Этна улыбнулась в ответ, но взгляд все еще был потерянным. Наставница быстро и громко свернула пергамент в трубочку, будто от этого действия зависела вся ее дальнейшая жизнь. Будто тем самым могла избавиться от слов, что таились на бумаге вот уже не первый год и даже не первое столетие.

В читальне повисло тяжелое молчание. И оно не нарушилось даже когда Калисто протянула Этне руку, помогая подняться с удобного кресла, уводя ее прочь из комнаты, задувая свечи. Между ними двумя будто разверзлась пропасть после недомолвок и лжи, которую обе распознали в словах друг друга, но не захотели лопать этот мыльный пузырь. И если одна лгала, потому что однажды пообещала хранить секрет, то какая причина у другой?..

Калисто и не думала возвращать девушку обратно на праздник. Вместо этого она повела ее в другое крыло, туда, где были комнаты целителей. Может это и было правильно, ведь у обеих пропало всякое настроение и желание отмечать столь долгожданный праздник. Отворив одну из дверей, наставница махнула рукой внутрь комнаты и Этна, будто коза на веревке, шагнула внутрь. Спальня была почти что такой, как и в ученическом доме. Только больше и ее широкое окно выходило на сторону густого и спящего леса. На прикроватной тумбе стояла одинокая свеча, разгоняя мрак, судя по количеству восковых слез ее зажгли с начала праздника, не раньше. Просторная кровать была заправлена, в ее изножье стоял резной деревянный сундук. Около окна стояло мягкое кресло, а рядом – небольшой стеллаж, на котором стояли любимые книги девушки. В ее прежней комнате их попросту было негде хранить и приходилось оставлять их в читальней, но здесь им нашлось место. На против был туалетный столик с зеркалом, тазом, кувшином, полным воды и мягким полотенцем. Рядом с полотенцем лежал гребень Этны, а возле него льняной мешочек. Кто-то, вероятнее всего сама Калисто, перенесла вещи своей подопечной в ее новую комнату, решив обустроить ее и таким образом помочь с небольшим переездом.

– Небольшой подарок от меня в честь праздника… Доброй ночи, Этна, – кинув короткий взгляд на юную целительницу, Калисто сжала ее плечо и, развернувшись, ушла. Ее шаги тихо отдавались в коридоре, а после послышался звук закрываемой двери.

Этна закрыла дверь в свою новую комнату. Она все еще не отошла от странного воздействия, которое оказал на нее юноша. Ей казалось, будто весь мир замедлился и ужасно тормозил перед ее глазами, расплываясь в свете слабых огней. Она никогда не лгала Калисто. Никогда и ни в чем. Белая волчица, да она ей почти как мать! Но в этот раз… Сама не понимала, почему умолчала о приходе чужака, который дал странный пергамент и заставил прочесть не менее странные строки, которые до сих пор звучали в голове. Это было страшно, хотя она не понимала, почему. И это незнание пугало еще больше.

Заставив себя отмереть, Этна подошла к туалетному столику, беря небольшой мешочек и развязывая его, со всей осторожностью высыпая его содержимое на ладонь. Там оказалось украшение на шею, представлявшее собой кожаный шнурок, соединенный посередине медный кольцом, с которого свисало красивое иссиня-черное перо с белыми прожилками, украшенное вначале белой бусинкой и простые серьги с такими же бусинками и перьями, которые казались мягкими на ощупь. Очень милый подарок со стороны Калисто, а Этна даже не поблагодарила ее за это. Сняв перчатки, она прикоснулась к серьгам, подушечками пальцев водя по мягким темным перышкам – легким и нежным.

Оставив подарок лежать на мешочке, молодая целительница сняла венок со своей головы, вдохнув аромат цветов и ягод, унося его на узкий подоконник, прежде чем вернуться к зеркалу, чтобы распустить волосы, которые успели слабо завиться от такой прически, густыми локонами падая на некрасивое лицо. Расчесав те гребнем и кинув на себя быстрый взгляд, Этна переоделась в свою ночную сорочку, благодаря наставницу за то, что перенесла все ее вещи в новую комнату.

