Жену я перестал интересовать, и она ушла, оставив мне Маргариту, настоящее сокровище, свет моей жизни! И сейчас я так ясно осознаю, что она значила для меня! Она была единственным источником любви, которая давала моей душе возможность интуитивно ощущать истину внутри меня, тогда как мой интеллект, терзаемый муками сомнений, искал её всё время где-то во внешнем мире.
Я нравственно и физически страдал, но не мог бросить исследования! Я – учёный по призванию! Мне необходимо было продвигаться дальше, даже ценой собственной жизни. Я начал лихорадочно искать выход. Но Мортон! Он был спокоен. Казалось, даже счастлив. Странно, но он почему-то не замечал или не хотел замечать разительных перемен в моей внешности! И однажды я понял почему!
Ужасная догадка пронзила мой утомлённый мозг, влетев в него, как молния – в стог сена. Во мне всё словно зажглось, затрепетало огоньками не испытанной доселе ярости! Губка – это не что иное, как хрононотрансфер! А Мортон – тот самый учёный, появление которого я предполагал и так боялся! Вот накаркал! Словно мысли мои подслушал сам дьявол! Словно я так громко думал, находясь в Н-ске, в своей лаборатории, что слышно было аж в Бухаресте! Чертовщина какая-то! Небывальщина! Не спрашивать же у этого заграничного профессора, что на самом деле ему здесь надо и с какой целью он протащил в мою лабораторию это своё изобретение?
После этого вопроса, который я в отчаянье задал самому себе, я же сам себе на него и ответил. Мортон хочет возобновить исследования, он намерен вынудить меня стать его компаньоном! И если я всё-таки не соглашусь, он пойдёт на шантаж. Его расчёт верен: вместе мы, действительно, могли бы перевернуть мир! Два таких гениальных умища! Но только один – хищника, другой – страдальца за род человеческий! Не выйдет, Мортон! Не выйдет! Я чувствую, ты уготовал мне смерть. Но пусть я лучше попаду в цепкие её когти, чем стану могильщиком человечества!
И следом я подумал, что надо уничтожить хрононотрансфер Мортона. Но как? Я не знал его свойств: спалит ли эту дьявольскую штуку огонь или только придаст ей силы; растворит ли её кислота? У меня не было адекватного противоядия. И я не мог рисковать, тем более что верил: зло порождает зло! А гений и злодейство – как известно – вещи несовместные!
Из моих изысканий я знал, что только состояние любви или вдохновения могут остановить истечение моих собственных частиц времени! И тогда хрононотрансфер перестанет накапливать и переносить мою жизненную силу Мортону. Я уже готов был стать христианским проповедником, убеждающим людей пребывать в любви и заниматься только любимым делом, черпая вдохновение в недрах собственной бессмертной души! Я знал, что теоретически это был единственный путь спасения человечества от любых видов хрононотрансферов. Но исторически, эволюционно страх перед исчадием ада более понятен людям, чем любовь; поэтому они выбирают страх, а это значит, – становятся лёгкой добычей этих дьявольских вампирских приспособлений.
Я понимал это как биолог и психолог, тем более, находясь в тисках подобного выбора: бояться привычнее, чем любить! Страх – животное начало в человеке. Концентрироваться на страхе легче, чем на любви. В последнем случае, требуется проявление чисто человеческих качеств: сильной воли и убежденности, что лишь это единственно правильный выбор, а животная привычка безвольно скатываться в страх ведёт к смерти, а не к выживанию homo sapiens’a!
Но если Иисус проповедовал любовь как путь к вечной жизни и не смог всех убедить, то кто такой я, какой-то профессор Грымов, кричащий вслед за Христом: «Люди, когда вы боитесь, хрононотрансферы высасывают из вас частицы времени, и вы теряете жизнь! Любите, люди, и тогда вы не позволите своим хрононам покидать пределы ваших тел. Вы остановите старение и обретёте жизнь вечную! Иисус, призывая любить, был прав!» Поверят ли они мне, простому смертному, уж если не поверили бессмертному Сыну Божьему? Веру надо иметь. В этом я убеждён. Она именно тот привратник, что открывает двери сердца навстречу золотому потоку небесной любви, защитнице рода человеческого!
