого человека и похожую на нимфу женщину, которые тянулись друг к другу в пасторальной сцене, сам Линли наверняка уже узнал. Но она никак не могла сообразить, был ли это Парис, жаждущий награды после своего суда, или это был Нарцисс с тоскующей нимфой Эхо… Впрочем, в настоящий момент ее это не особенно занимало.

Линли тоже сел за стол. Его взгляд медленно изучал то, что на нем стояло и говорило само за себя: бутылку коньяку, переполненную пепельницу, дельфтское блюдо с апельсинами, один начали чистить, потом бросили, но его кожица все еще источала слабый запах. Линли впитывал все это, пока сержант Хейверс придвигала стул от туалетного столика, чтобы сесть вместе с ними, а Сент-Джеймс медленно обходил комнату.

Сотню раз до этого леди Хелен видела Сент-Джеймса за работой. Она знала, насколько он въедлив и педантичен. И все равно, наблюдая знакомую процедуру, на этот раз затронувшую ее, она почувствовала, как напряглись все ее мышцы. Он осмотрел сверху комод и туалетный столик, потом шкаф и пол. Это попахивало насилием, и, когда он откинул покрывало с ее незаправленной постели и задумчиво осмотрел простыни, выдержка оставила ее.

– Бог мой, Саймон, неужели это действительно необходимо?

Никто ей не ответил. Но и молчания было достаточно. Мало того, что ее почти девять часов держали взаперти, как обыкновенную преступницу, теперь они собираются допрашивать ее – словно их троицу не связывают годы боли и дружбы. Леди Хелен ощутила злобу, которая, как опухоль, росла внутри. Только бы не сорваться… Взгляд леди Хелен переместился снова на Линли, и она изо всех сил старалась не обращать внимания на грузные шаги Сент-Джеймса у нее за спиной.

– Расскажи нам о вчерашней ссоре.

Леди Хелен опешила, так как была уверена, что первый вопрос Линли будет связан с комнатой. Столь неожиданное начало застало ее врасплох, на что он, без сомнения, и рассчитывал.

– Я бы рада. Но мне известно только одно: все началось из-за пьесы, которую писала Джой Синклер. Они с лордом Стинхерстом страшно разругались из-за нее. И Джоанна Эллакорт была в гневе.

– Почему?

– Насколько я могла уяснить, пьеса, которую Джой привезла для прогона в эти выходные, разительно отличалась от того варианта, на который все подписывали контракты в Лондоне. Джой действительно объявила за ужином, что внесла кое-какие изменения, но, очевидно, изменения были гораздо более существенными, чем кто-либо ожидал. Жанр остался прежним – детектив, но в остальном он мало напоминал предыдущий вариант. Из-за этого и разразился скандал.

– Когда все это случилось?

– Мы собрались в гостиной для читки сценария. Не прошло и пяти минут, как началась ссора. Это было так странно, Томми. Они едва начали, когда Франческа – сестра лорда Стинхерста – буквально вскочила на ноги, словно это был самый жуткий в ее жизни шок Она принялась кричать на лорда Стинхерста, что-то вроде: «Нет! Стюарт, останови ее!» – а затем метнулась вон из комнаты. Но то ли ее покачнуло, то ли у нее потемнело в глазах, короче, она врезалась прямо в огромную антикварную горку и разнесла ее на куски. Не представляю, как ей удалось не раскроить на куски себя, но как-то удалось.