Устроившись на своей кровати, она задула свечу, погружая комнату в густой мрак. Закрыла глаза и быстро погрузилась в сон.

Опаляющая боль. Быстрая, но горячая. Голоса. Множество голосов.

Этна.

Этна.

Делайте, что хотите.

Никто не должен узнать о ее рождении.

Все тело ноет. Болит. Жжет. Глаза крепко закрыты. Она спит. Крепко. Ни одну ночь. Ни один день. Спит, но слышит. Слышит, но не понимает. Горит, но не сгорает.

Что нам с ней делать?

Убить.

Мы не можем ее убить.

Она не должна узнать. Мы не скажем.

У б и т ь .

И проснется Спящая, дочь огня и той, что утаила ее рождение. И выпустит силу свою она на континент. И не будет пощады всем от огня ее и даже вода не сможет помешать ей возвратить Смерть в дом родной.

Маленькое дитя объято огнем. Спит спокойно в жарком пламене, оберегающем ее будто чрево матери. Спит не первый восход трех светил. Вокруг хлопочут люди. Множество людей. Часть из них носит волчьи маски, скрывающие лица. Они говорят. Много и долго. Они спорят. Громко и упрямо. Они действуют. Бесполезно и напрасно.

Ее огонь, ее защиту, пытаются потушить. Но вода бессильна против огня, оберегающего младенца. Она с шипением испаряется, встретившись с пламенем, который объял малышку, но не объял покрывальце, на котором она спала. Слышны молитвы. Тихие. Полные ужаса. Просящие защиты. Взывающие к Матери.

У б и т ь .

Этна!

Этна?

Много раз луны и солнца сменяли друг друга на небосводе. Маленькая девочка спала. Ни разу не открыв глаза. Ни разу не заплакав. Ни разу не поев и ни попив. Но она росла. Крепла. Будто что-то питало ее изнутри.

Но когда все утратили надежду, не зная, что делать с этим проклятьем, она распахнула лисьи глаза. Черная радужка сливалась с расширенным зрачком. Она видела все. Молодых и старых. Добрых и злых. С открытыми лицами и волчьими масками вместо них. И тогда она заплакала. Закричала. Жадно глотая воздух и всхлипывая. Дергая маленькими ручками и ножками. Смоляные волосы разметались по ее лицу. И тогда все заметили. И взмолились.

Милостивая Мать, защити, помоги.

Они болели. Жгли нежную кожу. Вереница отвратительных, розовых и воспаленных следов от огня. Они тянулись по всему телу, опутывая его, будто паутиной. Единственное напоминание об угасшем огне.

Убивать дитя было поздно.

Слишком поздно.

Все это понимали.

Этна в ужасе закричала, подрываясь на кровати и распахивая глаза, полные ужаса и горячих слез. Сердце бешено билось за решеткой ребер, волосы и ночная сорочка были влажными от холодного пота. Сжимая пальцами одеяло, она пыталась осознать, что это был за ужасный сон, полный разных голосов, странных и далеких, но, кажется, до боли знакомых людей. А еще там был он… Тот странный текст, что она прочла на пергаменте. Что ее заставили прочесть. Тот странный незнакомец, из-за которого внутри все будто бы тормозилось вечером.

Теперь, пытаясь привести мысли в порядок после кошмара, молодая целительница постаралась переключиться на странного пришельца и на то, что вчера случилось. Он навевал страх, но при этом не был ужасен. Но то, что она вчера видела… яркое свечение, ореол… так странно. И пугающе. Поэтому она солгала Калисто, слишком была напугана, чтобы рассказывать о незапланированной встрече и о том, как буквально потеряла над собой контроль, повинуясь лишь чужим приказам. А еще она будто была в каком-то коматозе вчера, не могла мыслить здраво и это было еще одной причиной ее лжи. Но наставница тоже была напугана, не меньше нее, когда увидела пергамент. Что ее так испугало? Вряд ли невинная древняя шутка про соню. Такие вещи не пугают. Но почему она не призналась, почему промолчала и солгала в ответ?