Мысля в горячке всё это, я отдавал себе отчёт в том, что в какой-то точке моего сознания стирается грань между научным способом мышления, с его императивом всё доказывать, и верой, отрицающей всяческие доказательства. И обе они, и наука, и вера, когда так парадоксально органично дополняют друг друга и сливаются в единое целое во мне, становятся самым адекватным на Земле руководством по сохранению человеческой жизни. И это я осознал каждой клеточкой своего тела, только тогда, когда все они будто в один голос стали умолять меня о жизни, источая, словно слёзы, частицы своего драгоценного времени под влиянием страха перед непознанным дьявольским источником смерти, с которым мне волею обстоятельств ежедневно приходилось сталкиваться.
Мне необходимо было действовать. И я решил сделать немыслимое, цена которому – международный скандал и крах моей карьеры учёного. Я отдавал себе отчёт в том, что последствия моего отчаянного поступка дискредитируют не только моё доброе имя в глазах научной общественности, но и доброе имя всего Н-ского университета! Но для меня это было ничем по сравнению с той незримой опасностью, которая исходила от «метеоритной губки», находящейся под контролем Самаэля Мортона! Я воспользовался неведением румынского коллеги, который всё же не был в курсе моих исследований частиц времени. Он не имел информацию о том, известно ли мне «противоядие» от воздействия хрононотрансферов. Все его беспомощные, плохо завуалированные попытки дознаться, в каком направлении я вёл свои секретные исследования и вёл ли их вообще, всякий раз терпели фиаско, наталкиваясь на иронию, которая щедро излтваясь из моих уст, выставляла посмешищем того учёного, который мог всерьёз относиться к подобным утопическим идеям.
Заставив Мортона на какое-то время, как мне показалось, поверить в моё научное безразличие к теме «частиц времени», я выждал, когда мой румынский коллега без опаски начнёт оставлять меня «один на один» со злосчастным губчатым хрононотрансфером. И вот подходящий момент настал. Ранним воскресным утром я упаковал «метеорит» в контейнер и отнёс его … в храм Архистратига Михаила в надежде, что батюшка примет это исчадие ада в Божью обитель, дабы обезвредить его и спасти миллионы жизней. Отче оказался человеком широких взглядов и после продолжительной беседы согласился сокрыть от мира столь опасный предмет, дав обет молчания пред ликом Христа Спасителя.
Мы поместили хрононотрансфер Мортона в серебряную купель со святой водой под иконой Архангела Михаила, предводителя святого ангельского воинства, и, кроме того, окружили купель свечами, зажжёнными во здравие рода человеческого. Я предупредил отца Деметрия, что буду время от времени приходить в храм и наблюдать за размерами хрононотрансфера.
Я покидал церковь Святого Михаила с мыслью, что, быть может, напрасно рассказал духовному лицу о существовании подобного рода аппарата, грешным делом беспокоясь о нечистоплотности батюшки. Но! У меня не было иного выбора! Я не спал всю ночь. В понедельник на заре стремглав прибежал туда, где оставил опасное орудие смерти, и… к моей великой радости, всё было на месте. После замеров оказалось, что хрононотрансфер не увеличился ни на долю микрона! Я торжествовал, сознавая, что на правильном пути!
Наполняющая храм энергия любви, действительно, создаёт непреодолимую препону между телами прихожан и переносчиком частиц времени! Эта светлая, лёгкая энергия блокирует истечение хрононов из живых клеток, и машине смерти оказывается просто нечего переносить и аккумулировать! Гипотеза о свойствах частиц времени для меня переросла в теорию, получившую теперь самое веское эмпирическое доказательство!
После того как я выкрал из лаборатории государственного научного учреждения «метеорит, редчайший образец, представляющий для мировой науки исключительную ценность», да ещё собственность иностранного университета, мне оставалось только бежать и скрываться. Но куда можно было скрыться?! Я не мог уехать из Н-ска и оставить вне поля своего наблюдения злополучный хрононотрансфер! Кроме того, у меня на руках оставалась дочь-семиклассница, которая с некоторых пор росла без материнского участия. А потом Мортон! Я должен был быть в курсе его изысканий в моей лаборатории, ведь у него мог оказаться ещё один или несколько хрононотрансферов! Итак, мне необходимо было держать ситуацию под контролем, находясь инкогнито в Н-ске.
